вырос ратник Семён.
– Хватайте оружие и бегом вниз, – зло скомандовал он, ловко столкнув вниз почти взобравшегося на частокол недруга, быстрым ударом боевого цепа. Мишка подобрал с настила топорик, сунул его Егору, а себе взял хазарское короткое копьё. И заторопился вниз по широкой лестнице, таща за собой друга. Егор повернулся и прокричал Семёну:
– А ты…?
– Быстро…! – рявкнул в ответ Семён, голосом, не терпящем возражений. Вместе с тем попутно отправляя небольшой булыжник примерно в то же место, куда секунду назад был сброшен нападавший степняк, внизу кто-то надсадно вскрикнул. Когда Мишка с Егором уже почти спустились со стены, то услыхали глухой, гулкий удар и снова крик боли в пересмешку с проклятиями на хазарском языке. Мгновение спустя Семён догнал парней и держался позади их, прикрывая щитом на случай пущенных недругами стрел. А на частоколе уже не осталось ни одного живого защитника, стеной полностью завладели хазары…
Мишке это казалось странным, но степные воины, заняв стену, не бросились вниз по мосткам и лестницам на оставшихся защитников Малых Врат, а помогли забраться наверх остальным штурмующим. Видимо, чтоб уже после организованной силой добить горстку обороняющихся. Защитники же в свою очередь сгрудились в узком месте меж изгородями, завалив подходы опрокинутыми телегами, бочками жердями и другим хламам, чтоб не дать врагам напасть на себя со всех сторон разом.
Мишка окинул взглядам всех, кто остался в строю вместе с ним. Их было совсем немного. Два охотника стояли рядом друг с другом. Оба держали щиты и топоры наготове, у одного отсутствовал шлем, и голова была перевязана. Третий охотник лежал на соломе за телегой и не мог подняться на ноги из-за тяжёлой раны, но всё же в полу бреду, ослабевшим и в то же время настойчивым голосом требовал, чтоб ему принесли его охотничий лук и стрелы. Поодаль в сторонке стояли Катя с Машей. Для Маши удар щитом в грудь не прошёл даром, потому как стояла она на ногах, не уверенно облокотилась спиной на плетёную изгородь, но её руки крепко сжимали лук, а на спине у неё висел колчан полный стрел. Катя как всегда рядом со своей подругой, была вооружена щитом и сулицай, но в заплаканных глазах у девушки виделся страх. Тут же находились сыновья Вита. Сашка вынимал хазарскую стрелу прибившую плечо его брату на вылет. Генка был абсолютно спокоен и только необычно бледное лицо выдавало ту боль, что испытывал парень в этот момент. Плечом к плечу с Михай, как и всегда стоял его верный друг Егор он успел промыть лицо холодной, колодезной водой и теперь видел лучше, и поэтому сжимал в руках лук и лишь изредка зло сплёвывал на землю кровавую слюну. Ну, а ратники Иван и Семён повреждений в бою почти не получили. Лишь у Семёна нога была перетянута белоснежной тряпицей с несколькими каплями крови. Но зато их щиты были полностью истыканы, исцарапаны наконечниками хазарских стрел. Оба ратника выглядели абсолютно спокойными и не чуть не уставшими, тем самым вселяя и в остальных защитников Малых Врат хоть какую-то надежду на благополучный исход боя. Ратники деловито покрикивали на молодых ополченцев, расставляя их, может быть, для последней в их жизни схватки. Всех, кто мог стоять крепко на ногах снабдили щитами, рогатинами да копями, и поставили в первую шеренгу, Мишка встал тоже в неё. Девчонкам, Егору и Генке позицию определили позади, вооружив их луками. Простые жители теперь уже тоже никак не могли оставаться в стороне и ждать пока хазары пленят их. Старики, подросшие дети, бабы, девки взяли в руки косы, вилы и тоже хотели встать в первую шеренгу. Но ратники, громко ругаясь, отправили их назад к лучникам и наказали засесть за телегами, укрываясь от стрел степняков, до поры, пока команды не будет. А как прозвучит команда, так пусть бегут, ничего не боясь, и бьют недругов, кто как может только разом. Жители согласились с опытным воином, понимая, что толку от них в первой шеренги без доспехов и щитов, а главное без надлежащего умения будет совсем немного.
Мишка стоял в первой шеренге с левого края, рядом с Семёном, куда он его и поставил. Ему надоело смотреть на чёрные фигуры, быстро заполняющие пространство на подмостках частокола, и рядом с ним. И незаметно для себя парень обратил внимание на уже вечеряющие небо. Вдруг как-то совсем неожиданно Мишку поразила эта простая, но и в то же время неповторимая красота небосклона. Больше яркое, слепящее солнце пробивалось из-за тёмных, кучевых туч, играя своими лучами на отточенных гранях оружия. И от этого солнца, веяло какой-то светлой, могучей силой. А пониже туч, ближе к селению по кругу летала птица, скорей всего орёл. Вроде бы, и обыденная картина для летнего вечера. Но сейчас Мишке она казалась такой прекрасной, что отрываться от её созерцания парню совсем не хотелось. Конечно, было это не от того, что юноша до сего момента не любовался небом и солнцем, Мишка любил смотреть в бездонную, голубую высь, особенно, когда погружался с головой в свои мечты. Просто сегодня его взор устал видеть весь день напролёт боль, страдания и смерть, творившиеся вокруг. И Мишке хотелось смотреть хоть на небо, хоть на луга, хоть даже просто в пустоту, только бы немного успокоится и отдохнуть от воплей хазар и крови, льющейся прямо на сырую землю. Потому теперь он и смотрел как никогда на вполне мирную, даже обыденную картину, жадно поглощая её широко открытыми глазами, почти не моргая, словно ребёнок только что обретший зрение или внезапно прозревший слепец.
Мишка задал сам себе вопрос: «Ну, почему я раньше так мало любовался небом, не замечая его красоты?». И не мог ответить. Скорей всего, он ещё долго так бы и не отрывался от вечернего небосвода, мысленно задавая себе вопросы, ища ответы на них у себя же в голове. Но из глубоких размышлений его резко вырвал плач ребёнка, судя по голосу совсем малого, ещё грудного. Тот, наверное, спал до этого времени, а тут проснулся и, чувствуя близкую беду, и зашёлся в плаче. Страшно было представить, что будет с этим ребёнком спустя какое-то время, когда защитить его будет некому, да и не только с ним, а со всеми с детьми, стариками и старухами, с бабами и девками, глядящими на своих будущих мучителей перепуганными глазами и сжимающими трясущимися руками черенки вил да кос. Что будет, когда кочевники завладеют селением? И от этих мыслей сердце
