Я украдкой наблюдал за ним. Пинта пива, к которой он едва прикоснулся, стояла перед ним, как пропуск и объяснение его нелепого присутствия в чужом пабе.
Парень думал о чём-то своём и невесёлом. Интересно, на котором языке он это делал? Английский с неискоренимым индусским акцентом или санскрит, хинди? Субъект словно почувствовал мой немой вопрос, поднял глаза и взглянул в мою сторону. Мы встретились взглядами. Я не ощутил неловкости. Этот парень не напрягал меня. Едва заметно, приветственно кивнул ему. Он ответил тем же, с лёгкой вежливой улыбкой. И снова каждый уткнулся в свой бокал.
Я вернулся к своим, залитыми холодным пивом мыслям. Они текли конкретным русским языком; злобная, стареющая, ограниченная кавказская… Тебе ли судить меня?
Выйдя из паба, я побрёл в противоположном направлении от моего жилья. Вспомнил о Саше армянине, который когда-то приглашал меня в гости. Это было рядом. Но на пути к нему, на улочке Frederick меня отвлекли и сбили с пути. Несколько женщин стояли на углу в ожидании случайных клиентов. Во мне они увидели нуждающегося в их услугах. Оценив появившийся объект, кто-то выкрикнул в мой адрес;
— Джентльмен! Давай делать бизнес.
От меня ожидали ответа.
«Хоть я с вами совсем незнаком, и далёко отсюда мой дом… Танцевать я совсем разучился и…» — думал я, оценивая на глаз девиц.
— Сколько? — коротко отозвался я.
— Двадцать фунтов. Комната моя, — деловито объяснили мне условия тесного сотрудничества.
Девицы выглядели вульгарно. Близость такого качества не стоила двадцати фунтов и порочила мой облик советского туриста.
Их предложения обретали всё более навязчивые формы. Мне следовало бы удалиться. Я, молча, пожал плечами и пошёл далее.
— Погоди. Ты куда? — продолжали они переговоры вдогонку. На тихой улочке в вечернее время это звучало непристойно громко.
— Это слишком дорого, — ответил я, не останавливаясь.
— Хорошо, пятнадцать фунтов. Для тебя — скидка. И комната моя, здесь рядом, — пошли на встречу жлобу.
Я не реагировал. Всё это звучало отталкивающе вульгарно.
But she was female, of the jealous kindShe couldn't stand it not to ask me whyI guess we'll have to say goodbye.
Sting[53]
К женщинам медленно подъехала легковая машина. Они забыли обо мне и приступили к новым переговорам.
Дома меня помнили. На пути к своей комнате я встретился с Лали.
Кстати, это она сосватала меня с безработными земляками, нуждающимися в помощи. И попросила об услуге.
— Всё нормально, Сергей?
— Нормально. А что?
— Ты всё где-то пропадаешь…
— Есть места.
— Нашёл что-то интересное?
— Да, здесь неподалёку местные тётки разных возрастов и размеров предлагают себя по 15–20 фунтов, — утешил я соседское любопытство.
У Лали округлились глаза. Она ждала продолжения.
— И ты ходил к ним?!
— Да, повидался, поинтересовался ценами.
— И что?
— Сегодня не возникло чувство любви, и мы даже не подружились. Возможно, в другой раз повезёт, — закончил я новости и побрёл в свою комнату, надеясь, что такая новость объяснит им моё времяпрепровождение вне дома и отвлечёт внимание от моих дел.
На следующий день я благополучно окунулся в свою среду и наслаждался жизнью безработного беженца. Диван в книжном магазине был в моём распоряжении. Солнце за стеклянной витриной то ярко светило, то скрывалось за тяжёлыми тучами и сменялось кратковременными проливными дождями.
Летопись о легендарных деятелях британской культуры читалась с особым кайфом. Пару сотрудниц магазина, проходя мимо, по-приятельски приветствовали меня пожеланиями доброго дня.
В книге говорилось о пятом, старшем члене музыкального коллектива. Питер Грэнт (1935–1995) — их менеджер. Который внёс весомый вклад в раскрутку команды. В Великобритании в конце 60-х годов их никто не знал, да и знать особо не желал. Уж слишком необычной была их музыка. Поэтому, бригадир Питер Грэнт, для начала, стал возить ребят на гастроли по Америке. Там они не брезговали никакими подрядами, соглашались на выступления в студенческих городках и клубах, порою, за вознаграждение в пару сотен долларов. В Америке они нравились молодёжи, концертные сборы росли, а главное, о них и их музыке заговорили. Бригадир обеспечивал ребятам плотный график выступлений, хотя и невеликий, но стабильный заработок наличными, всегда доступный кокаин и девушек. Ребята были довольны.
