Когда они миновали перевал и начали спускаться по крутому склону, к Теймуразу привели старика горца. Старик снял шапку, опустился на колени перед царем… Потом встал и доложил Теймуразу, что в этих местах все спокойно, никто не приходил, войска никакого не видно, только вот позавчера повстречался ему некий отрок из Гудамакари, который сказал, что видел войско, направлявшееся к Тианети, но не сказал, чье оно было.
— К Тианети, говоришь, направлялось?
— Да, батюшка-государь.
— Это были кизилбаши?
— Кто знает, отрок ничего об этом не сказал.
— А что за отрок был?
— Да кто его знает! Сказал, что сам из Гудамакари, отца ищет. Отец, говорит, здесь должен быть, и я, говорит, с ними пойду.
— Куда?
— А тут, говорит, царь Теймураз пройдет, дай богему здоровья, он нас от Зураба-злодея избавил.
— А про Чолокашвили он ничего не говорил? — улыбнулся Теймураз, добрым глазом покосившись на князя Чолокашвили.
— Нет, родимый, про то не говорил.
— А сколько тому отроку лет?!
— Да годков пятнадцать, бог даст тебе здоровья!
Рано мужали грузины, ибо родина нуждалась в зрелых мужах.
…Уже смеркалось, когда они подходили к Тианети.
В Тианети Теймураз не пожелал войти, шатры решили поставить на ее подступах.
Только взялись за дело, как со стороны Тианети и Гомбори налетели кизилбаши.
Горячий бой завязался в окрестностях Тианети.
Царицу и домочадцев вместе с казной тушины, пшавы и хевсуры укрыли в глубине леса, Теймураз отчаянно сражался в небольшой долине, отбиваясь от врагов.
Разъяренный, он выискивал Ростома, но тщетно. Предусмотрительный старик за неделю до его появления занял Тианети, перекрыл все пути и тропы, кроме той, по которой должен был пройти Теймураз, а сам укрепился в башне, построенной еще во времена царя Александра.
И снова настояли на своем тушины, пшавы и хевсуры — чуть ли не силой увели с поля боя Теймураза.
Посланные в Гомбори гонцы вернулись к полуночи и доложили Теймуразу, что путь на Кахети отрезан. У Теймураза была мысль спуститься в Алазанскую долину, вызвать Датуну, а оттуда перейти к дидойцам и лезгинам. Он надеялся, что на царя с войском разбойники напасть не посмеют.
Дрожавшие от холода домочадцы даже в лесу не смели разжигать огня, боялись, что враг затаился где-то рядом.
Хорешан не теряла присутствия духа, накинув бурку на плечи, сидела в головах у Теймураза, который прилег на расстеленной бурке, и шепотом молилась:
— Господь всесильный и всемогущий, поелику сподобилась я дожить до сей грозной поры, отпусти мне грехи, совершенные ныне или когда-то словом, делом и умыслом. Очисть, создатель, душу мою от всяческой скверны плоти и духа и даруй мне, всевышний, право ночью сей с миром отойти ко сну, дабы восстать с моего скромного ложа достойной святого имени твоего каждым днем жизни моей. Помоги мне одолеть врагов моих, врагов земных и неземных, и избавь меня, господи, от поношений недругов моих и от злых умыслов, ибо твое есть царствие, сила и слава, отца и сына и святого духа, ныне и присно и во веки веков, аминь…
— Господь наш всеблагой, Иисус Христос, помилуй меня, недостойную рабу твою, изыми из разума моего и уст моих слова вредные и суетные, ибо благословен есть ты ныне и вовеки, аминь!
Хорешан молилась.
Теймураз хмуро молчал.
Люди надеялись на бога и Теймураза.
В лесу было холодно, а тьма, казалось, еще усиливала этот холод.
Теймураз не спал, бодрствовала и Хорешан — все ждала, вдруг появится Датуна.
Утром стало ясно, что все дороги и тропы перекрыты накрепко.
Малый отряд Теймураза пробиться сквозь полчища врагов, конечно, не мог.
Царица умылась, поправила на голове чихтикопи и лечаки[75], приколола булавку, доставшуюся от мученицы Кетеван, и потребовала коня.
— Ты куда? — вяло спросил Теймураз, скорее для порядка, чем из любопытства, ибо и сам догадывался о замысле царицы.
— Поеду в Тианети, повидаю Ростома.
Теймураз ничего не ответил, знал, что другого выхода у них нет.
Царица взяла с собой лишь двух придворных дам — больше никого. Выехав из леса, они столкнулись с кизилбашами, но те никаких препятствий чинить им не стали.
Когда, подъехав к крепости Тианети, царица пожелала спешиться, коня принял у нее Заал Эристави.
