– Смотрите, они уходят! – закричал один из солдат, указывая на разбросанные за стеной городские предместья. Гунны не стали дожидаться, пока армия противника подойдет к городским воротам и, оставив осадные орудия, унеслись прочь, на восток, к Секване.
* * *
– Они перешли Секвану, господин, – доложил разведчик, остановив взмыленного коня перед Аэцием.
– И?
– И движутся на северо-восток, господин – даже быстрее, чем раньше, я бы сказал.
Когда солдат ускакал прочь, Аэций погрузился в думу. Аттила увидел, что они подтянули к Аврелиану огромные силы, не только римлян и визиготов, но и франков, бургундов, аланов и армориканцев. Будучи столь же осторожным, сколь и смелым, король гуннов решил отступить. Возможно ли, что Аттила, устрашенный этим, рожденным «благодаря» его набегам, мощным союзом, решил вернуться на свои земли?
– Что скажешь, Тит? – спросил он у своего помощника, человека проверенного, прошедшего много кампаний. – Он идет к Рейну?
Глядя на осунувшееся, изборожденное морщинами лицо полководца – ведь Аэцию приходилось не только делать все возможное для того, чтобы не допустить развала Западной империи, и то и дело усмирять федератов в Галлии, но и противостоять враждебным махинациям Валентиниана, – Тит почувствовал внезапный приступ жалости. Окажись он на месте полководца – несомненно, пытался бы ухватиться за любую соломинку. Но для Аэция это стало бы опасной роскошью. Разбирательства с требованиями и прошениями истощили полководца до такой степени, что, не будь он человеком волевым и сильным, наверняка бы сломался. Поэтому в том, что на какое-то время здравомыслие оставило его, не было ничего удивительного. Внезапно Тит понял, в чем заключается его долг. Он должен вернуть своему господину трезвость ума и суждений, пусть даже ради этого придется разрушить ложные надежды, за которые пытается уцепиться Аэций.
– Не думаю, господин, – осторожно ответил Тит. – Это было бы не похоже на Аттилу. Раз вторгшись в западные территории, он не сможет позволить себе с них уйти; это пошатнуло бы его престиж, и гунны избрали бы нового вождя.
– Но ты же видел, что случилось в Аврелиане, – возразил Аэций почти жалобным тоном. – То было два дня назад, а он все продолжает и продолжает отступать.
– Это не отступление, а тактический отход, господин. Если б он остался, то оказался бы зажатым между силами наших армий и стенами враждебного города – худшей позиции и представить себе невозможно. Если б он принял бой, то рисковал бы оказаться разбитым в самом сердце Галлии, не имея шансов на отступление. Поверьте мне, господин, он остановится и сразится с нами, как только найдет благоприятное для себя место.
Покачав головой, Аэций провел ладонью по лицу.
– Ты, конечно же, прав, – признал он с усталой улыбкой. – И о чем я только думал? – Он похлопал Тита по плечу. – Спасибо тебе, Тит Валерий – ты настоящий Виктор при своем Юлиане [60] . «Благоприятное для себя место», говоришь. Наверное, это будет какая-нибудь большая плоская равнина, где его конные лучники смогут проявить все свое умение. – Полководец задумался, и на лбу у него появились глубокие морщины. – В этих краях есть одно только место, подходящее под это описание: Мавриакские – их еще называют Каталаунскими – поля, огромная равнина к югу от Дурокаталауна – это небольшой городок милях в пятидесяти к северо-востоку отсюда.
Так оно и оказалось. В ночь на 19 июня стремительное отступление Аттилы замедлилось: его арьергард настигли передовые части вражеского войска, что вылилось в кровавую стычку между франками и гепидами. Пока, при свете луны, они выявляли победителя, Аэций, доверив контроль над ситуацией полководцам Эгидию и Мажориану [61] , выехал на предполагаемое место сражения – произвести рекогносцировку. Дело рискованное, но, решил Аэций, оправданное. Хотя он и намеревался объехать позиции гуннов стороной, опасность нарваться на один из вражеских пикетов все же существовала.
Забрезживший рассвет явил его взору огромную и – на первый взгляд – абсолютно плоскую равнину, простирающуюся, в какую сторону ни глянь, до самого горизонта. Почва под ногами была твердой и сухой, а поднимавшееся в нескольких милях к югу громадное облако пыли позволяло сделать вывод, что именно там и находились гунны. Аэций упал духом. Мавриакские поля просто идеально подходили для маневров гуннской конницы, что давало Аттиле ощутимое преимущество над ведомой римлянами коалицией, чьи лошади были не столь выносливыми. Согласно полученным сообщениям численность гуннского войска достигала полумиллиона голов, что, безусловно, являлось преувеличением. Тем не менее даже по самым скромным подсчетам, Аттила располагал более чем ста тысячами воинов. Против которых Аэций мог выставить двадцать тысяч римлян, двадцать тысяч визиготов и, возможно, подобное же число вооруженных солдат от всех прочих союзников. Итого – шестьдесят тысяч, что в лучшем случае составляло чуть более половины от войска Аттилы.
