них мы оставались во вчерашнем дне, мы всё ещё нежились на траве у озера.
— Это были вы? Вы и ваши девочки?
Мадам Ледук коротко кивнула.
— Мы пережили неповторимый день, такой, какого никогда не было и никогда больше не будет. Но вернувшись сюда, мы обнаружили, что прошла половина нашей жизни. Я до сих пор не понимаю, что с нами произошло и почему так случилось. Я не понимаю, был это дар или проклятие. Но первая часть моего желания тоже сбылась: пока мы находимся внутри этого здания, мы остаёмся такими же, какими были в тот день, много лет назад. Словно моё желание выбило нас из общего потока жизни, и я и мои семь девочек оказались вне времени; словно мы прокляты — или наоборот, имеем счастливую возможность, — оставаться здесь вечно.
— Здесь написано, что девочек было девять.
— Да… когда-то их было девять. Двое из них ушли: Сара ушла пять лет назад, и Имоджин — как раз накануне Рождества. Сара хотела потом вернуться, но она уже не выглядела молодой девушкой. Время настигло её, и она постарела за неделю на сорок лет. А Имоджин прислала мне письмо. Всего две строчки. Желаете прочесть?
Она протянула ему листок бумаги, который так часто разворачивали и снова складывали, что он истрепался на сгибах. Почерк был такой кривой и запутанный, что Винсент с трудом разобрал слова.
Дорогая мадам Ледук,
Я очень стара и вот-вот умру. Передайте остальным, что я буду ждать их на небесах.
Мадам Ледук сказала:
— Похоже, что чем больше проходит времени, тем быстрее мы стареем, если пытаемся покинуть это место. Поэтому… мы решили остаться здесь.
— Не верю, — сказал Винсент. — День не может растянуться на годы. Люди не могут вечно оставаться молодыми. Кого вы пытаетесь провести? Вы просто не хотите, чтобы я забрал у вас Катерину. Вас только одно заботит: деньги, которые она вам приносит. Беременная девочка, как же, лакомый кусочек! Боже, если бы вы действительно заботились о благополучии этих девочек, вы никогда не стали бы предлагать их тела первому попавшемуся извращенцу с тугим кошельком!
— Себя вы к этой категории людей, очевидно, не причисляете, — заметила мадам Ледук.
— Я поддался страсти, и я признаю это. Она очень красива, она соблазнила меня. Но это не значит, что теперь я должен оставить всё как есть.
— Винсент… а вам не приходило в голову, что это единственный способ для нас заработать себе на хлеб? Ни одна из нас не может покинуть эти стены, так что же ещё нам остаётся делать? Хоть мы и не стареем, но мы по-прежнему нуждаемся в еде и обязаны платить по счетам.
Винсент рассмеялся, а затем резко умолк. Посмотрев на мадам Ледук, он сказал:
— Знаете, что? Да вы и в самом деле спятили. Если верите в то, что в тысяча девятьсот двадцать четвёртом году вы пропали, а теперь не стареете… что ж, у меня нет слов. Я и понятия не имел, с кем связался.
В комнату вошла Катерина, одетая в длинную белую ночную рубашку. Она собрала волосы в пучок и от этого выглядела ещё более юной и уязвимой. С момента их встречи прошло всего три дня, но он уже успел забыть, как она очаровательна. Её взгляд из-под длинных ресниц. Пухлые губы. Грудь под свежевыглаженной хлопковой тканью.
Мадам Ледук взяла её за руку.
— Мистер Джеффрис хотел забрать тебя с собой, Катерина. Мне пришлось объяснить ему, почему это невозможно.
— И я, конечно, поверил каждому вашему слову, — съязвил Винсент. — О каком-то пикнике на Кровавом озере. Вы что, всегда с собой на пикники таскаете запас бутербродов на двадцать четыре года вперёд?
Мадам Ледук сказала:
— Катерина, почему бы тебе не поговорить с Винсентом наедине, в твоей комнате? Думаю, он и сам этого хочет.
Не сказав ни слова, Катерина взяла его за руку и повела по коридору. Она открыла дверь, и он вошёл внутрь.
— Я просто хочу поговорить, — сказал он.
— То есть, я тебя больше не привлекаю?
— Я пришёл убедить тебя покинуть это место. Я хочу, чтобы ты позаботилась о своём ребёнке.
Катерина отошла от него на пару шагов, а затем покружилась, стащила ночную рубашку через голову и осталась перед ним обнажённой.
— Ну, скажи теперь, что я больше тебе не нравлюсь.
— Катерина, я так больше не могу. Я нашёл тебе квартиру. Она небольшая, но хозяйка о тебе позаботится, а в двух кварталах есть хорошая клиника.
Катерина подошла к нему, на её лице появилась её обычная мечтательная улыбка. Соски были твёрдыми и выпуклыми; она прижалась тугим округлым животом к его стремительно набухающему члену.
— Ну вот, — сказала она. — Все-таки я тебе ещё нравлюсь.
— Ты мне не просто нравишься, Катерина.
— Так докажи, — поддразнивала она. Она расстегнула молнию на его брюках и вытащила наружу член.
— Не надо, — он пытался сопротивляться, но она так умело сжала его несколько раз, что он не мог сдерживаться.
Он наблюдал за тем, как она опустилась перед ним на колени, закрыла глаза и обхватила его член пухлыми губами. Она взяла его глубже, и на щёках у неё появились ямочки; она ласкала его тёплым мягким языком. Он запускал пальцы ей в волосы, касался её ушей и чувствовал такую слабость и в то же время такое блаженство, что решил: она должна принадлежать только ему. Он воспитает и её саму, и её ребёнка. Он будет заботиться о ней, защищать её, и ночи напролёт будет любить её.
Его сперма жемчужинами поблёскивала на её волосах. Катерина подняла на него взгляд и улыбнулась. На улице гремела гроза, ветер бил в стекла.
— Ты хочешь жить со мной? — спросил он.
Она играла рукой с его обмякшим членом.
— Конечно… если бы у меня была такая возможность.
— Тогда позволь мне забрать тебя отсюда. Завтра вечером я приеду за тобой, хорошо?
Она протянула ему руку, и он помог ей встать на ноги.
— Если бы только это было возможно, — повторила она и просто поцеловала его в губы.
* * *
— Ты свихнулся, — сказал Боубей. — Ты вообще представляешь, чем грозит похищение человека?
— Она сама этого хочет, — возразил Винсент. — Она сказала, что хотела бы жить со мной, если бы я забрал её оттуда.
— Эти девицы скажут тебе что угодно, если видят, что ты хочешь это услышать. Они за это получают деньги.
— Катерина не такая.
— Знаешь, в чем её единственное отличие? У неё пирожок в духовке.
— Франсуа, если ты не хочешь