– Удивительно, что с такими мыслями она не завела роман с каким-нибудь немцем! – воскликнул Эмбри.
– Думаю, если бы она не отстреливала их до появления ящеров, так бы и было, – сказал Джоунз. – Но она ненавидит их сильнее, чем все остальные русские, с которыми я знаком, а своих мужчин считает стадом свиней. Оставалось одно – я. Только теперь и я тоже оказался не слишком подходящей кандидатурой.
– Может быть, стоит начать ухаживать за старшим лейтенантом Горбуновой, – задумчиво проговорил Бэгнолл. – Мне кажется, это самый легкий способ отделаться от Татьяны навсегда.
– Только вот если она действительно вбила себе в голову, что желает получить тебя любой ценой, юной леди может угрожать опасность, – сказал Кен Эмбри.
– Сомневаюсь, – сказал Бэгнолл. – Людмила не производит впечатления такой же опасной, как Татьяна, но уверяю вас, она в состоянии за себя постоять.
– Надеюсь, – вскричал Джером Джоунз. – Даже страшно подумать, сколько раз она вылетала на задания на своем маленьком биплане, который, того и гляди, развалится на части? Никому не удалось бы уговорить меня подняться в воздух на такой штуке, в особенности там, где от желающих меня сбить нет отбоя.
– Аминь, – заявил Бэгнолл. – К тому же она никогда не поднимается высоко – и служит удобной мишенью для любого кретина с винтовкой в руках.
Он знал, что Людмиле грозила бы гораздо более серьезная опасность, чем выстрел из винтовки, если бы она поднялась выше и попала в радиус действия вражеских радаров, но от одной мысли, что пилот может стать жертвой пехоты, ему становилось не по себе.
– Если она в состоянии о себе позаботиться, тебе следует за ней поухаживать, – посоветовал Кен Эмбри. – Татьяна перестанет за тобой бегать и, возможно, станет уделять больше внимания Джоунзу. По-моему, я даю советы не хуже Элеоноры Айлс, – добавил он, вспомнив имя журналистки из журнала «Сами женщины», которая консультировала читательниц.
– Все верно, только вы забыли об одной маленькой проблемке – а именно о немце, который прилетел в Псков с нашей милой летчицей: кажется, его зовут Шульц. Вы не заметили, как он на нее смотрит?
– Я лично очень даже заметил, – проговорил Бэгнолл. – Но Людмила, по-моему, вообще не обращает на него внимания. Я его не боюсь, хотя он не производит впечатления мирной овечки. – Он потер подбородок. – Впрочем, мне не хотелось бы портить отношения с немцами. Мы играем роль связующего звена между нацистами и красными – причем все должны считать, что мы никому не отдаем предпочтения, иначе все, чего нам удалось добиться, отправится псу под хвост, вместе с Псковом.
– Чертовски неприятная ситуация, – заметил Кен Эмбри. – Из страха стать причиной международного инцидента нельзя даже поухаживать за хорошенькой девушкой.
– Плевать на международный инцидент, – заявил Бэгнолл. – Это меня нисколько не волнует. Но если роман с хорошенькой девушкой может грозить мне смертью – а заодно и всему городу, – я, пожалуй, хорошенько подумаю, стоит ли вообще что-нибудь затевать.
– Приятно сознавать, что хоть что-то может заставить тебя задуматься, – ухмыльнувшись, проговорил Эмбри.
К югу от Пскова заговорили противовоздушные орудия. Через несколько мгновений к ним присоединились пушки в городе. Опыт, приобретенный в Англии во время атак нацистской авиации, заставил всех троих одновременно спрыгнуть в ближайшую яму, оставшуюся после попадания бомбы.
На дне стояла жидкая грязь, но Бэгноллу было на это плевать, в особенности когда над головой носились истребители ящеров, причем так низко, что их душераздирающий вой заглушал все остальные звуки. Прижимаясь к холодной мокрой земле, он пытался вспомнить, какие стратегические цели находятся поблизости. В механизированной войне такие вещи определяют, кто будет жить, а кто умрет.
Земля вздрагивала под ударами бомб. Бэгноллу ни разу не довелось испытать землетрясение, но ему казалось, что бомбежка – это нечто очень близкое.
Самолеты ящеров под обстрелом людских орудий полетели на север. Пару раз людям везло, и им удавалось сбить истребитель врага. Однако они тратили слишком много снарядов, чтобы добиться успеха.
Шрапнель носилась вокруг раскаленными острыми градинами. Бэгнолл пожалел, что у него нет каски. Шрапнель в отличие от бомбовых осколков не превратит тебя в кровавое месиво, но может отгрызть добрый кусок от черепа или сделать еще что-нибудь неприятное с единственным, чудесным и очень любимым тобой телом.
