Он снова взглянул на горизонт с темными слоями облаков. Ветер нес дождь к «Триумфу» и к цепочке английских шлюпок, выстроившихся на море в тонкий барьер между Сен-Мартеном и Ла-Рошелью.
— Я добьюсь победы и вернусь домой! — поклялся себе Бекингем. — Не для того я появился на свет и взлетел так высоко, чтобы сгинуть тут, в холодном море у берегов Франции. Я родился для высоких дел, гораздо более высоких, чем это. Я увижу, как Сен-Мартен сровняется с землей! А потом отправлюсь домой и получу эти пятнадцать тысяч фунтов, он отдаст их мне прямо в руки за все мои страдания. И я забуду, что вообще когда-то был здесь в нужде и страхе.
Он обернулся; в ярде от него стоял Традескант.
— Черт возьми, Джон! Ты меня напугал. Что ты здесь делаешь?
— Просто смотрю на вас, милорд.
Бекингем расхохотался.
— Ты что, боишься ножа убийцы на моем собственном корабле?
Джон покачал головой.
— Я опасался разочарования и отчаяния. Иногда друг может оградить и от них тоже.
Герцог обнял садовника за плечи и прижался лицом к мускулистой шее старшего товарища. От Традесканта уютно пахло домом, домотканой одеждой, чистым бельем и землей.
— Ты прав, — коротко сказал Бекингем. — Оставайся рядом, Джон.
ОСЕНЬ 1627 ГОДА
Тем же утром из форта прибыл посыльный. Командующий Торрес просил мира и хотел обсудить условия капитуляции. Бекингем не дал офицеру-посыльному возможности увидеть свое ликование, он принял известие так, будто не придавал ему особого значения.
— Боюсь, вы устали, — вежливо произнес герцог, как один джентльмен другому, и повернулся к слуге. — Принеси нам вина и хлеба.
Посыльный не просто устал, он был полумертв от голода. Он набросился на хлеб и проглотил его, почти не разжевывая. Бекингем внимательно следил за ним. То, в каком состоянии находился посыльный, говорило о состоянии солдат внутри форта все, что желал знать герцог.
Он развернул письмо, доставленное офицером, и внимательно прочитал его еще раз, нюхая серебряный помандер у себя на шее.
— Очень хорошо, — обыденным тоном заключил он.
Один из английских офицеров вопросительно поднял брови. Бекингем улыбнулся и небрежно пояснил, будто речь не шла о деле первостепенной важности:
— Командующий Торрес хочет обсудить условия капитуляции.
Поняв намек, английский офицер кивнул.
— В самом деле?
— Мне поручено принести ответ, — вмешался посыльный. — Форт ваш, милорд.
Бекингем наслаждался моментом.
— Благодарю вас. Merci beaucoup.
— Я позову секретаря, — предложил английский офицер. — Если я правильно понимаю, мы можем продиктовать условия?
Посыльный поклонился. Бекингем поднял руку; на его пальце сверкнул бриллиант.
— Спешки нет, — заявил он.
— Мне поручено доставить ответ, — повторил посыльный. — Условия командующий излагает в письме: наша полная и безоговорочная капитуляция. Достаточно вашего устного ответа — да или нет, — и мы можем покончить с этим сегодня же.
— Я напишу вашему командующему завтра, — улыбнулся Бекингем, — после того, как обдумаю, устраивают ли меня ваши условия.
— Не можем ли мы прийти к согласию сейчас же, милорд?
Герцог покачал головой.
— Сейчас я собираюсь обедать, — сообщил он тоном провокатора. — У меня прекрасный повар, он изобрел новый способ готовить говядину в густом красном соусе. Во время обеда я поразмыслю о вас и о командующем Торресе. А завтра разговеюсь и напишу вам.
При упоминании мяса посыльный сглотнул слюну и промолвил несчастным голосом:
— Мне поручено принести ответ, сэр.
Бекингем улыбнулся.
— Передайте командующему Торресу, что завтра я жду его к обеду. Я пошлю ему приглашение на торжественный обед вместе с условиями капитуляции.
Посыльный был готов спорить дальше, но французские офицеры-протестанты деликатно вытеснили его из комнаты. Слышны были его неуверенные шаги по сходням, потом один из стражников благополучно проводил его до осажденного форта.
— Пусть попотеют, — жестко произнес Бекингем. — Они хотят сохранить свое оружие и получить гарантии безопасного прохода в Ла-Рошель. Они даже хотят вывезти пушки из форта. Это трудно назвать капитуляцией. Мне нужны их оружие и штандарты, и тогда они свободны. После всех здешних перипетий я обязан привезти хоть что-что домой. Их пушки должны стоять на моих кораблях, их штандарты я предъявлю при дворе, положу эти штандарты к ногам короля. Для последнего акта всего действа нам нужен яркий реквизит.
За обедом офицеры много пили. Джон прикончил пару стаканов местного вина, а потом вышел на палубу. Ветер усиливался, корабль неуклюже качался на якорях. Темнеющее небо было плотно покрыто облаками; на горизонте, там, где только что село солнце, еще светилась желтая кайма, словно гриб на стволе поваленного дерева. Джона беспокоило, как в такой ветер чувствуют себя остальные корабли, вытянувшиеся через бухту. Он кликнул матроса и велел приготовить лодку.
Тот нехотя подогнал маленький скиф к подножию трапа, и Джон повел лодочку вдоль борта «Триумфа». Волны под килем маленького суденышка поднимались и опадали. Они шли поперек бухты, устрашающе высокие, особенно если смотреть с воды. Мощное дыхание Атлантического океана толкало их вперед, будто они атаковали хрупкие кораблики, тесно сцепившиеся друг с другом и окружившие осажденный форт.
— Давай к посту, — распорядился Джон. — Проверим заграждение.
Из-за шума ветра приходилось почти кричать. Моряк налег на весла; скиф подпрыгивал вверх и вниз, когда под ним проходили большие волны. Лодочка обогнула пост, и Джон увидел свой барьер. Сначала ему показалось, что тот в порядке. Вглядываясь в темноту, он изо всех сил прищурился и наконец решил, что корабли все еще стоят на якорях, нос к корме, а их неравномерное движение вызвано тем, что большие волны поднимают и опускают их неравномерно. Потом он заметил, что один из кораблей оторвался.
— Черт побери! — выругался Джон. — Греби к кораблю! Нужно поднять тревогу!
Матрос направился к одному из пришвартованных кораблей, и Джон вскарабкался по трапу. Его подвело больное колено, и он, перемахнув через релинг, повис на руках как обезьяна. Оказавшись на палубе, он обратился к матросу в лодке:
— Возвращайся на «Триумф»! Доложи адмиралу, что заграждение прорвано. Скажи, я делаю, что могу.
Кивнув, матрос устремился обратно к кораблю Бекингема. Джон бросился к корабельному колоколу и забил тревогу. Матросы выбирались со шкафута, сжимая в руках обеды — всего лишь по тонкому ломтю ржаного хлеба и еще более тонкому кусочку французского бекона.
