— Ага! — воскликнул он минут десять спустя, извлекая на свет из сундука-артефакта темную пузатую бутылку, оплетенную веревками.
Все же домна Киэра была не только запаслива, но и расчетливо-запаслива. Вдруг нагрянут гости с коронами на головах? Или какой-нибудь еще могущественный маг заглянет? Достойная магистра выпивка — вот она, или там блюдо какое-нибудь, с вином и специями.
Реймонд попробовал выбить пробку левой рукой, но не выходило, правая же уже висела безжизненной плетью. Он вгрызся зубами, потащил пробку, ощущая во рту привкус какой-то гадости, возможно, что и самой пробки.
— Реймонд? — раздался удивленный голос Маэры. — Ты что это делаешь?
— Хочу напиться, — признался Реймонд, выпустив из зубов пробку.
— И поэтому решил опустошить мамину бутылку имеонского горящего вина?
Реймонд посмотрел на неё мутным, исполненным головной боли взором и подумал, что имеонское горящее вино — самое то. Строго говоря, оно не было вином, потому что его не давили из винограда, все ж таки климат на Имеоне был суровым и виноград там не рос. Но это была выпивка, которая не только горела, но еще и обжигала все внутри. В Вагранте Реймонд как-то пробовал горящее вино, один раз, и помнил только, как выпил залпом, закашлялся под хохот присутствующих.
Напиться и забыться — моментально, словно получив удар по голове.
— Чем тебя молодое пиво не устраивает? — спросила Маэра, указывая на большую бутыль в углу.
— Мочача молодого козлёнка, — проворчал Реймонд, скрывая смущение.
За годы в Вагранте привык к иной таре, даже не обратил внимания на бутыль, иначе уже открыл бы её и выпил. Наполовину так точно осилил бы, компенсируя слабость напитка количеством.
— Зато мама ругаться не будет.
— Да пусть хоть всего изругает, — зло проворчал Реймонд, возвращаясь к сражению с пробкой, — проклянёт и выгонит, плевать, недолго уже осталось!
Маэра, собиравшаяся открыть пиво, чуть не выронила все, ахнула:
— Да ты что такое говоришь? Тебя же лечит мастер Светла!
Реймонд кое-как справился с желанием высказать, какой она мастер и где он видал и Светлу, и её любовь к дедушке, и весь клан Тарнишей.
— Лечит да не справляется! — Реймонд рванул рукав, едва не разрывая его, демонстрируя черноту руки до самого плеча. — Я умираю, Маэра, недолго уже осталось.
Маэра опять ахнула, молча отобрала у Реймонда бутылку и моментально выдернула пробку. Разлила, затем подумав, поставили еще кружки, долила пива, придвинула Реймонду.
— Запивай сразу, — посоветовала она.
— Ты ещё поучи меня пить, — проворчал Реймонд.
Злая, бессильная мысль пронзила его: «Вот учился бы в Вагранте магии вместо умения пить, и не попался бы так глупо!» От всего этого настолько несло затхлостью, пылью книг, бледной, сгорбленной Агатой, что Реймонд ухватил небольшой стаканчик с горящим вином, опрокинул и тут же щедро запил пивом.
Повторил.
Стало легче.
Мир словно бы поплыл вокруг, утратил жесткие, острые границы, все стало мягким и расплывчатым, прекрасным и добрым. Злость внутри не то чтобы исчезла, но утихла, прибитая огнем, полыхающим в животе. Маэра что-то сказала ему, и Реймонд ответил, выпил ещё и ещё ответил, а потом обнаружил, что они не одни.
В дверях стояла донья Августина, к которой крепко прижимался Хосе, указывая рукой на Реймонда и что-то тараторя. Августина подошла ближе, глянула на черную руку Реймонда сквозь толстые очки и хотела потрогать ее. Реймонд отмахнулся зло — умереть не дают! — и мастер заговорила о чем-то скучном и сердитом. А потом, как всегда, свернула на своё драконье говно. Словно Реймонду было до него дело!
— Уходите! — заорал он.
Донья Августина ушла, прихватив сына, и Реймонд неожиданно подумал, какая она в сущности прекрасная женщина. Не нудит, не пыхтит и сыном обзавелась. Мысль пошла дальше, и Реймонд решил, что ему тоже надо оставить потомство. Продлить себя в веках, дабы род Хатчетов не прервался. Причем продлить немедленно, пока он не умер.
— Р-р-раздевайся, — сказал он Маэре заплетающимся языком и начал стаскивать рубаху.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Пока он её стаскивал, Маэра чудесным образом превратилась в Агату.
