Умаляйся во всем перед людьми и будешь выше правителей века сего. Смиряйся и увидишь славу Божию в себе, ибо где прорастает смирение, там изливается слава Божия. Если ты действительно подвизаешься в смирении, Бог прославит тебя перед всеми людьми. Если в сердце твоем будет смирение, то и в твоем сердце Бог явит Свою славу. Откажись от своих притязаний, научись их презирать и удостоишься чести от Бога. Возненавидь славу, чтобы удостоиться уважения. Когда человек гонится за почестями, они бегут от него. А кто бежит от почестей, за тем почести сами гоняются, и он становится провозвестником смирения. Если презираешь себя, чтобы Бог тебя почтил, Бог явит тебя всем. Если ты поистине вменяешь себя ни во что ради Бога, Бог повелит всем Своим творениям хвалить тебя. Перед тобой откроется дверь славы Твоего Создателя, и творения восславят тебя. Ибо ты теперь живешь по образу и подобию Божию. Если человек просиял добродетелями, то пусть он невзрачен с виду, но жизнь его светла, ведение премудро, а помысел мирен. Но видел ли кто — нибудь такого человека?
8. Из ОтечникаБрат спросил старца:
— Может ли человек стать безумным ради Господа?
— В одном монастыре, — ответил старец, — был весьма юный послушник. Его отдали в послушание опытному старцу, чтобы тот растил его и учил страху Божию. Старец сказал ему:
«Чадо, если кто — нибудь оскорбит тебя, благослови его. Если сядешь за трапезу, не бери лучшие куски. Если придется выбирать одежду, то предпочти плохую, а не хорошую».
«Разве я безумный, что ты велишь мне так поступать?» — спросил юноша.
— Я потому велю тебе поступать так, чтобы ты стал безум ным ради Господа, дабы Он умудрил тебя», — назидательно сказал старец, тем самым показав ему, что именно должен делать человек, чтобы стать безумным ради Господа.
2. Авва Даниил рассказывал об авве Дуле, что первые сорок лет тот провел в киновии, затем безмолвствовал в Скиту. Почитаемый среди великих отцов, Дула позднее говорил, что, испытав различные способы подвижничества, обнаружил, что в киновиях монахи гораздо лучше и быстрее отшельников преуспевают в добродетельных трудах, если смиряются с чистым сердцем.
В одной киновии был брат, внешне скромный и презираемый, но на деле одаренный великим и благородным умом. Все оскорбляли его, издевались над ним и часто ни за что били, но он мужественно все переносил и ни на кого не обижался.
Среди монахов оказался брат, который по внушению дьавола украл священные сосуды из храма. Когда пропажа обнаружилась, стали обвинять скромного брата и лишь по одному подозрению ему вынесли приговор — совершение святотатства. И хотя он говорил, что не знает, о чем идет речь, по настоянию братии игумен велел снять с него монашескую одежду, заковать в железо и передать эконому лавры для дознания. Эконом стегал его воловьими жилами и подверг другим пыткам. Но тот продолжал говорить, что ничего не знает. Тогда его отослали к правителю страны, чтобы он вынес ему более суровое наказание.
Правитель приказал подвергнуть его разным пыткам — беднягу жгли раскаленным железом, много дней продержали без еды в душной темнице. Но поскольку он по — прежнему твердо отрицал свое участие в краже, с согласия игумена и братии его осудили на смерть в соответствии с законом, по которому за такое преступление полагалась смерть через отсечение головы. И невинного повели на плаху.
Когда укравший сосуды увидел, что невинного ведут на казнь, у него заныла душа. Он пришел к настоятелю и сказал:
— Мне сказали, что нашлись священные сосуды. Позаботься, чтобы брата не обезглавили.
Авва сообщил об этом правителю, заключенного освободили, и он вернулся в киновию, но прожил всего три дня и умер, предав Богу душу, стоя на коленях во время молитвы. Когда братья пришли и увидели, что он скончался во время покаяния, взяли его тело, понесли и положили в церкви.
Тотчас ударили в било, и собралась вся лавра. Монахи устремились к мощам, чтобы взять себе хотя бы клочок волос или частичку одежды мученика как святыню. Авва испугался, что мощи могут растащить по кусочку, велел положить покойного в святилище и запер дверь на ключ до прихода лаврского аввы.
А когда святилище открыли, тела там не оказалось — только одежда и обувь. Все изумились и со слезами на глазах прославлять Бога за совершенное чудо.
— Видите, братья, — изумлялись они, — сколько благ может принести нам великодушие и смирение? Будем и мы бороться за то, чтобы терпеть искушение и унижение ради Господа, и будем прославлены и почтены и мы Господом, соцарствуя Ему во веки.