Когда противовоздушные орудия замолчали и железный дождь прекратился, Кен Эмбри поднялся на ноги и начал медленно стряхивать грязь с одежды. Его приятели, не слишком спеша, последовали его примеру.
– Хорошо поработали, – заметил Эмбри. – Может быть, пойдем сначала заварим то, что русские называют чаем, а потом вернемся на свои рабочие места?
– Отличная мысль, – ответил Бэгнолл.
Сердце все еще отчаянно билось у него в груди от пережитого несколько минут назад животного страха, но в голове царил полный порядок. Да, неплохая у них работенка, это точно.
Глава 12
Ранс Ауэрбах ненавидел в Ламаре всё, уж слишком живо он напоминал капитану крошечный городок на западе Техаса, где он вырос и откуда уехал, как только представилась такая возможность Кроме того, Ламар не давал ему забыть, что ящеры вышвырнули их из Лакина.
И потому он с презрением относился ко всему, что имело хоть малейшее отношение к Ламару. Улицы здесь стали грязнее по сравнению с тем временем, когда он со своим отрядом отправился в Лакин. Воняло навозом. Как правило, этот запах Ауэрбаха нисколько не беспокоил – в конце концов, он служил в кавалерии. Впрочем, сегодня вряд ли в Соединенных Штатах нашелся бы город, где не воняло бы навозом. Ауэрбах старательно забывал те факты, которые мешали ему изливать свой гнев на ни в чем не повинный Ламар.
Кстати, Ламар мог похвастаться огромным количеством баров и самых разных забегаловок. Продавали там самогон, такой крепкий и грубый на вкус, что из него получилось бы отличное дезинфицирующее средство, но никто не жаловался, потому что ничего другого все равно не было.
Ауэрбах считал, что маленький городок типа Ламара ничем не сможет его удивить, но ошибся. Он увидел, что из бара выходит кавалерист, на котором форма сидела так, что любой квартирмейстер потерял бы дар речи, – естественно, если бы это произошло до появления ящеров.
Увидев его, солдат вытянулся по стойке смирно.
– Капитан Ране!
– Вольно, рядовой, – ответил Ране. – Мы оба сейчас в увольнении. – Он смущенно потряс головой и сказал: – А поскольку мы не на службе, могу я называть вас Рэйчел?
– Разумеется, – улыбнувшись, ответила Рэйчел Хайнс.
Ауэрбах снова покачал головой. Он мог бы поднять ее одной рукой, но она каким-то непостижимым образом выглядела как настоящий кавалерист. Рэйчел не относилась к опасности по принципу «да пропади все пропадом» – как некоторые его люди, – но, глядя на нее, он понимал, что она не испугается и не потеряет голову в решительный момент. Впрочем, сейчас не это было главным.
– Как, черт подери, вы сумели уговорить полковника Норденскольда позволить вам надеть форму? – задал он наболевший вопрос.
– Обещаете, что никому не скажете? – снова улыбнувшись, спросила Рэйчел. Когда Ауэрбах кивнул, она заговорила тише: – Он попытался засунуть руку куда не положено, а я ему сказала, что если он еще раз позволит себе такую вольность, я лягну его прямо в яйца… если они у него, конечно, есть.
Ауэрбах отдавал себе отчет, что стоит с открытым ртом, но ничего не мог с собой поделать. Он совсем иначе представлял себе, как Рэйчел удалось уговорить полковника согласиться на ее просьбу. Если ей хватило ума изучить ситуацию и изменить свои планы после того, как прямая атака на Ауэрбаха не удалась, у нее больше мозгов, чем он думал.
– Снимаю перед вами шляпу, – сказал он и сдернул кепи. – Однако я полагаю, что этого было недостаточно.
– Я показала ему, что умею держаться в седле, стрелять, затыкаться и выполнять приказы, – ответила она. – Ему нужны такие люди, а их катастрофически не хватает, поэтому он закрыл глаза на то, что я немного перешила форму, чтобы она подошла мне по фигуре.
Ауэрбах окинул ее оценивающим взглядом.
– Если мне будет позволено сказать – надеюсь, вы не станете лягаться, точно обезумевший конь? – ваша форма сидит превосходно.
– Капитан, вы можете говорить все, что пожелаете, – заявила Рэйчел. – Вы меня вытащили из Лакина, прямо из под носа у мерзких ящеров. Я ваша должница и не представляю, как смогу с вами расплатиться.
Чуть раньше, когда Рэйчел предложила себя в качестве награды за возможность войти в отряд, Ауэрбах проигнорировал ее предложение. Теперь же… он интересовал ее как мужчина, а не возможность достижения цели. Но если она решила стать настоящим солдатом, ей не стоит ложиться в постель с офицером. Если женщина намерена сражаться, то чем меньше она будет нарушать правил, тем лучше для всех.