Царица поглядела на него косо, но промолчала. Заал отвел глаза в сторону — вчерашнего союзника царица Кахети увидела сегодня в качестве хозяина, гостеприимно принимавшего врага. Она не удостоила его даже приветствием, у какого-то кизилбаша по-персидски справилась о местонахождении Ростома.
Ростом встретил царицу стоя. И Хорешан, не садясь, приступила прямо к делу.
— В моих и твоих жилах, Ростом, течет одна кровь, мы оба с тобой картлийские Багратиони.
— Я царь Картли.
— А я сестра картлийского царя и наследница престола, ибо в христианских державах никто брата с сестрой не разделяет… Со времен царицы Тамар признано — льва щенки равны друг другу, будь то самка иль самец.
— Если ты пришла искать ссоры, лучше было прислать мужа своего.
— Искать ссоры пришли вы оба — ты и Теймураз. Негоже тебе новое кровопролитие затевать, пора и о душе подумать на старости лет.
— Чего тебе надо, зачем ты пришла, Хорешан?
— Освободи нам путь, отойди и пропусти нас в Имерети.
— Теймураз все равно возвратится и будет воевать.
— Пропусти нас с имуществом нашим и приближенными, я даю слово, что он не вернется с войной… Только еще одно условие: пошли сейчас же своих людей, чтобы Датуну пропустили к нам невредимым.
— Живой он с ними не пойдет.
Хорешан сняла заветную булавку с чихтикопи, протянула Ростому.
— Это булавка царицы Кетеван… Датуна знает… Он играл ею в детстве… Пусть передадут ему, и он покорится. Ты знаешь, что у нас нет больше сыновей… Неизвестно, что еще может случиться… У тебя тоже нет детей… Не губи нас и Грузию… При жизни твоей, даю тебе слово государыни, соперничать с тобой не будет никто из моей родни.
— Вы должны мне и Кахети уступить!
— И Кахети уступим! — твердо ответила Хорешан, устами которой говорила скорее супруга и мать, чем царица, хотя держалась она с истинно царским достоинством.
Она не успела договорить, как в покои вошла царица Мариам и смиренно поклонилась просительнице.
Потом она повернулась к Ростому и громко, чтобы слышала Хорешан, проговорила:
— Эту булавку я отвезу сама. Сын Теймураза никому не сдастся, кроме меня. — Она едва не прикусила язык, ибо слово „сдастся“ звучало двусмысленно, и она поспешила исправить невольную оплошность: — В пылу сражения он опустит саблю разве только перед грузинкой.
Мариам взяла булавку у царицы Хорешан и удалилась столь стремительно, что Ростом не успел даже что-нибудь сказать ей вслед. Хорешан замерла, услышав через минуту топот пущенных галопом коней. Ростом, знавший крутой нрав своей жены, пообещал царице Хорешан беспрепятственно пропустить всех до единого в Имерети с казной и поклажей.
Хорешан поклонилась с достоинством и громко проговорила:
— Слава создателю, что родич по крови не обманул моих ожиданий! — с этими словами она круто повернулась и быстрым шагом покинула зал.
Ростом вызвал своих подручных и приказал пропустить Теймураза со свитой. Потом поманил пальцем сотника-кизилбаша и удалился с ним в келью. Убедившись, что никто их не слышит, царь наклонился и прошептал:
— Возьми с собой людей Заала Эристави и езжай в Кизики, вы должны опередить царицу Мариам, передай мой приказ Селим-хану: царевича Датуну, живого или мертвого, доставить сюда, и как можно скорее!
* * *
Теймураз снова нашел приют под кровлей Кутаисского дворца.
В зале сидели трое: Теймураз, Хорешан и Дареджан.
— Беспокоюсь я о Датуне, — сказал Теймураз. — Сердце вещает беду.
— Мариам Дадиани обещала мне твердо.
— Мариам Дадиани надоел старый муж, она и помчалась к Датуне, авось, мол, и мне перепадет малость, — съязвила Дареджан.
— Негоже все переиначивать и над всем измываться, дочка! — нахмурился Теймураз.
— Правого надо звать правым, а неправого — неправым, похотливость же Дадиани известна!
— Оговорить, дитя мое, кого угодно можно.
Хорешан встала и подошла к окну, не по душе ей пришлась бесцеремонность Дареджан.
Дареджан поняла неодобрение царицы, но не захотела уступить:
— Лицемеры Дадиани. Лживость и притворство у них на лице написаны. Не щадят ни взрослых, ни детей, лишь для себя ищут пользы, ко всему со своей меркой подходят, другого мерила у них нет.
— Я виновата, — прервала ее Хорешан. — Когда она вышла, мне надо было следовать за ней и самой направиться к Датуне.
— Он бы не послушался тебя, — возразил Теймураз.
