Продвижение насыпи было куплено ценой жизней многих, многих людей в рядах Сасанидов. Вскоре после начала работ Баллиста разместил четыре городских двадцатифунтовых артиллерийских орудия за стеной на одной линии с пандусом. Несколько домов были снесены, чтобы создать новую артиллерийскую огневую точку. Тем владельцам недвижимости, которых удалось найти, была обещана компенсация – если город не падет. Каждое утро люди шли на работы по одному и тому же маршруту, а затем оставались на месте в течение всего долгого дня. Каждое утро баллистарии, отвечающие за двадцатифунтовые пушки, проверив настройки своего оружия, могли стрелять вслепую по высокой траектории над стеной, зная, что рано или поздно, с помощью наблюдателей на стене, один из их гладких круглых камней попадет в укрытие для рабочих с ужасающей скоростью и разнесет в тошнотворное месиво людей, работавших в иллюзорной безопасности внизу.
Как только дозорные на стене кричали: "Попали! Попали!", лучники оборонявшихся появлялись из укрытий, которые они вырыли в основании внутреннего гласиса города, подбегали к зубчатым стенам и обрушивали на сасанидов сокрушительный град стрел с железными и бронзовыми наконечниками на рабочих, более не защищенных укрытием.
Баллиста приказал двум шестифунтовым артиллерийским орудиям, расположенным на башнях на угрожаемом участке стены, сосредоточиться на каменщиках, работавших над подпорными стенами насыпи. У баллистариев, отвечавших за них, была хорошая линия обстрела. Экраны не выдерживали повторных ударов. И здесь, с течением времени, навалили целую гору трупов.
Артиллерия Сасанидов сделала все, что могла, чтобы уничтожить своих собратьев. Но до сих пор они не смогли серьезно остановить хаос, учиняемый орудиями защитников. Баллистам дважды приходилось заменять как шестифунтовые орудия, так и большинство их обслуги, а одно из двадцатифунтовых орудий было разбито без возможности ремонта. Больше не было резервов камнеметов. Тем не менее, интенсивность обстрела несколько снизилась.
На глазах у Баллисты шестифунтовый камень, летевший слишком быстро, чтобы его можно было разглядеть, врезался в один из экранов, прикрывавших каменщиков. Полетели щепки, поднялось облако плотной пыли, экран, казалось, прогнулся, но остался на месте. Еще один или два таких, и ему конец: еще больше мертвых гадов и еще одна задержка.
Баллиста нырнул обратно за парапет. Он сел, прислонился к нему спиной и задумался. Каждую ночь Сасаниды отступали, чтобы на следующее утро начать все сначала. Почему? Почему они не работали всю ночь? У них была рабочая сила. Если бы Баллиста был их командиром, они бы так и сделали. Северянин где-то читал, что во времена предыдущей династии, парфян, неохотно действовали по ночам. Возможно, то же самое было и с Сасанидами. Тем не менее, они рыли подкоп из оврага ночью. Возможно, потребовалось что-то особенное, чтобы подтолкнуть их к этому. Это было загадкой, но война была одной длинной чередой необъяснимых событий.
-На данный момент я увидел все, что мне было нужно. Давайте спустимся.
Пригнувшись, Баллиста двинулся к лестничному колодцу в крыше башни и спустился вниз. Он прошел несколько шагов до северной из двух своих контрподкопов. Кастриций ждал прямо внутри. Баллиста жестом пригласил свою свиту войти первой: Максима, Деметрия, североафриканского писца, двух гонцов и пару всадников.
-Мы можем поговорить здесь. -Баллиста сел. Кастриций присел на корточки рядом с ним, как и Деметрий. Баллиста отметил прочную на вид перекладины, толстые подпорки шахты. Здесь было не так уж плохо, совсем рядом со входом. Гнет замкнутого пространства не мог подавить его, когда до открытого воздуха оставалось всего три или четыре шага.
