сделки и прислал мне записи камер наблюдения, на которых видно, как Девлин заходит в их особняк ровно за одну ночь до своей смерти. А кадры, о которых Гарет говорил только что, — это видео, на котором Девлин был введен в подвал одним из жутких кроликов. Тот, кто ждал его там, был в красной маске.
Киллиан.
Затем видео закончилось.
Во время инициации я слышала, как участники упоминали, что последний ролик был посвящен играм разума. И нет никого лучше в них, чем Киллиан.
Но почему Девлин решил сразу после этого съехать на своей машине с обрыва? Единственный, кто может ответить на этот вопрос, вероятно, Киллиан, но в последнее время, когда я чего-то от него хочу, он говорит:
— Сначала скажи, что ты моя.
Когда я отказываюсь, он пожимает плечами и оставляет меня в подвешенном состоянии.
В этом случае все будет по-другому. На самом деле, он, вероятно, будет мудаком, просто потому что может.
Я убираю свой телефон и мысли подальше, когда вхожу в класс профессора Скайса. Я готова к тому, что он отчитает меня за опоздание на пятнадцать секунд, но он просто смотрит на меня и ничего не говорит.
Подождите. Он не обращает на это внимания?
Мои движения медленны и неуклюжи, когда я занимаю место в задней части класса, благодарная за то, что меня скрывает мой холст.
В этот момент я понимаю, что картина, которую я нарисовала в прошлый раз, пропала, а на ее месте лежит пустая.
И тут происходит нечто совершенно неожиданное. Профессор Скайс достает картину, и не просто картину — мою картину — и демонстрирует ее всему классу.
Я навостряю уши, готовая к натиску его слов, которые на этот раз должны опозорить меня перед всем классом.
Но я не могу отвести взгляд от черных и красных теней, переплетающихся, сталкивающихся и врезающихся друг в друга, как силы природы. Я горжусь этой картиной, своим душевным состоянием, когда я ее создавала, но теперь профессор снова меня унизит.
Может быть, мне стоит убежать, пока не началась жара?
Нет. Я большая девочка. Я выдержу.
— Смесь холодного, мрачного, темного, плоского и абсолютно преувеличенного импрессионистского стиля может проявляться по-разному. — Он показывает на картину. — Это одна из них. Определенно не лучшая и не первая, но у нее уникальный стиль, который стоит изучить на предмет эмоциональной ценности. Отличная работа, мисс Кинг.
Внимание всего класса переключается на меня, но лучшее, что я могу сделать, это недоверчиво уставиться, как будто у меня инсульт.
Может быть, у меня инсульт.
Если это сон, то он слишком жесток. Разбудите меня, пожалуйста.
Я щипаю себя за бедро, и это чертовски больно.
— Продолжаем, — объявляет профессор и рассказывает о сегодняшнем уроке не отрываясь от картины. Моей картины.
Я все еще в оцепенении после окончания урока. Я честно ожидаю, что он позвонит мне и скажет, что все это была отвратительная шутка, но он просто уходит.
И все остальные тоже.
Только Стюарт остается и улыбается мне, немного неловко. Он воспринимает угрозы Киллиана всерьез и держит между нами достаточную дистанцию, чтобы поместились еще три человека.
— Поздравляю, Глин. Давно пора было.
— Спасибо... наверное... я все еще не могу в это поверить. Ты знаешь, как сильно он меня ненавидит и считает, что мое искусство — дрянь и плохое подражание маминому. Он даже сказал, что я недостойна быть ее дочерью и сестрой Лэндона.
Стюарт теребит светлые пряди на затылке.
— Он может быть снобом.
— Может быть?
— Ну, он такой, но эй, посмотри на светлую сторону. Он наконец-то видит твою ценность. — Он ухмыляется. — Если это что-то значит, я думаю, что твое искусство более провокационное, чем у твоей мамы и даже у Лэндона. Мне нравится.
— Спасибо. — Я не могу сдержать улыбку, которая разбивается на моих губах.
Это первый раз, когда кто-то сказал мне это, не считая моей мамы. Она пыталась заглушить мою неуверенность в себе в самом начале, но она моя мать. Она склонна относиться к своим детям одинаково, но я думаю, что в глубине души она больше всего любит Брэна, и она определенно считает Лэндона гением искусства, который даже превосходит ее.
Это то, чем она гордится.
Мы со Стюартом направляемся в кафетерий, чтобы влить кофеин в наши системы, но в холле нас останавливает очень знакомая, очень светловолосая, очень колоритная, в стиле Харли Квинн, девушка.
Черри сует мне в лицо жевательную резинку и смотрит на меня так, будто я не более чем грязь на ее ботинке.
В последнее время она бродит по ресторанам и паркам, куда я хожу, наверное, присматривает за мной или что-то в этом роде.
Это первый раз, когда она подошла близко, и сказать, что я не чувствую себя комфортно в ее присутствии, было бы преуменьшением.
— Тебе что-то нужно? — спрашиваю я нейтральным тоном.
У меня все утро было хорошее настроение, а она испортила его за долю секунды.
— Кыш, ботаник, — отмахивается она от Стюарта. — Взрослым нужно поговорить.
— Может быть, это тебе нужно уйти, пока ты не научишься хорошим манерам, — говорю я ей.
— Все в порядке... Я буду в кафетерии. — Стюарт практически убегает, оставляя меня наедине с Черри.
То есть с девушкой, которую Киллиан трахал долгое время и которой, очевидно, это понравилось настолько, поэтому она вернулась за добавкой.
Нет. Я просто не собираюсь думать об этой детали.
— Уф, чем больше я смотрю на тебя, тем больше убеждаюсь, что ты скучнее, чем погода в твоей стране, тебе не хватает индивидуальности, и ты, вероятно, такая же ханжа, как монашка. Какого хрена Киллиан в тебе нашел?
— Очевидно, то, чего он в тебе не видит. А теперь, если ты меня извинишь, у меня есть дела поважнее, чем потакать мелким мальчишеским драмам. Это не средняя школа, насколько я знаю.
— Слушай сюда, ты, маленькая снобистская сучка. — Она вцепилась мне в лицо, ее голос стал жестче. — Ты думаешь, что ты особенная? Думаешь, ты единственная, кого Киллиан заставил почувствовать себя королевой, прежде чем отбросить в сторону, как использованный презерватив? Была там, делала это, у меня есть гребаные следы, чтобы доказать это. Так что злорадствуй, пока можешь, потому что он скоро покончит с тобой, и когда это случится, он вернется в мою постель, потому что знает, что там
