V
Теперь начиналась в жизни государя и его семьи новая эпоха, эпоха лишения свободы с унижениями и оскорблениями для его не только царского, но и просто человеческого достоинства.
Ворота дворца в Царском Селе были заперты, когда подошел автомобиль государя. Солдат, стоявший здесь, не открыл их и ждал дежурного офицера. Тот крикнул издали: «Открыть ворота бывшему царю». Поза офицера была нарочито обидная для государя. Когда государь шел мимо него, у него во рту была папироса и он держал руку в кармане. На крыльцо вышли другие офицеры. Они все были в красных бантах. Ни один из них, когда проходил государь, не отдал ему чести. Государь отдал им честь.
Страшное горе у государыни вызвало известие об отречении государя. Наконец встретившись с радостью, они вместе рыдали, но их взаимная, громадная и теперь уже неразлучная любовь давала достаточно сил, чтобы перенести все страдания, на которые они пошли.
Цесаревич и его сестры поразительно сознательно и мужественно отнеслись к постигшей царскую семью перемене и преданной любовью и заботливостью старались облегчить государыне и государю всю горечь обид и унижений.
Когда наследника известили об отречении отца от престола, он спросил только о том, кто же будет править Россией, и ни слова не сказал о себе и ни единого намека на свои права. Его учитель был поражен скромностью этого ребенка, которую он находил равной его доброте.
О жизни в Царском Селе государь дал одной из своих сестер благодушное описание, в котором, между прочим, говорит: «Выход наш в сад со всеми нашими людьми, для работы или на огород или в лес, должно быть, напоминал оставление зверями Ноева ковчега, потому что около будки часового у схода с круглого балкона собиралась толпа стрелков, насмешливо наблюдавшая за этим шествием. Возвращение домой тоже происходило совместное, т. к. дверь сейчас же запиралась. Сначала я здоровался по привычке, но затем перестал, потому что они плохо и вовсе не отвечали… Разумеется, за этот долгий срок с нами было множество мелких забавных и иногда неприятных происшествий, но всего не описать, а когда-нибудь, даст Бог, расскажем вам на словах». Об этих стрелках государь вообще отзывается так: «Бедные сбитые с толку люди».
9 марта государь прибыл в Царское Село к больным детям и супруге, и началась совместная жизнь под арестом. А 31 июля они простились навеки с дорогими уголками родного им Царскосельского дворца и парка. «Какое страдание наш отъезд, — писала государыня, — все уложено, пустые комнаты — так больно, наш очаг в продолжение 23 лет».
6 августа царская семья прибыла в Тобольск на пароходе «Русь».
Жизнь в Тобольске получила свое отражение в письмах царской семьи своим родным и носит бодрый характер, а у молодых членов семьи всегда веселый.
Государь пишет своей сестре в Крым: «Мы постоянно думаем о вас всех и живем с вами одними чувствами и одними страданиями». В другом письме он говорит: «Тяжело чрезвычайно жить здесь без известий — телеграммы получаются здесь и продаются на улице не каждый день, а из них узнаешь только о новых ужасах и безобразиях, творящихся в нашей несчастной России. Тошно становится от мысли о том, как должны презирать нас наши союзники. Для меня ночь — лучшая часть суток, по крайней мере забываешься на время».
«Мы только что вернулись от обедни, — пишет государь, — которая для нас начинается только в 8 часов при полной темноте. Для того чтобы попасть в нашу церковь, нам нужно пройти городской сад и пересечь улицу — всего шагов 500 от дома. Стрелки стоят редкою цепью справа и слева, и, когда мы возвращаемся домой, они постепенно сходят с мест и идут сзади, а другие вдали сбоку, и все это напоминает нам конец загона, так что мы каждый раз со смехом входим в нашу калитку».
«Сегодня день твоих именин, — пишет государь своей сестре. — Как часто мы проводили этот день вместе всей семьей и при иных обстоятельствах, более счастливых, чем нынешние. Бог даст, и эти пройдут. Я не допускаю мысли, чтобы те ужасы, бедствия и позор, которые окружают нас всех, продолжались долго. Я твердо верю (государь подчеркнул слово «верю»), как и ты, что Господь умилосердится над Россиею и умирит страсти в конце концов. Да будет Его святая воля».
«Последние дни были очень холодные, — продолжает он, — сильнейшая буря с 25–30-градусными морозами. Ветры проникают даже в дом, и температура некоторых комнат доходила до 7–8 град, тепла, например в зале и моем кабинете. Эта температура в помещениях напомнила мне пребывание зимою у дорогого Георгия в Абастумане. Но ко всему привыкаешь, одеваемся мы тепло и по утрам сидим в валенках — пока печи не растопятся. Отлично».
Государыня пишет той же сестре своего супруга: «На душе так невыразимо больно за дорогую родину, что объяснить нельзя… Живем тихо, хорошо устроились, хотя далеко, далеко от всех отрезаны, но Бог милостив, силы даст и утешит, — сердце полно, выразить нельзя». «Сколько горя кругом. Куда ни смотришь — слезы, слезы. Но крепко верю, что время страданий и испытаний проходит, что солнце опять будет светить над многострадальной Родиной. Ведь Господь милостив — спасет родину, вразумит туманный ум, не гневается до конца. Забыли люди Бога. Год — что царство зла всем правит. Немного еще терпеть и верить. Когда кажется, что конец всего, тогда Он, наверно, услышит все молитвы. Страдания и испытания Им посланы — и разве Он не всегда достаточно сил дает для перенесения всего. Ведь Он Сам показывал нам, как надо терпеть без ропота и невинно страдать… Дни быстро идут, однообразно, все заняты, только таким образом и можно жить. Теперь будем тоже во время службы петь, не знаю, как выйдет. Дети, Нагорный (который тоже будет чтецом — мальчиком читал в церкви), я и регент. Очень грустно не бывать в церкви, не то, без обедни. Хотим говеть на 1-й неделе, не знаем, как будет, что позволят».
Письма царевен дают те же сведения: «По воскресеньям бывает обедница в зале, были два раза в церкви. Какая это была для нас радость после 6 месяцев… Здесь церковь хорошая.
Одна большая летняя в середине, где и служат для прихода, и две зимние по бокам. В приделе служили для нас одних. Она здесь недалеко, надо пройти город, сад и прямо напротив через улицу. Маму мы везли в кресле, а то ей все-таки трудно столько идти». «Вчера у нас в доме была заупокойная всенощная, а сегодня утром обедница. Поют во время службы 4 монахини из иоанновского монастыря, который за городом. Говорят, что очень красиво…» «Бог даст, все как-нибудь уляжется и успокоится. Говорят всегда, что ничего хорошего и счастливого долго не бывает, вернее не длится, так по-моему также и скверное когда-нибудь должно же кончиться. Верно. У нас все, слава Богу, насколько можно, спокойно. Все здоровы, бодры и не падаем духом». «Собираемся петь во время службы, начали спеваться, но регент еще не был, т. е. не знаем, успеем ли петь в субботу». «Надеемся все на Бога и не унываем». «Мы все на этой неделе говеем и сами поем у себя дома. Были в церкви наконец. И причаститься тоже можно будет там».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