Пав духом, Аэций осознал, что стоит перед суровым фактом: если он не сумеет найти способ, позволяющий уравнять силы, поражение союзников неизбежно. Затем, совершенно внезапно, он заметил нечто такое, что мгновенно подняло его настроение до небес. Епископ Аниан, несомненно, приписал бы увиденное им Провидению Божьему, непочтительно подумал Аэций. Криво усмехнувшись, он пришпорил коня и помчался к римским позициям.
* * *
В тайной комнате императорского дворца в Равенне Валентиниан, бледный и взволнованный, просматривал последние донесения из Галлии.
– Он давал нам слово, Гераклий, – закричал он дрожащим голосом стоявшему рядом весьма упитанному евнуху. – В своем письме Аттила уверял нас, что враждует лишь с соседями Рима, визиготами. А теперь мы узнаем, что против Аттилы выступили все, за исключением рипурианских франков, федераты Галлии. Что все это означает?
– Это означает, ваша светлость, – пояснил Гераклий, фаворит и главный советник императора, – что Аттила вас обманул. – Лживость и науськивание одного врага против другого – вот его главное оружие. Боюсь, он собирается завоевать не только Аквитанию, но и, вне всякого сомнения, всю Галлию целиком, а также, возможно, Италию и даже Испанию.
– Но почему мы об этом не знали? – запричитал Валентиниан. – Мы окружены одними лишь глупцами и трусами, и главный из них – Аэций. Он должен был предвидеть намерения Аттилы и сделать все возможное, чтобы помешать ему. Может ли он остановить гуннов, как думаешь?
– Я бы не стал на это рассчитывать, ваша светлость, – невозмутимо ответил евнух. – В этом отношении достижение восточной армии – случай воистину беспрецедентный.
– Тогда мы должны приготовиться к отъезду! – воскликнул император. – Немедленно поезжай в Классис, Гераклий. Зафрахтуй судно, самое быстрое, какое сможешь найти. Мы сегодня – все мы: я, Августа с дочерьми, члены Совета, все слуги и дворцовая стража – отправляемся в Константинополь.
– А также тот, чьей главной обязанностью является забота о благополучии вашей светлости? – вкрадчиво предложил Гераклий.
– Ты что ли? Да, да, конечно, но поторапливайся. Другие тоже могут прочесть сие предсказание.
– Будет исполнено, ваша светлость. Час-полтора – и корабль в вашем распоряжении. Но, пока я еще здесь, позвольте предостеречь вас от немедленного отплытия.
– Это еще зачем? – раздраженно спросил Валентиниан.
– А что, если Аэций все же одержит верх над Аттилой, ваша светлость, и, вернувшись в Италию, обнаружит, что трон свободен?.. – Гераклий пожал плечами и развел руки в стороны – остальное, мол, вы и сами можете додумать.
– Понимаю, Гераклий, понимаю, – беспокойно произнес Валентиниан после паузы. – Аэций давно уже желает сместить нас и узурпировать нашу власть. Думаешь, он попытается воспользоваться нашим отсутствием для того, чтобы забрать трон себе?
– История Рима, ваша светлость, полна печальными примерами того, как тщеславные полководцы завладевали императорским пурпуром – узурпатор Иоанн, к примеру, в те годы, когда вы были совсем еще ребенком.
– Хорошо, – неохотно уступил император. – Зафрахтуй судно, но с отплытием мы пока повременим. Полагаю, если Аттила победит, мы узнаем об этом еще до того, как он перейдет Альпы.
– Очень мудрое решение, ваша светлость.
...
«Лагерь союзников близ Дурокаталауна [написал Тит в “ Liber Rufinorum ”], провинция Лугдунская Сенония, диоцез Галлии. Год консулов Маркиана Августа и Адельфия, XII июльские календы [62] .
Наша помощь жителям Аврелиана подоспела весьма кстати. Когда римляне и их союзники подошли к городу, гунны были уже в его предместьях. Не дав нам возможности блокировать его войско у крепостных стен, Аттила, всегда проявлявший себя осмотрительным стратегом, снял осаду и отступил за Секвану. Важная победа Аэция и неудача Аттилы: взятие Аврелиана позволило бы обосновавшимся там гуннам предпринять со временем наступление на Аквитанию, вотчину визиготов.
