«Я пошла в библиотеку, куда распорядилась провести посыльного, но там никого не было. Я уже собралась позвать лакея, как вдруг мне пришло в голову посмотреть, нет ли его около входных дверей — местные жители ни за что не переступят порога, пока не появится хозяин или хозяйка дома. Я направилась ко входу. Там тоже никого не оказалось.
Я вышла на крыльцо. Хотя оно было освещено, сначала я ничего не заметила Я решила вернуться в дом, но так как лакей сказал совершенно определенно, что повозка со станции уже приехала, я подумала, что посыльный прошел в конец лужайки, где рабочие уже начали выкорчевывать под театр старые виноградники. Когда я была почти у склона, что-то заставило меня обернуться. Между мной и освещенным крыльцом, согнувшись, прыгал на одной ноге какой-то человек, и я с ужасом поняла, что он стаскивает с себя брюки.
Я стала звать на помощь мужа. Как только я закричала, человек высвободил вторую ногу и бросился ко мне; в одной руке у него был какой-то плоский, квадратный предмет, в другой он держал нож (было видно, как свет с крыльца зловеще мерцал на длинном лезвии). Я кинулась к лесу.
Я не знала, куда бегу. Просто бежала что есть сил. Потом я очутилась в старом винограднике, среди лоз — оказывается, я бежала в противоположную от дома сторону.
Я слышала, как этот человек мчался за мной, и вдруг он стал издавать какие-то странные звуки — будто ребенок дудел в игрушечную дудку. Но я скоро поняла, что это его дыхание вырывается через зажатое в зубах лезвие.
Вдруг что-то нагнало меня и, с ужасным треском ломая кустарник, промчалось мимо. Промчалось так близко, что я увидела рога и горящие глаза огромного зверя, в котором тут же признала принадлежащего Карлтону — мистеру Ван Даймингу — племенного даремского быка; животное это настолько опасно, что мистер Ван Дайминг всегда привязывает его цепью. Теперь бык был на свободе; он пролетел мимо и помчался дальше, отрезая мне путь вперед, а дорогу назад загораживал этот сумасшедший с ножом. Я была в отчаянном положении и, прижавшись спиной к дереву, стала звать на помощь».
— А каким же образом бык сорвался? — спросил я.
Пока я читал, он следил за мной так, словно я — школьный учитель и проверяю его сочинение.
— Еще мальчишкой я распространял «Полицейскую газету», а за это давали разные премии. Мне досталось небольшое приспособление — любой замок можно было открыть. Я им не пользуюсь, хотя и ношу в кармане, вроде амулета. В тот вечер оно тоже было со мной.
Он посмотрел на стол, на газету.
— Люди ведь рассказывают то, что увидели, неважно — показалось им это или на самом деле было. Вот и вам приходится верить всему, чему поверили они. Но в этой газете не написано ни слова, как она скинула туфли, чтоб было легче бежать (я споткнулся об одну из них и чуть шею себе не сломал), и как у нее внутри что-то ёкало, точно у ломовой лошади, а чуть она начнет сбавлять ход, я дудел, и она опять припускала.
Я даже стал отставать, с папкой-то в руках, да еще с дудкой — никак я не мог к ней приноровиться. Наверное, все потому, что не было времени на тренировку, да и бежать пришлось без передышки. Потом я бросил папку и подбегаю к тому месту, где она стоит, а этот самый бык носится вокруг, трогать ее не трогает, только носится — шум стоит страшный, а она прижалась спиной к дереву и шепчет: «Карлтон, Карлтон», точно боится кого разбудить.
Дальше в газете говорилось:
«Я стояла, прижавшись к дереву, зная, что бык в любую минуту может меня заметить. Поэтому я и перестала кричать. Но вот этот человек подошел ближе и я впервые смогла рассмотреть его. Когда он остановился передо мной, я на какое-то мгновение, с ужасом и вместе с тем с радостью, подумала: мистер Ван Дайминг. „Карлтон!“ — позвала я.
Никакого ответа. Он пригнулся, и я снова увидела у него нож. „Карлтон!“ — закричала я. А он бормочет: „Вот черт, никак не получается“ — и что-то делает с этим ужасным ножом.
„Карлтон! — закричала я. — Ты с ума сошел!“
Он поднял голову. Я поняла, что это совсем не муж, что я оказалась во власти сразу и какого-то сумасшедшего, маньяка, и взбесившегося быка. Тут он снова поднес нож к губам и подул на него — раздался жуткий, пронзительный визг. Я потеряла сознание».
IV
Вот и все. В газете еще сообщалось, что сумасшедший бесследно исчез, что миссис Ван Дайминг находится под наблюдением врача, и уже заказан специальный поезд, чтобы отвезти ее вместе с гостями и всем имуществом обратно в Нью-Йорк; а мистер Ван Дайминг в коротком интервью заявил корреспондентам, что наотрез отказывается застраивать участок и продает его.
Я сложил листок так же бережно, как сложил бы его сам Миджлстон.
— Значит, это все, — сказал я.