3. У некоего Павла, носившего титул иллюстрия (звание которое присваивалось выдающимся деятелям а Римской империи), была жена, дети, и несметные богатства. И вот он решил стать монахом, позвал жену, детей и сказал им о своем намерении. Оказалось, что они тоже страстно любят монашескую жизнь. Он сказал им:
— Если вы действительно пожелали пользы себе, то я вас продам в монастыри как рабов, — и они с радостью согласились.
Павел взял жену, одел ее в простое платье и, отделив причитавшуюся ей часть имущества, отправился вместе с ней в женский монастырь и отдал ее игуменье в рабство вместе с имуществом. Детей отвел в другой монастырь, вручив игумену как рабов тоже вместе с имуществом. Наконец, и сам с собой поступил точно так же, отдав себя в рабство монастырю. Павел обратился к авве с просьбой:
— Если позволишь, мне хотелось бы одному побыть в церкви.
Тот разрешил. Когда он вошел, и двери заперли, он простер руки к небу и громко воскликнул:
— Боже, ты знаешь, что от всего сердца я пришел к Тебе.
И услышал Глас свыше:
— Я знаю это и всем Своим сердцем принял тебя.
Павел жил в монастыре долго и, как раб, выполнял самую черную работу. Став ниже всех, он был возвышен Богом за смирение. После смерти его гробница источала миро, и на ней совершалось множество знамений и чудес.
9. О поваре ЕфросинеВ одном монастыре был юный брат по имени Ефросин. Он трудился на кухне. И так как его лицо постоянно было в золе и саже, никто на него не обращал внимания, и блеск его добродетелей оставался для них незаметным. Он появлялся из кухонного чада, всегда запачканный сажей, и легкомысленные братья насмехались и подшучивали над ним, а некоторые ругали и оскорбляли за то, что одежда его была слишком убога, а на лице читалась кротость и незлобивость. Юноша почти всегда молчал, и его безопасно было унижать и издеваться над ним, а иногда даже бить. А он, хотя всякий час слышал и претерпевал такое от братьев, мужественно переносил унижения. Ефросин никогда никому не возражал, никого не упрекал и не обижался, когда его незаслуженно оскорбляли и били.
Между тем настоятеля этого монастыря, который во всех своих делах руководствовался Божией волей и тем обрел великое дерзновение пред Богом, смущал помысел: как узнать наверняка, кто в обители и вообще среди его духовных чад превышает добродетелью всех прочих братьев и стоит в верности Божией воле над всеми? Этот помысел его не оставлял. Он стал молиться Богу, чтобы его желание сбылось, и ему было открыто, кто из братьев первый в добродетели.
Как — то ночью настоятель молился в одиночестве и пришел в исступление. Он был восхищен в область неизреченной услады и блаженства. Повсюду распространялось дивное благоухание и росли разного рода прекрасные деревья. Их плоды не походили на наши и сильно отличались красотой и величиной, что человеческий язык даже не в состоянии описать. Среди деревьев журчал прозрачнейший ручей. Словом, красота природы вызывала изумление.
Настоятель воздал благодарение Богу, Причине всех благ, и чувствовал блаженство, удостоившись столь великой чести. Затем, устремив взор на дивные плоды, он протянул руку, чтобы сорвать один. Но не смог, ибо ветки поднялись высоко, маня его недоступным очарованием. Он пытался подпрыгнуть, подойти к другим деревьям, но рука его не могла дотянуться до ветки. Тут он увидел своего юного брата Ефросина. Он шел впереди по этому благоуханному раю и наслаждался плодами, какие там только были. Ветки деревьев сами склонялись к нему, и он вволю ел плоды, которые сами падали ему в руки.
Изумившись этому непонятному чуду, игумен воскликнул:
— Чадо Ефросин, кто тебя сюда привел и позволил ходить среди деревьев?
Тот только улыбнулся и сказал в ответ:
— Отче, вкушать все эти блага и владеть ими вверил мне Один — единственный Человеколюбец
Игумен спросил:
— А не можешь ли ты и мне нарвать каких — нибудь плодов?
— Отче, — ответил юноша, — да бери, какие тебе угодны.
— Не могу, чадо. Я много раз пытался, но у меня ничего не получилось.
Тогда Ефросин решительно подошел к дереву, сорвал три яблока дивной красоты и аромата и протянул игумену, тот с радостью взял подарок… и проснулся. Видение исчезло, но в его руке были три яблока. Затрепетав от волнения, он велел ударить в било. Только после утреннего песнопения он успокоился, но никому ничего не сказал о чудесном подарке. Когда началась Литургия, и он служил вместе с братьями в храме, то после Таинства он в облачении вышел из алтаря и велел позвать брата Ефросина.
