Джейн окинула Сола ледяным взглядом, потом плотнее закуталась в кардиган и потеребила жемчуг на шее.
— Мы выяснили об Утрате. А что сталось с Изабел?
— Она умерла, — бесцеремонно заявил Сол. — Во время родов. Весьма печально, но, вероятно, к лучшему.
Все вновь изумленно уставились на него.
— К лучшему? — повторила Джейн.
— Учитывая, что ей исполнилось четырнадцать лет, когда она… э… попала в беду. Очевидно, у нее были дурные наклонности.
— Замолчи, Сол, ты уже сказал довольно! — осадила его Труди. — Мне стыдно за тебя. Господи, как будто одного Джека недостаточно. Надо было, чтобы в семье уродился еще такой дурак.
— Он хуже, чем дурак! — с презрением бросил Эдвин. — Заявить такое о своей племяннице, моей сестре… Уж Изабел-то определенно являлась моей сестрой, даже если Утрата — нет. К лучшему, что она умерла? Господи Исусе, дядя Сол, если правительство, которому ты служишь, разделяет твои извращенные взгляды, тогда помоги Бог нашей стране!
— Взгляды он разделяет со своей матерью, — произнесла Джейн светским, почти небрежным тоном. — Если вы хотите знать, кто стоял за укрывательством, далеко ходить незачем. Можете быть уверены, все это организовала ваша бабушка. И по моему мнению, вы еще не добрались до основ той истории. На вашем месте, Эдвин и Аликс, я бы начала задавать вопросы о вашей умершей сестре.
Глава пятьдесят третья
Майкл стоял около здания почты, когда с грохотом подкатил почтовый автобус[52]. Из него вышла Сеси с двумя женщинами, в фетровых шляпах, с кошелками в руках. Водитель дополнительно закрепил рычаг тормоза и выпрыгнул из кабины. Кивнул Майклу и вошел в здание, чтобы забрать почту и выпить утреннюю чашку чаю.
Майкл двинулся навстречу девушке. Несмотря на одолевавшие его в последнее время усталость и подавленность, молодой человек почувствовал, как его сердце воспаряет.
— Здравствуйте! — приветливо улыбнулась Сеси. — Не ожидала, что меня будут встречать.
— Я проснулся рано и подумал: пройдусь до почты и куплю газету.
— Вы ранняя пташка? — Но увидев, что он замялся, Сеси поспешила извиниться: — О, прошу прощения. Я не хотела быть назойливой, совать нос не в свое дело.
— Вы совсем не назойливы. Мне приятно, что вы интересуетесь моей жизнью. Обычно я встаю ни рано ни поздно — так, чтобы перед завтраком оставалось достаточно времени привести себя в порядок. Но только я не очень-то хорошо сплю в последние дни.
Они вышли за пределы деревни и двинулись в направлении отеля, шагая по середине дороги, где лед растаял.
— Это тушеное мясо миссис Диксон тому виной? Вчерашний ужин определенно не может быть причиной: еда у Лидии была отменная.
— Желудок у меня луженый. Дело не в пище, причина скорее умственная.
— Как?
— Нет, я не кандидат в психушку. Просто страдаю от ночных кошмаров.
— Ах это. Противная штука. Вас что-то тревожит?
— Периодически повторяющийся кошмар. И я уже начал задаваться вопросом, нет ли тут чего-либо более серьезного. Вероятно, воспоминание из детства, которое отступает днем, полностью вытесняясь сознанием. Но зато оно вырывается на свободу ночью и преследует меня во сне. Раньше этот сон часто повторялся в детстве и юности, а потом несколько лет его не было. Или это предвидение будущего? Ну, знаете, все эти теории о том, что время течет не так, как мы представляем. В другую сторону. Но сон связан со здешними местами.
— С деревней? Вы бывали здесь раньше?
— Не с деревней, а с озером. Да, когда я был ребенком, наша семья приезжала сюда на зимние праздники. С тех пор как я тут, кошмар возобновился с новой силой. Я вижу его практически каждую ночь.
Зачем он рассказывает ей все это? Неужели превращается в Старого моряка[53], тронувшегося рассудком и вынужденного навязывать свою печальную повесть каждому встречному?
— Дурные сны преследуют хуже привидений, — промолвила Сеси. — Вспомните Гамлета: «Даже в ореховой скорлупе я мог бы считать себя владыкой мира, когда бы не дурные сны». Аликс всегда говорит, что Шекспир страдал бессонницей — вспомните все эти проблемы со сном в его пьесах.
— Я не очень хорошо знаю Шекспира: только то, что учили в школе.
— Вы не любите театр?
Майкл поразмыслил над этим вопросом.
— Люблю, но имел не так уж много возможностей посещать его со времен окончания университета. Либо я находился от него далеко, либо не хватало времени.
