пошла, ни о чем не думая.
Дотронувшись до губ, я вспомнила его поцелуи и руки, прижимающие к себе, заставляющие быть ближе, раствориться друг в друге, в нашем желании и страсти. Каждый из нас хотел утолить свой голод.
В дверь постучали, и я вздрогнула, приходя в себя.
– Это я, – услышала я голос Джонатана за дверью и улыбнулась сама себе.
Поправив футболку, которую он дал мне для сна, я произнесла:
– Входи.
Ручка повернулась, и я увидела смущенного мужчину моей мечты с сырыми волосами и той самой улыбкой, которая сводит с ума.
– Я пришел поцеловать тебя на ночь, – сказал он и прикрыл дверь, словно пробирался в святая святых какой-нибудь монашки.
– Я чувствую себя маленькой девочкой, которой папа пришел пожелать доброй ночи и прочесть сказочку.
Он широко улыбнулся, строя рожицы, а потом, облизав губы, стал играть кого-то другого.
– Иди ко мне, моя маленькая девочка, папочка расскажет тебе сказочку…
– Фу, пошляк, – выдала я и бросила в него подушкой, которая попалась под руку. Однако он тут же ее поймал, и она полетела назад, мне в лицо.
– Ах ты…
Я подскочила и, схватив его за футболку, потянула на кровать. Он навис надо мной сверху, и наши носы соприкоснулись точно так же, как тогда, возле дома в сугробе. Только теперь я вовсе не хотела отталкивать его от себя, а хотела быть ближе, как можно ближе. Чертенок внутри меня злобно хохотал.
– Ты позволишь мне тебя поцеловать? – спросил Натан, вот глупец.
Я закивала.
– В последний раз, когда ты ко мне сюда приходил, ты был более решительным.
Он ухмыльнулся, целуя меня в нос.
– В последний раз, когда я приходил, я не был еще влюбленным по уши придурком. – Он лег рядом и уставился в потолок. – И ты тогда смотрела на меня совсем другими глазами.
– Словно мышка на кусочек сыра.
Он фыркнул.
– Помнишь этот мультик?
– Угу.
– Подожди, что ты тогда сказал мне? – Я повернулась на бок и уперлась локтем в матрас.
– Что? – Он повернул голову, и наши глаза встретились, его обещали все и даже больше.
– Что я смотрю на тебя как на картину Сальвадора Дали, – фыркнула я.
Он взял меня за руку, и наши пальцы переплелись.
– А теперь?
Джонатан продолжал смотреть на меня, прожигая глубиной глаз, и улыбнулся, скривив губы.
– Теперь… Теперь я тону в твоем зовущем взгляде. – И он поднял мою руку и дотронулся ею до своей небритой щеки.
– Но тогда это была всего лишь проверка.
Коул напрягся и сжал мою ладонь. В его лице что-то изменилось, а я мысленно выругалась, обзывая себя последней дурой, которая сломала такой момент. Но мне хотелось все выяснить и быть уверенной в нем до конца, хотя я в себе-то еще не была уверена.
– Настя…
Он приподнялся, и мы пересели к изголовью, Джонатан обнял меня, прижимая крепче.
– Ты сам об этом говорил, – упрекнула его я.
Он покосился на меня, поцеловал в щеку и начал говорить:
– Все не так просто. Когда я приходил к тебе, я действительно думал о Скар, – мне кажется, у меня остановилось сердце, – и о тебе. Как раз это все приключилось с ней, все эти интимные подробности вылезли на поверхность, и я согласился помочь ей.
– Как истинный джентльмен, – съязвила я.
Он опять скорчил эту милую рожицу.
– Мы решили по подсказке наших менеджеров и продюсеров фильма объявить, что тот парень врет, потому что мы вместе провели ту ночь, и все такое.
– А вы провели?
– Не перебивай. – Он опять чмокнул мой нос. – Мы стали чаще показываться вместе, пустили слух о том, что все это уже долго продолжается, и нам поверили. Все то, что парень рассказал какой-то газетенке, признали недействительным, перед нами извинились, и репутация Скарлетт… В общем, тогда у тебя в комнате я дико бесился от сложившейся ситуации, мне казалось, что ты можешь совершить что-то подобное. Тем более находясь в моей семье. Журналисты, в особенности те, кто считает себя таковым, но просто бегают с огромным фотоаппаратом, снимая звезд в разных неудобных ситуациях и навязывая им разговор, выкрикивая гадости, очень жестоки.
– Они могут выдумать что-то?
– Нет, но они искажают услышанное или увиденное.
– А Скарлетт? – не унималась я.
Джонатан на секунду прикрыл глаза и гулко вздохнул, что ужасно меня напугало.
– Хорошо, ты должна знать, что я спал с ней. Это случилось однажды. Я был пьян, и она тоже, мне хотелось выкинуть тебя из головы, у нее не знаю что было. Она, кажется, просто любит секс, в чем ее тогда и обвинили, по словам того парня.
– Джонатан…
Я не успела договорить, потому что он пересел, размещаясь передо мной, обхватывая мои бедра своими коленями. Его ладони легли мне на щеки, а глаза опять топили в бешеном океане.
– Все было в прошлом, – продолжил он, не отпуская моего взгляда. – Стася… Это была другая жизнь. Не моя. Не наша. Жизнь без света, который ты излучаешь. И если бы… Не знаю… Я предупреждал, что я не идеален.
Он опустил глаза и руки, все еще оставляя немного приватным свое личное пространство, которое так тяжело открыть перед человеком, который становится тебе ближе. Да и, наверное, я не хотела больше ничего знать. Кто я такая, я спала с его лучшим другом и теперь не имела права требовать от него чего-то другого. Тем более я действительно знала, кто он.
– Лучше скажи, – он улыбнулся мне. – Кто был тот парень, с которым ты так мило болтала и смеялась в баре?
Я рассмеялась, сбрасывая с себя напряжение последних минут, и кокетливо ответила:
– Просто знакомый.
– Просто знакомый? – похоже, его этот ответ не совсем устроил. – И где вы с ним познакомились? Вы болтали как старые приятели, напивались вместе и очень хорошо проводили время.
– Ну… – Я прикидывалась, что не понимаю намеков Джонатана, а он, похоже, начинал заводиться и злиться, отодвигаясь от меня и усаживаясь напротив по-турецки.
– Настя, просто скажи, что это за чурбан был, и все! – выпалил он. – Пожалуйста, давай без игр. Когда я что-то не знаю, меня это выводит из себя.
– А как же британская сдержанность? – издевалась я. – Я тоже, кстати, кое-чего не знаю.
– Чего же? – удивился Коул, скрестив руки.
– Как ты там очутился. Ты был у Тома. Вы смотрели футбол?
– Хорошо. Если я расскажу тебе об этом, ты мне поведаешь тайну вашего знакомства с этим парнем? – не унимался он.
– Да, и еще я хочу знать, как я оказалась голой в постели Лиззи?
Он загадочно улыбнулся.
– Только не говори, что это был ты?