На другой стороне шахты вереница мужчин передавала из рук в руки корзины с грунтом из туннеля.
Кастриций достал несколько клочков папируса, исписанных его каракулями. Он с восхитительной ясностью и краткостью изложил ход своего туннеля. Он находился под стеной, под внешним гласисом, и полз, как крот, к персидской насыпи. Сверяясь с одним листом папируса за другим, он изложил свои предполагаемые потребности в подпорках и рейках для крепления стен и потолка шахты, лампах и факелах для освещения работ, а также различных зажигательных веществах и контейнерах для них для конечного назначения шахты. Когда Баллиста утвердил цифры, Деметрий записал их.
Кастриций пошел проверить, как идут дела; Баллиста молча сидел на месте. Сасанидский снаряд с грохотом врезался в стену наверху. С крыши посыпался мелкий дождь земли. Баллиста поймал себя на том, что думает о Кастриции и его переменчивой судьбе. Должно быть, он совершил ужасное преступление, раз его отправили на рудники. Он пережил этот ад, что говорило о необычайной стойкости; он вступил в армию (существовал ли закон, который должен был предотвратить это?); обнаружение трупа Скрибония Муциана привлекло внимание Дукса Реки к его знаниям о шахтах; будучи одним из трех выживших в злополучной экспедиции молодого опциона Проспера, он получил должность знаменосца Баллисты. Теперь, во второй раз, его опыт работы в шахтах помог ему, обеспечив повышение до исполняющего обязанности центуриона, чтобы прорыть этот туннель.
Еще один камень ударился о стену; посыпалось еще больше пыли. От этой шахты и изменчивости фортуны мысли Баллисты неочевидными путями двинулись к вопросу о предательстве. Деметрий не смог разгадать шифр, но само существование зашифрованного сообщения, прикрепленного к стреле, показывало, что в городе Арет все еще был по крайней мере один предатель – или, по крайней мере, так думали персы. Баллиста был уверен, что персы были правы.
Что он знал о предателе? Почти наверняка он убил Скрибония Муциана. Он сжег артиллерийский склад. Он пытался организовать поджог зернохранилищ. Он поддерживал связь, хотя иногда и с перебоями, с Сасанидами. Очевидно, предатель хотел, чтобы город пал. Кто мог хотеть столь чудовищного исхода? Мог ли это быть один из горожан, один из тех, кто потерял свои дома, семейные могилы, храмы, рабов и все свободы, которыми так дорожил, из-за оборонительных мер, введенных Баллистой? И разве он не сыграл свою собственную роль? Как далеко можно зайти, прежде чем уничтожить то, что ты пытался защитить?
Если это был кто-то из горожан, то очень богатый. Нафта стоила больших денег; она воняла: только богатые могли себе это позволить, и роскошь пространства скрывала ее ядовитый запах. Если предателем был горожанин, то это должен был быть кто–то из элиты, один из защитников караванов – Анаму, Огелос, даже Ярхай - или один из других членов городского совета, как этот вечно улыбающийся христианин Теодот.
Но был ли это горожанин? А как насчет военных? Баллиста прекрасно понимал, что Максим все еще не доверяет Турпиону. Не без причины. У Турпиона с веселым лицом было жирное черное пятно на репутации. Он извлек выгоду из смерти своего командира, Скрибония Муциана. Несмотря на уговоры Максима, Баллиста никогда не настаивал на том, чтоб Турпион рассказал, что именно Скрибоний использовал для его шантажа. Может быть, когда-нибудь он и скажет, но Баллиста очень сомневался, что Турпиона можно заставить это рассказать. С другой стороны, Турпион был молодцом на протяжении всей осады. Его набег в самое сердце персидского лагеря потребовал исключительного мужества: можно сказать, что он заслужил право на доверие. Но опять же, как напомнил ему Максим, мужество полезно для предателя – и доверие тоже.
