тише.
– Не боишься?
– Нет, – ответила я. – Намекаешь на то, что ты никчемный водитель?
– Нет. Думаю, с управлением этой малышкой я справлюсь.
Мы легко тронулись, и машина плавно двинулась вперед.
– Мы тронулись, о май гад… – ехидно заметила я, скрывая за улыбкой нервное напряжение.
– В любом случае я могу рассчитывать на тебя, ты же уже прошла вводный инструктаж на своих водительских курсах, – он лукаво подмигнул мне, отвлекаясь от дороги.
– Хорошо, ты меня сделал, – сдалась я, поднимая руки.
Не успели мы отъехать от вокзала, как природа вокруг завладела моим вниманием, мимо пролетали еще более прекрасные пейзажи, чем я наблюдала из окна поезда. Я пыталась не смотреть на Джонатана, который тоже постоянно бросал на меня пылкие взгляды, но не могла отвести глаз от его сосредоточенного на вождении лица.
По радио запела Селин Дион, и я прибавила громкость:
Я, наверное, лишилась рассудка,
Скорее всего, я унеслась в облака,
Но когда думаю о тебе,
Я должна чувствовать твое прикосновение,
Шептать тебе на ушко слова…
Натан повернулся ко мне, и наши глаза встретились. Наверное, не нужно было произносить в эту минуту никаких слов, потому что Селин все говорила за нас. Он протянул мне руку, и я вложила свою в его. А из колонок звучало:
Я люблю тебя, прошу, скажи,
Ты же любишь меня, три этих слова
Поменяли бы нашу жизнь навсегда…
Я пропела слова вместе с певицей, и Джонатан, улыбнувшись, нагнулся и поцеловал меня.
– Damn, – сказал он, возвращаясь к процессу вождения и выравнивая машину. – Так можно разбиться или врезаться в кого-нибудь.
– Пока мы едем по этому шоссе, – усмехнулась я, – нам не встретилась еще ни одна машина. И знаешь, это меня пугает больше, чем то, что мы можем разбиться.
– Почему? – не понял он и на секунду пристально посмотрел в мои глаза.
– Везешь меня куда-то на юго-восток Великобритании, можно сказать, в горы. Здесь нет ни одной живой души. Теперь я понимаю, к чему был тот вопрос про страх.
Он захохотал так задорно и открыто, что мне захотелось расплакаться от щемящего чувства в груди, потому что я вспомнила, как часто Коул сдерживал себя, особенно в моем присутствии, как редко он веселился.
Потом он повернулся и, втянув щеки, посмотрел на меня диким злобным взглядом из-под бровей, создавая образ одного из своих киношных воплощений.
– Я на самом деле Шарк. Боишься?
– В тебе, конечно, есть что-то от маньяка, но немного другого, – съязвила я, вспоминая мой кулон и матрешку.
– Как ты меня назвала? Маньяк-клептоман?
– Но ведь так и есть, – смущенно ответила я. – Зачем ты его носил?
– По-моему, все и так очевидно, Sunny.
Он улыбнулся и протянул руку, ожидая моей. Я вложила свою ладошку в его, и он поцеловал кончики пальцев, не отвлекаясь от дороги.
Впереди нас была некая арка из огромных, просто потрясающе огромных ив. Их широкие, больше моего охвата рук, стволы уходили ввысь, превращаясь в изящные ветви, свисающие почти до земли, а там, где, по сути, должно было быть видно небо, ветви переплетались друг с другом, создавая живую арку. Я не удержалась:
– Уау!
Коул посмотрел на меня и опять прикоснулся к пальчикам губами, а потом отпустил руку, сворачивая сразу за аркой на дорогу, покрытую мелким гравием.
– Осталось немного, – заверил он.
– С тобой хоть на край света, – провозгласила я, чем заставила его громко рассмеяться. – Что?
– Я все еще думаю, что я не тот человек, который тебе нужен.
– Джонатан… – с укоризной произнесла я.
– Прости. Я несу чушь.
Небо слегка стало хмуриться и затянулось серыми облаками, но это не делало день для меня серым, потому что рядом со мной находился тот, кто раскрашивал его во все цвета радуги. Такой неуверенный в себе и своих возможностях актер, который продумывал каждый ход, словно решая примерить на себя новую роль или что-то в этом роде. И все же я видела, что сейчас он никого не играл.
Меж невысоких кустарников вдалеке мелькал небольшой домик из темного дерева с ярко-красной крышей.
– Тебе нравится? – прослеживая мой взгляд, спросил Натан.
– Пока да, – ответила я и увидела свет в его глазах. Сегодня они не поглощали меня, а просто позволяли купаться в волнах этого порой неспокойного океана. Казалось, что вчерашний день и ночь успокоили и самого Джонатана, словно он наконец отпустил что-то внутри себя, и пружина ослабла.
Он заглушил двигатель возле деревянных ворот, и я отстегнула ремень безопасности и вышла из машины. Мой любимый бритиш тоже вышел и, положив руку мне на талию, притянул к себе, словно хотел сделать это давно. А я обнимала руками букет ромашек.
На улице стало значительно прохладней, чем в машине, поэтому Джонатан помог мне накинуть куртку на худи синего цвета и обнял за плечо.
– Ты не злишься, что я временно похитил твой телефон? – перед входом поинтересовался он.
– Ну… – Я мялась.
– Не хочу, чтобы нам кто-то мешал сегодня, – уверенно сказал он. – Нам и так долго не давали быть вместе.
Я улыбнулась про себя и обняла его за талию в ответ, придвигаясь ближе. Натан решил, что я не против, и поцеловал меня в висок, но я пока точно не знала, что чувствую, потому что никогда не любила, если мне начинали навязывать свои правила.
За деревянными воротами и каменистыми стенами забора вдаль уходила тропинка, выложенная булыжником, из которого был сделан забор, по ее бокам рос вереск, окрашивая вид далеких гор с белыми шапками золотисто-красным. Виднелись волны желто-зеленых деревьев, растущих на холмах, чувствовались влажный воздух и тишина, где изредка покрикивала какая-то птица.
– Красиво. – Я даже потеряла дар речи на секунду.
Джонатан не ответил, развернул меня к себе лицом и прикоснулся своими мягкими и теплыми губами к моим, нервно подрагивающим.
– Ничто не сравнится с твоей красотой, – прошептал он в уголок моих губ и опять продолжил поцелуй.
– Где ты набрался этого пафоса, Нат? – прервав поцелуй, усмехнулась я.
– Всегда хотел это сказать, – смущенно ответил он, топя в пронзительности своего взгляда.
– О’кей, – всего лишь ответила я.
Коул усмехался, а я почему-то подумала о том, что он намного умнее, опытнее и глубже, чем мне казалось раньше и чем представляла его пресса.
– Пошли, – сказал он. – Оставим десерт на потом.
Обойдя дом с левой стороны, мы оказались на ярко-зеленой лужайке, которая волнами уходила далеко-далеко вниз холма. На возвышении находилась площадка, выложенная плитами из темного камня под цвет дома, где стоял