— Да, все. На следующее утро я проснулся в лесу, когда уже светало. Я не сразу сообразил, как заснул и где нахожусь. Что натворил — тоже вспомнил не сразу. Да и чему удивляться! Хотя не может же у человека пропасть день из жизни, и чтобы он про это не знал. Как вы думаете?
— Да, — сказал я, — пожалуй, что так.
— Я знаю, в глазах господа я не такой уж страшный грешник, каким меня многие считают. И еще я думаю, что всякая нечистая сила и даже сам дьявол не такие уж грешники в глазах господа, как вам наговорят те, кто знает о божьих делах больше него самого. Что вы скажете?
Бумажник лежал на столе открытый. Но газету Миджлстон пока не убирал.
Наконец он отвел глаза в сторону, и на его лице опять появилось робкое, детское выражение. Он засунул руку в бумажник, но, как и раньше, вынул ее не сразу.
— На самом-то деле это еще не все, — сказал он, держа руку в бумажнике и опустив глаза; его невзрачное лицо с редкими усиками над верхней губой было кротким, умиротворенным.
— В детстве я очень много читал. А вы? Вы много читаете?
— Да, порядочно.
Но он не слушал.
— Я читал о пиратах, о ковбоях и представлял себя самым главным у них — это я-то, жалкий молокосос, который и океан видел только на Кони-Айленд, а деревья — только на Вашингтон-сквер. Но я читал и верил, как всякий мальчишка, что когда-нибудь… что жизнь меня не обидит, раз уж я появился на свет божий, и тогда… В то утро, когда я, значит, пришел домой — собраться к отъезду, Марта мне и говорит: «Ты не хуже всех этих Ван Даймингов, хоть о них и пишут в газетах. Всех, кто заслуживает, чтоб о них писали в газетах, не разместишь ни на Парк-авеню, ни даже во всем Бруклине». Так и сказала.
Он вытащил руку из бумажника. На этот раз показалась коротенькая вырезка, всего в один столбец, тоже выцветшая и пожелтевшая; он передал ее мне.
ТАИНСТВЕННОЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ. НЕ ИСКЛЮЧЕНО ПРЕСТУПЛЕНИЕ
Нью-йоркский архитектор Уилфред Миглстон исчез из загородной виллы миллионера
ПОЛИЦИЯ И ДОБРОВОЛЬЦЫ ИЩУТ В ГОРАХ ВИРГИНИИ ТЕЛО АРХИТЕКТОРА, УБИТОГО, КАК ПОЛАГАЮТ, СУШАСШЕДШИМ.
Возможна связь с загадочным нападением на миссис Ван Дайминг. Местные жители в панике
… Штат Виргиния, 8 апреля…
6 апреля по дороге на загородную виллу мистера Карлтона Ван Дайминга таинственно исчез архитектор из Нью-Йорка Уилфред Миглстон, 56 лет. При нем находились ценные чертежи, которые найдены сегодня утром на участке Ван Дайминга, — таким образом, получена первая улика. Начальник полиции Элмер Харрис сам занялся этим преступлением и теперь ожидает прибытия группы детективов из Нью-Йорка; он обещает быстрое расследование, если, конечно, дело окажется под силу криминалистам.
САМОЕ ТРУДНОЕ ДЕЛО ЗА ВСЮ ЕГО ЖИЗНЬ «Когда я разгадаю это исчезновение, — заявил Харрис, — я смогу объяснить и происшедшее в тот же день нападение на миссис Ван Дайминг».
У Миглстона осталась жена, миссис Марта Миглстон, проживающая по адресу — Бруклин, улица…
Он следил за моим лицом.
— Только во всем этом вышла одна ошибка, накладка, — сказал он.
— Да, — подтвердил я, — вашу фамилию переврали.
— Я думал, не заметите. Но дело не в этом.
Он подержал в руке еще одну газетную вырезку и протянул ее мне. Она была похожа на обе предыдущие — такая же желтая, поблекшая. Я смотрел на выцветшие ровные буковки, сквозь которые, как сквозь тонкое ветхое сито, просочились и исчезли былые страсти, не оставив даже мертвого отпечатка в тусклой пыли.
— Вот прочтите. Только я говорил совсем о другой накладке. Но кто же мог тогда знать?..
Я читал, не особенно вслушиваясь в его слова. Это было письмо, напечатанное в разделе объявлений о розыске.
Новый Орлеан, Луизиана, 10 апреля…
Главному редактору газеты «Нью-Йорк таймс», Нью-Йорк.
Уважаемый сэр!
В номере за 8 апреля этого года ваша газета неверно напечатала одну фамилию. Фамилия эта Миджлстон, а не Миглстон. Для каждой американской семьи пресса может стать орудием добра или зла, и я буду вам очень благодарен, если вы исправите опечатку в местных и столичных выпусках. Пресса — очень большая сила, и вы не имеете права делать ошибки даже в отношении тех людей, которые вовсе не каждый день попадают в газеты, хотя они ничуть не хуже других.