— Вам следует чаще бывать в театре. Я, например, обожаю театр. А еще люблю ходить в кино. Уносишься в иной мир.
— Я хожу, когда выдается возможность. Кажется, в ваших глазах я выгляжу очень скучным, — прибавил он с неожиданной досадой. — Все работа, да работа — вот из чего состоит моя жизнь!
Сеси засунула руки в карманы пальто.
— Не пойму, похолодало, что ли?
Майкл был благодарен, что она не отозвалась на его вспышку.
— По-моему, нет.
— У меня есть теория: стужа, которая перед Рождеством бодрит и радует, уже к Новому году угнетает нервную систему человека.
— Как же он излечивается?
— Сев в поезд до Лондона. Нет, не смейтесь.
— Я полагал, что вы, уроженцы Озерного края, радуетесь, когда бываете у озера, среди гор.
— Я раньше тоже думала, что северянка до мозга костей. Оказалось, нет. Я решила, что с большим удовольствием находилась бы в Лондоне. Там люди чувствуют себя нормально. По крайней мере те, кого я знаю. В отличие от моей семьи и родственников. В отличие от Ричардсонов.
Они дошли до отеля. Майкл проводил Сеси в холл.
— Я мигом, — сказал он, устремляясь вверх по лестнице.
Появился мистер Диксон и приветствовал девушку:
— Приятно снова вас видеть, мисс Сеси! Как поживают мистер Роджер и миссис Анджела? — С минуту он расспрашивал ее о семье, а потом посоветовал извлечь больше удовольствия из катания по замерзшему озеру. — Потому что я чую носом ветер, и перемена погоды не за горами. В воздухе пахнет снегом.
— Как вы можете говорить такое, когда небо ярко-синее, а температура намного ниже нуля?
— Не сегодня, понятное дело, и не завтра, но подождите несколько дней, и увидите, что я был прав.
Майкл и Сеси спустились к пристани, которая едва возвышалась на фут над поверхностью озера. Сеси села с краю, подтянув одну ногу, а затем вторую, чтобы закрепить коньки. Спустила ноги на лед и энергично заскользила от берега. Майкл последовал за ней, но с осторожностью.
— Эй, напрасно вы так усердствуете! Мое катание не столь впечатляюще.
— Мы будем держаться вместе и чинно скользить туда и обратно, как парочка голландских бюргеров на канале.
— Вы, наверное, катаетесь каждый год, с тех пор как научились ходить?
— Почти каждый год, особенно в детстве. Изабел, сестра Аликс, была из нас лучшей: она могла делать на льду все, что угодно, выписывала любые фигуры. Она вообще была искусна в стольких вещах: хорошо каталась на лошади, была замечательным имитатором, мастерски изображала людей, отлично стреляла. Ричардсоны не увлекаются охотой, сэр Генри больше рыболов, чем охотник, и Изабел ходила пострелять с нами. Наш егерь утверждал, что она лучше обращается с ружьем, чем любой Гриндли, — Сеси неторопливо выписала восьмерку на гладком участке льда. — Бедная Изабел!
— Она являлась вашей близкой подругой?
— Изабел была несколькими годами старше, так что близкой — нет. — Девушка пожала плечами и качнулась на ребре конька. — Давайте не вспоминать прошлое.
— А кто-нибудь владеет этим островом? — спросил Майкл, когда Сеси, сделав вираж, пустилась в объезд большого куска суши.
— Сэр Генри.
— Значит, и пристань тоже принадлежит ему. Может, воспользуемся этим обстоятельством, посидим на мостках и выкурим по сигарете?
— Мы закоченеем! — предостерегла Сеси. — Вместо нас обнаружат два жалких куска льда.
— За такое короткое время — нет.
— Я бросила курить.
— Помню. Но вы сейчас на свежем воздухе, поблизости нет ни предполагаемого пациента, ни старшего врача. Позвольте вам помочь.
Прежде чем Сеси успела возразить, Майкл взял ее обеими руками за талию и, приподняв, усадил на деревянный причал, более высокий, чем тот, что располагался у отеля. Потом, подтянувшись, сел сам. Достал портсигар, похлопал себя по карманам в поисках коробка спичек и зажег обе сигареты.
— Что с вами? — спросил он, участливо глядя на Сеси. — Беспокоитесь об Урсуле?
— Нет, это другое.
— Можете не отвечать, если не желаете.
— Вы не из болтливых и, мне кажется, не станете сплетничать.
Майкл дипломатично молчал. Он не хотел, чтобы ему доверяли секреты, но сознавал, что Сеси что-то гнетет, и был тронут ее намерением довериться ему.
— В моей работе привыкаешь держать язык за зубами, — обронил он.