— О, и ты здесь? — обрадовался Реймонд. — Р-раздевайся! Две бабы — в два раза больше потомства!
Бац! Головная боль от оплеухи взорвала мир вокруг, снова ставший жестким, острым и неприятным. Не успел Реймонд высказать свое недовольство этим фактом, как услышал возглас Агаты:
— Вот тебе в два раза больше!
Бац! Голова Реймонда снова взорвалась болью, дернулась в сторону.
— Х-хватит меня бить, — обиженно заявил Реймонд, — я еще потомства не оставил!
— Правда, — заявила Маэра, появляясь рядом, — ты ж его так убьешь!
— Это ты его убьешь, подливая выпивку, да еще и смешивая! — обвиняюще ткнула пальцем Агата. — Ему нужна трезвая голова!
— Поэтому ты его била по голове, да? Чтобы вылечить?
— Д-девочки не ссорьтесь, — пробормотал Реймонд, — давайте лучше размножаться.
Головная боль разрослась скачком, в ушах зазвенело, словно Реймонда осаждали стаи комаров. Агата и Маэра кричали ему что-то, размахивая руками, Реймонд, подумав, заявил:
— Я люблю вас обеих, не сомневайтесь. У тебя будет умный мальчик, — указал он на Агату, потом на Маэру, — а у тебя — крепкий! А у Катрины — красивый!
Почему-то это заявление взбесило их обеих, и Реймонду прилетело с двух сторон. Новый взрыв боли, его сбросило со стула. Зато неожиданно вернулся звук.
— А ну не бей моего Реймонда!
— Чего это он твой?!
— Потому что я люблю его!
— Поэтому и бьешь так, чтобы убить?!
— Тебя забыла спросить, немочь равнинная!
— Ах ты ж коза драная!
Реймонд кое-как встал, обнаружив перед собой Агату с фингалом под глазом и Маэру с раздувшейся до безобразия щекой.
— Щас, я всё поправлю, — заявил он, пытаясь прищелкнуть пальцами правой руки.
Не вышло, и Реймонд прищелкнул левой. Получилась какая-то ерунда, теперь у Маэры был фингал, а у Агаты раздувало щеку. Они возмущенно что-то заорали, но к Реймонду вернулся звон в ушах, и он просто не слышал, что ему кричат. Маэра взмахивала рукой, показывая то на себя, то на Агату, а та, в свою очередь, изображала руками круги.
— С-слушайте, ну где я вам сейчас круглую кровать достану? — развел руками Реймонд. — И давайте одновременно, а то я, может, прям щас умру!
Агата топнула ногой и убежала, Маэра тоже выскочила прочь, хлопнув дверью так, что пол вздрогнул, а голова заболела ещё сильнее. Реймонд торопливо налил себе ещё, выпил, налил и выпил, и облегченно выдохнул, ощущая, что боль отступает.
Затем в дверях появилась донья Августина.
Реймонд хотел и ей предложить размножиться, но вовремя вспомнил, что от таких предложений начинает сильно болеть голова. Донья Августина что-то говорила, но звон в ушах продолжался, скрывая все звуки.
— Я вас не слышу, — сообщил Реймонд.
Донья Августина всплеснула руками и затараторила вдвое быстрее, если судить по движениям губ. Реймонд смотрел на неё и думал, что все эти исследователи немного не в себе. Ну сказано же было, что не слышит, так чего начинать говорить ещё больше?
Затем донья указала на руку Реймонда и на голову, на уши.
— Да, как только дойдет до головы, я сдохну, — расстроился Реймонд. — Даже оставить потомства не успел!
Донья неожиданно чему-то рассмеялась, приподняла бутылку, потрясла и, махнув рукой, ушла. Реймонд поплакал ещё, жалея себя, затем выпил и заорал в ужасе. Мало того, что он больше не чувствовал вкуса горящего вина, так оно ещё и закончилось!
— У-у-у, ведьма, — пробормотал он в адрес доньи Августины, — заколдовала всё!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Попытки расколдовать бутылку успехом не увенчались — вина в ней больше не становилось. Да и вообще, если верить преданиям, на такой фокус способен был один лишь Спаситель. Реймонд решил, что когда помрёт, сам с ним встретится и спросит, правда ли это, и пошёл допивать пиво, пока его тоже не заколдовали, но идея пристроить бутыль на столе — чтобы пиво оттуда лилось само — оказалась неудачной. Бутыль разбилась, пиво разлилось, а Реймонд расстроился.
