грустно улыбнулась Рен.
– Ох! – Королева замолчала, беспокойство охватило ее.
На втором этаже шевельнулась тень. Без сомнения, еще один солдат, наблюдающий за ними сверху. Рен подумала, что, возможно, это Тор.
– Может быть, этого человека можно спасти? – в голосе королевы слышалась надежда.
Рен чуть помолчала.
– Нет, – ответила она, покачав головой, – ничего нельзя сделать.
– Тогда остается надеяться. – Валеска откинула голову назад, ее серебристо-светлые волосы коснулись пола, когда она посмотрела на заснеженный купол и завывающую за ним метель. – Мы должны надеяться на мир за пределами нашего, там любовь, которую мы дарим в этой жизни, вернется к нам десятикратно, и люди, которым мы ее подарили, будут ждать нас с полными любви сердцами, когда мы умрем.
Рен нахмурилась. Надеяться непросто и чаще всего опасно.
– Или мы можем петь матросские песни. И пить. И танцевать. И играть музыку, пока еще можем. – Рен показала на стеклянное фортепиано. – Поймать удачу, которая нам дарована, и использовать, пока она не отвернется от нас.
Королева наклонила голову:
– Я никогда так об этом не думала.
– Это помогает, по крайней мере, иногда. – Рен вскочила на ноги, чувствуя, как над ними движется тень. – Уже поздно. Я должна идти. Спасибо, что не прогнали меня.
– Спасибо за матросскую песню и все остальное.
– Пожалуйста! – Рен поднялась по лестнице, улыбаясь трелям фортепианной музыки, доносившимся ей вслед. Она направилась к месту, где прятался Тор, но он уходил, стараясь, чтобы его не заметили. Что ж, слишком поздно. Рен догнала его.
– Обычно ты не убегаешь от меня, – фыркнула она, следуя за ним в комнату в конце коридора, – особенно в темных коридорах.
– Не думал, что мы в таких хороших отношениях, – раздался голос, который Рен не ожидала услышать. Пара бледных голубых глаз блеснула в темноте.
– Аларик! – Рен сделала шаг назад. – Я думала, ты… – она замолчала, проглотив имя Тора.
– Мудрое решение, – сказал король, – мне не хотелось бы, чтобы ты и дальше компрометировала себя или кого-либо еще. – Он повернулся, чтобы зажечь светильник на стене, и мерцающий свет оживил комнату. Она была заставлена мольбертами, на которых стояли написанные маслом пейзажи, ожидающие завершения.
Взгляд Рен переместился на одну из гор Фоварр.
– Снег выглядит таким настоящим, – произнесла она, поднимая палец, чтобы дотронуться до него.
– Не смей! – Аларик вытянул руку, останавливая ее. – Краска еще не высохла.
Рен повернулась к нему, новый приступ ужаса скрутил ее изнутри.
– Пожалуйста, только не говори, что это ты нарисовал.
– Они так плохи? – Он поднял брови.
– Нет. Ты не художник, – сказала Рен. – Ты не можешь быть художником.
– Почему?
– Потому что это слишком… слишком…
– Впечатляюще?
– По-человечески. – Рен скрестила руки на груди. – А ты не человек, ты зверь.
Аларик отступил от нее, его взгляд затуманился. Рен обидела его, но он взял себя в руки и сверкнул клыками.
– Даже у зверей может быть хобби, разве нет?
Рен взгромоздилась на табурет.
– Мне больше нравилось, когда я ничего о тебе не знала.
– Мне больше нравилось, когда ты была ничтожеством в Орте, – парировал он, – но вот мы здесь.
– Почему ты шпионил за мной?
– Я услышал музыку матери. – Он замолчал и нахмурился. – Подумал, что это, должно быть, сон.
– Значит, ты пропустил матросскую песню, – расслабилась Рен.
Аларик усмехнулся:
– Не думаю, что кто-либо во дворце Гринстад пропустил матросскую песню, Рен.
Щеки Рен вспыхнули:
– Она предназначалась не для тебя.
– Тем не менее я благодарен за нее. – Удивительно, но слова Аларика прозвучали… хмм искренне. – Прошло много времени с тех пор, как я слышал смех матери.
О нет! Король был искренним.
– Прекрати, – попросила она, поднимаясь на ноги. – Я не хочу говорить о твоей матери, твоей преданности, твоей…
– …человечности? – Аларик выгнул бровь. – Боишься, что может передаться и тебе?
– О, прошу! У тебя ее нет.
– Ты так говоришь только потому, что ненавидишь меня.
– Конечно, я ненавижу тебя! – прошипела Рен. – Ты заставил меня обратиться к магии крови.
– Кровь была моей.
Она ткнула в него пальцем:
– Ты собираешься убить мою бабушку.
– Только если ты потерпишь неудачу.
Рен захотелось ударить его по лицу.
– Продолжай, – сказал он, наблюдая, как она разминает руки. – Осмелишься?
Рен хрустнула костяшками пальцев.
– Не искушай меня!
Аларик подошел к окну, заложив руки за спину и глядя на бушующую метель. За ним Рен едва могла разглядеть замерзший пруд внизу.
– В детстве, когда еще мой отец был королем, он каждую неделю находил время, чтобы покататься с нами на коньках по этому пруду, – сказал он, словно они просто разговаривали. – Это была лучшая часть недели. – Рен огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что он разговаривал с ней. – Я был худшим фигуристом, которого ты могла бы видеть, но никогда так сильно не смеялся и не чувствовал себя таким свободным.
Снаружи метель колотила кулаками в окно, словно пыталась ворваться.
– Я подумала бы, что ты в этом хорош, – заметила Рен, только чтобы что-то сказать. – Холодно. Сложно. Опасно.
Аларик выразительно посмотрел на нее:
– Только для тех, кто утонул.
– Чуть не утонул, – исправила его Рен, – и, пока не треснул лед, у меня хорошо получалось.
– Знаю. Я наблюдал за тобой.
Рен удивленно моргнула. Она задумалась, как долго он наблюдал за ней и, что более важно, почему он вообще наблюдал за ней.
– Почему мы говорим о катании на коньках?
Аларик приложил лоб к окну.
– Потому что никогда не знаешь, насколько ты будешь скучать по каким-то моментам, пока они не останутся позади.
– У тебя все еще есть пруд, – отметила Рен.
– Но нет отца. – Он провел рукой по волосам, по черной пряди. – На следующее утро после того, как он погиб, я проснулся с этой прядью. Она отражает то, что внутри меня. – Он снова продолжил наблюдать за метелью. – Гроза забрала у меня отца, Рен. Природное явление сильнее любого короля, любого зверя. Я ничего не мог с этим поделать, мне некуда было направить свой гнев. – Он оперся руками о подоконник, тяжело дыша. Рен заметила, что он снова одет в черное – еще один сюртук безупречного покроя с высоким воротником и пуговицами из матовой стали. – Но Ансель, мой младший брат, был убит.
– Виллемом Ратборном, – напомнила ему Рен.
– В игре, которую ты устроила, – в его голосе послышались опасные нотки. Его бледно-голубые глаза наполнились яростью, и Рен показалось, что он собирается разорвать ее на части. – Игра, в которой Ансель оказался пешкой. Тебя никогда не заботило, что случится с моим братом. Разбитое сердце. Унижение. Смерть.
– Это не так, – возразила Рен.
– Разве?
Она замолчала, пораженная внезапным, ужасным осознанием: это правда.