Питер Грэнт отличился в истории музыкальной индустрии и тем, что в 70-х годах создал революционный прецедент. До этого, существовала устойчивая практика — платить выступающим музыкантам не более 60 %. Половина, вырученного от продажи билетов, доставалась организаторам концертов. Он же, настоял и добился, чтобы его музыкантам выплачивали 90 %.
Для меня оказался новостью тот факт, что эта, акула британской музыкальной индустрии, умер ещё в 1995 году от сердечного приступа, в возрасте 60 лет.
Хотя, их барабанщик John Bonham, 31–05–1948 года рождения, ушёл в мир иной ещё раньше; 25 сентября 1980 года. Безмерное потребление алкоголя и кокаина вырубило отчаянное сердце на 33-м годке его шумного барабанного бития.
День накануне смерти, он начал с принятия хорошей порции водки, с утра, перед репетицией, по дороге в студию. И в течение всего дня подогревал себя регулярными увесистыми добавками алкоголя. Репетировать закончили поздно вечером и всей командой отбыли в дом Джимми Пэйджа, что в Виндзоре.
После полуночи он вырубился, и его спящего перетащили в кровать. (Надо было оставить его на месте.)
На следующее утро, 25 сентября турне-менеджер Бенже Ле Февр и Пол Джонс нашли его уже мёртвым. Джону Бонэму было всего 32 года. Причиной смерти было удушение от рвоты. Судебно-медицинское вскрытие не обнаружило в теле каких-либо иных наркотиков, кроме алкоголя.
10 октября 1980 года John Henry Bonham был кремирован в Rushock Parish Church, графства Worcestershire.
Время от времени меня отвлекали от чтения назойливые телефонные звонки. Темы телефонных переговоров оставались стабильно прежними; моряки с сигаретами, обещающие вскоре пришвартоваться в порту Саутхэмптона, да люди, нуждающиеся в открытии банковских счетов и в прочей языковой помощи. Я был нужен людям!
Среди прочих проявилась и Ольга-Мария. Она получила первую зарплату и хотела показать мне свою платёжку. Я помнил, что обещал ей своё участие в процессе обращения украинки в гражданку Евросоюза.
Выглядела Ольга вполне жизнерадостно. Было очевидно, что она всем довольна. Платёжка, которую ей выдали в агентстве, содержала всё необходимое для обращения в банк. Паспорт был при ней. Я уверенно направился с ней в отделение Ллойд банка на Лондон роуд.
Индуска, заседая на своём рабочем месте, втихаря грызла чипсы. Посетителей у неё не было, и возможно, она была искренна, заявив, что рада меня снова видеть. Вытерев руки и губы платком, она взяла Ольгин паспорт с платёжкой и обратилась к своему компьютеру.
Спустя пятнадцать минут мы вышли из банка с готовым счётом. Прямо оттуда мы направились в офис национального социального страхования, где подали заявку на получение персонального страхового номера.
Всё шло до скучного гладко с применением этого голландского паспорта. Ольга не успевала вникать в совершаемые нами действия, и едва ли имела представление о тех мытарствах, через которые проходит большинство её земляков, прибывающих сюда на заработки.
В этот вечер, вернувшись домой, я встретил Толяна и Васыля.
— Сергей, нам дали видео кассету. Хороший фильм, идём, посмотрим, — пригласил меня Толя в гостиную к телевизору.
— Что за фильм? — безразлично спросил я, прошёл за ним в комнату и упал на диван.
— Кино про украинцев в Чикаго. Называется «Брат — 2» — ответил Толя и запустил видеомагнитофон.
Мы организовали чай и стали смотреть российское кино, поговаривая о текущих делах. Трое граждан Украины; двое уроженцев Галичины и один — Новороссии.
Толя и Вася благополучно сработались в англо-украинском трудовом коллективе в качестве лэйборов, и начали задумываться о каких-то следующих шагах.
— Как дела у голландки Ольги? — спросил меня Толя.
— У неё всё происходит, как у гражданки Евросоюза, — коротко рапортовал я.
По-моему, она приобрела удачный документ, он избавляет её от украинской головной боли.
Кстати, что-то не похоже, что этот фильм про украинцев, — заметил я.
— Дали будэ, — обещал Толян. — Сергей, если тебя интересует такой паспорт, я могу дать тебе телефон человека в Лондоне, который контачит с людьми в Париже и передаёт им заказы.
— Хорошо, дай, на всякий случай, я переговорю, узнаю, что они предлагают. Ты сам знаешь этих товарищей в Париже?
— Нет, мой лондонский земляк знает. Спросишь его. Но он ни о ком ничего не расскажет. У него свой интерес от посредничества.