не ответила, только закрыла глаза.
— Прости, — сказал он. — Прости за то, что полюбил тебя. Прости, что во мне остались человеческие чувства. Что я должен был делать?
До полуночи он смотрел телевизор, а затем разделся и лёг в постель рядом с ней. Она тихо посапывала в подушку. Он протянул руку и дотронулся до её плеча, положил ладонь ей на грудь. Затем провёл рукой по круглому животу. Он чувствовал, как там шевелится ребёнок, будто кто-то замешивает тесто.
До 3:40 он ворочался в постели. Иногда он засыпал, и тогда ему снилось, будто в других комнатах кто-то разговаривает и смеётся. Он проснулся с сильной эрекцией и снова потянулся к Катерине. Она по-прежнему спокойно посапывала. Он погладил её грудь сквозь ткань ночной рубашки, а затем раздвинул ей ноги и лёг сверху. Наверно, трахать спящую было неправильно, но он не мог устоять. Было темно, и она была совсем сухая, но он смочил пальцы слюной и смазал кончик члена, а затем резко вошёл в неё и начал ритмично двигаться, погружаясь так глубоко, как только было возможно.
Она проснулась. Он почувствовал это. Но он вот-вот готов был кончить и не мог остановиться, поэтому продолжал трахать её, все жёстче и грубее. Он слышал, как тяжело она дышит, и думал: отлично, ей тоже нравится. Он сказал:
— Да, детка, ты великолепна. Ну же, сладкая, ты просто прелесть.
И тут она закричала. Это был пронзительный, булькающий крик, она забрызгала ему слюной все лицо. Испугавшись, он сел, чувствуя, как по спине пробежали мурашки, она закричала снова. Он нащупал выключатель настольной лампы, но, включая, уронил лампу на пол, и открывшееся зрелище, освещённое под таким углом, казалось ещё более ужасающим.
Перед ним, раскинув ноги, лежала ссохшаяся старуха. На её голове клочьями торчали редкие седые волосы. Глаза впали глубоко в глазницы, иссушенные губы были туго натянуты на беззубые дёсны. Единственное, что выдавало в ней Катерину, — это её огромный круглый живот.
— Господи, прошептал Винсент. — Господи, пусть это окажется страшным сном.
Старуха снова закричала, но из её груди вырвался лишь хрип. Она подняла костлявую руку и слабо уцепилась за плечо Винсента, но тот оттолкнул её. Она умирала прямо на его глазах. Под кожей на её лице всё явственней проступал череп, грудь сморщивалась. Кожа на ключицах разорвалась, обнажив кости, подбородок упал на грудь.
— Катерина! — Винсента трясло. — Катерина!
Он приподнял её голову, но та оторвалась и покатилась на подушку. Катерина была мертва. Винсент соскочил с кровати, вытирая руки о простыни. Он так дрожал, что ему пришлось опереться на стену, чтобы не упасть.
И вдруг он подумал: «А ребёнок? А как же ребёнок? Катерина мертва, но вдруг удастся спасти ребёнка!»
На секунду он задумался о том, чтобы вызвать скорую — но как, черт возьми, объяснить врачам, что в его постели делает мёртвая старуха — мёртвая беременная старуха? Он осторожно подошёл к ней и убедился, что ребёнок все ещё шевелится внутри. Но как долго он сможет так жить?
Винсент направился на кухню, открыл ящик и достал большой разделочный нож. Вернувшись в спальню, подошёл к Катерине, лицо которой стало совсем серым. Он уже почти готов был бросить всё как есть, но снова заметил движение внутри живота и понял, что обязан дать ребёнку шанс.
Он приставил остриё ножа к её сморщенной коже прямо над лобковой костью, а затем осторожно надавил, разрезая мышцы, пока не почувствовал что-то мягкое. Он опасался, что случайно заденет ребёнка, но продолжал разрезать живот. Её плоть была такой старой, сухой и увядшей, что больше напоминала гнилую мешковину. Наконец, он разрезал живот и потянул два куска плоти в стороны, обнажив матку.
Дрожа и обливаясь потом, он вырезал из её утробы младенца. Сначала появилась ножка, затем ручка. Каким-то чудом ребёнок оказался жив. Он был скользкий, фиолетовый, и от него исходил сильный запах околоплодной жидкости. Винсент перевернул ребёнка так, чтобы можно было перерезать пуповину, а затем поднял его обеими руками. Младенец был такой крошечный, такой хрупкий. Девочка. Зажмурившись, она сжимала и разжимала кулачки. Она засопела, а затем пару раз едва слышно вскрикнула.
Винсент был очарован. Он разрыдался. Слезы бежали по его щекам, стекали с подбородка. Он не мог понять, что произошло с Катериной, но понимал, что только что спас жизнь ребёнку. Он прошёл через всю комнату, положил её на диван, а сам ушёл в ванную за полотенцами.
* * *
На рассвете под проливным дождём он уже на всей скорости нёсся к Мон-Сен-Мишель. Время от времени стрелка спидометра переходила за отметку сто десять километров в час. Он добрался до места к одиннадцати часам дня. Подбежал к крыльцу, перепрыгнул через ступеньки и принялся бешено колотить в дверь.
Вышла мадам Ледук, а за её спиной показался Боубей.
— Вы вернулись, — сказала она. — Я поражена, что вам хватило на это смелости.
— Что ж… Думаю, у меня не оставалось другого выбора.
— Что с Катериной?
Он опустил голову.
— Вы не солгали мне. Катерины больше нет. Но мне удалось спасти её дочь. Я хотел привезти её сюда, пока не стало слишком поздно.
Он подошёл к машине и открыл дверь. С нерешительным видом, будто бы никогда прежде она не стояла под дождём, будто никогда раньше лучи солнца не слепили ей глаза, из машины вышла молодая девушка — босая, завёрнутая лишь в зелёное полотенце. Винсент взял её за руку и повёл к дому. Виолетта и Боубей молча наблюдали за тем, как они поднимаются по ступенькам. Девушке на вид было семнадцать или восемнадцать лет, у неё были длинные тёмные волосы, как у Катерины, и она была почти так же красива, только черты лица были чуть более резкими.
— Вот, — сказал Винсент, подводя её к двери. — Здесь ты будешь в безопасности.
На глазах мадам Ледук блеснули слезы.
— Я так раскаиваюсь в своём желании, — сказала она Винсенту.
— Что ж, — ответил он. — Всё мы иногда в чем-то раскаиваемся.
* * *
Они поехали прочь от дома. Небо начинало проясняться. Боубей сказал:
— Куда мы? Монреаль в другой стороне.
Винсент протянул ему сложенную карту.
— Кровавое озеро, — сказал он. — Мне нужно сделать ещё кое-то.
В лесу он выкопал неглубокую могилу и положил в неё истлевшее тело Катерины. Он засыпал её лицо землёй и листьями.
— Прости меня, — все, что он смог сказать. После этого он подошёл к озеру, в зеркальной поверхности которого отражалось чистое голубое небо.
— Они пришли сюда и загадали желание, —
