беженцев за стенами. Новые тысячи людей ринулись в эту отдушину – снова крики, снова женский плачь, снова вывалянный в грязи скарб и выстрелы в воздух.
К Олегу и Лиске подошёл тот самый ратник, который кричал им со стены. Лицо его раскраснелось – человека трясло от того, что творилось вокруг:
– За мной идите, ни на шаг не отставайте! Богом клянусь, пришёл наш судный день! О таком кошмаре никто и думать не смел – багровое пламя небо над головой выжигает! Деревянная Слобода горит, подожгли жилые дома, сволочи, народу погибло – не счесть!
Скиталец спросил на ходу:
– Это Берегиня?! Её работа?!
Но в ответ, ратник только болезненно сморщился. Враги обложили Монастырь со всех сторон. Теперь самым страшным казалось не войско из Китежа, а волчий вой в соседних лесах.
Скиталец, ратник и Лиска проскочили между автокранов и прошли по двору автокорпуса. На широкой площадке христиане собрали не меньше десяти самых разных машин, подготовленных к скорой войне. Вместо ветровых стёкол – бронелисты с узкими смотровыми щелями, на крышах – люки или закрытые надстройки со станковыми пулеметами. На каждой машине восьмиконечный крест, а на бамперах небольшие иконы. У западной стены, в широких конюшнях, слышалось громкое ржание лошадей – животные боялись запаха едкого дыма, алого марева и нарастающего волчьего воя.
Протиснувшись возле броненосца с надписью «Благочестие», Скиталец и Лиска вошли через ворота хозяйственной зоны в парадный двор. Здесь было свободнее, дома стояли без стихийной застройки, сохранив почти тот же облик, что и до Обледенения. Первое, что бросалось в глаза – это мрачное величие сорокаметрового собора Николая Чудотворца, которому и был посвящен Монастырь. Купола давно покрыла безликая серая краска, но в зареве пожарищ они смотрелись тёмно-кровавыми. Возле собора стояла церковь поменьше, с трапезной и пристроенными к ней складами. Ряд низких зданий без окон поставили, когда Монастырь превратился в жилую общину. В их крепких кирпичных стенах хранилось почти всё продовольствие крестианцев.
Люди, кто уже смог попасть внутрь обители, постепенно стягивались к келейным корпусам. Белые двухэтажные здания старинной постройки тянулись во всю ширь восточной части двора. Туда же к кельям ратник повёл и Лиску с Олегом:
– Все гостиничные корпуса, куда обычно селили паломников, до отказа забиты. Гостиничный с ног сбился народ расселять, – на ходу рассказывал ратник. – Слобода до сих пор горит, дождь подсобил, но всё едино дома потеряли. Самим места теперь не хватает. Все трудники, кто жил в Слободе, к центру идут, под защиту обители, а из мелких общин народ прёт и прёт, так что едва ли поместимся.
– Не бросать же их за стенами – подземникам на растерзание! – оглядела Лиска испуганных и вымокших под ливнем людей. Ратник ей ничего не ответил, а Олег не стал говорить, что в Монастыре наверняка давно подсчитали, сколько смогут продержаться во время осады. То, что происходило за стенами и в самом поселении, выглядело ужасно – гомон тысяч людей, запах дыма, страх и алое зарево. Но Монастырь пока что стоял, колокола отчаянно били набат, деревянное городище горело, но христианская обитель держалась и готовилась дать отпор волчьей стае.
В кельях было не протолкнуться. Толпа заполнила выбеленные коридоры, гудела сотнями голосов, кто-то искал родных, кто-то причитал о своих бедах, кто-то со злостью о чём-то кричал. Только с помощью ратника Олегу и Лиске удалось найти келью, где ещё были места.
– Ждите здесь, я скоро, – ратник указал на свободную койку и тут же ушёл. Лиска запрыгнула поверх шерстяного одеяла, пока кто-нибудь не занял отведённый ей уголок.
– Ну вот и прорвались! – весело улыбнулась она, только вот скиталец не находил себе места. Он начал мерять шагами тесную келью и в беспокойстве поглядывал на полукруглые своды.
– Ты чего, дедушка? Всё ведь уже позади! Мы здесь, добрались, теперь ты с сыном увидишься! А стены крепкие, натиск всяких там дикарей уж как-нибудь выдержат! Чем Нави нас брать? А нечем! – старалась улыбаться девчонка, хотя тревога скитальца заразила её. – Про Настоятеля ты загнул прям с лихвой! Кончено, кричать: «Я батька трудника!» и долбиться рогами в ворота – смысла особого не имеет, но и лгать поправдивее следует. Столько прошли с тобой, дедушка, а ты так ничему и не научился.
– Столько прошли, а ты так чистую правду и не любишь! Мой сын и есть Настоятель Монастыря – глава всей общины!
У Лиски отвисла челюсть. Не замечая этого, Олег продолжал:
– Я с ним почти двадцать Зим не разговаривал. В последний раз видел ещё в Навьем племени! Что я ему скажу?! Он же стал совершенно другим человеком, новую жизнь начал, стремится забыть всё о прошлом, меня, может быть, в глаза не узнает или знать не захочет!..
– Ну, так заново познакомитесь! Так и скажи: «Здравствуй блудный сын, я твой блудный папка!», – посоветовала Лиска.
Тут Олег остановился и со злостью приложил кулаком по ладони:
– Нашёл о чём думать! Нежности и воспоминания не помогут! Я скажу ему правду, которую столько Зим искал по земле! Сергей узнает кто он такой, кто его сестра, кто есть Навь, и кто всё это придумал! Он всё узнает, мы не позволим кошмару начаться! Ещё не поздно опомниться, не поздно не воевать, не стрелять друг в друга из-за чужой лжи и сокрытия правды! Я не дам своим детям разрушить свою же семью! Мы…
Олег прервался, на пороге кельи стоял молодой парень с грязной повязкой на голове. Из-под мокрых лоскутов выбился вихор светлых волос. Доброе лицо его, что так часто озарялось улыбкой, теперь запачкалось гарью и посуровело. Челюсти парня свело от напряжения. Он изучал стоявшего
