на Прагу.
Бессонницей лефортовских ночей
Я право заслужил на эту правду…
…И думал я, зачем себя беречь,
Пусть назовут в газетах отщепенцем,
Безумная игра не стоит свеч,
Но стоит же она шального сердца!
Вот такие события происходили в мире 80, 50 лет тому назад, внутренне я был на стороне парижских студентов и чешских интеллектуалов «Пражской весны». В своих газетных публикациях и в книгах отстаивал позиции свободы, независимости и демократии.
А теперь личная дата: 20 лет назад, 4 января 1998 года, вышел первый выпуск рубрики в «Вечерней Москве»: «Частный взгляд в контексте истории» с подзаголовком «Листая дневники и письма», и фото: со скрещенными на груди руками фундаментальный мужчина с устремленным взглядом, очки, усы, седая короткая бородка. И вроде рубрики: «Перекличка времен». И вот авторское предисловие перед чужими дневниками и письмами:
«Расхожая истина, что история ничему не учит. Верно. Но верно и другое: история учит того, кто у нее учится. Так что история все ж учит. Утешает. Вселяет некоторый оптимизм, ибо сколько у человечества было возможностей погибнуть, и в частности у России, но ни человечество, ни Россия не погибли. Выжили. Устояли.
Историю можно изучать по-разному: по официальным материалам, по учебникам, по литературе, а можно по сохранившимся дневникам и письмам. И этот частный взгляд на жизнь, на общество, на людей весьма интересен и ценен. Вчитываясь в давно написанные строки, лишний раз убеждаешься в библейской истине: ничто не ново под солнцем, все когда-то уже было. Войны и страдания. Революции и бунты. Социальные катаклизмы и психологическое напряжение. Нам кажется, что наш жизненный опыт уникален, но это только в рамках текущего момента, а в необъятных сферах вечности… Как писал португальский поэт Камоэнс:
О, смена встреч, свиданий и разлук!
Ты к цели шел усердным пилигримом,
Ты верен был, но все уходит дымом.
Ни жертв не ценит время, ни заслуг.
Печально? Но жизнь вообще штука невеселая, философ Ясперс говорил о жизни как о кораблекрушении. Ортега-и-Гассет назвал ее выстрелом в упор. А отечественный поэт-обэриут Александр Введенский в чисто российской манере заметил:
Но, однако, шли года,
Шел туман и ерунда.
Строки из дневников и писем (почти 50 лет собирал эту коллекцию) могут хоть немного рассеять туман и разобраться в этой ерунде, именуемой жизнью».
* * *
Это «увертюра», а далее выписки-отрывочки из Жюля Ренара, Алексея Ремизова, Блока… Александр Блок 2 января 1921 года получил письмо от одной дамы, в котором она жаловалась на одиночество и на бесцельность своего существования. Поэт поместил на письме: «Не отвечаю» и положил в свой личный архив.
2019 год – 86/87 лет
Старик – человек, который на 10 лет старше тебя.
Польский журнал «Пшекруй»
Слава богу!
Ведь все, что было,
Все, что было, – было со мною…
Давид Самойлов
И в том же стихотворении Самойлова: «Было круто, а не отлого». Но при этом хромал я, большие проблемы были у Ще. Наберитесь сочувствия, попереживайте вместе с автором книги, который с высокой степенью откровенности представил вам свою прожитую жизнь в 2019 году. Итак,
Хроника по записанным дням
7 января – стремительно летят дни. Перед Новым годом темы в СМИ: елка, салат оливье, Украина. И перед новогодним выступлением президента – беда в Магнитогорске: взрыв газа на ул. Карла Маркса (!) – 39 погибших. Опять какой-то знак… в первые дни января, как обычно, газеты не выходили, а как вышли, то расписали об этом очередном ЧП. И первые уходы: музыкант Крис Кельми и актер Бортник.
6-го приключение: перегорела лампочка в туалете, а я не могу встать на стул из-за поясницы (радикулит?). Сцена у фонтана! С грехом пополам взгромоздился на стул и все же ввернул. Да будет свет!.. Вот таких смешных приключений стало подозрительно много. Можно даже написать целую книгу про нездоровье, болезни, боли и страдания, но таких книг не читают. Другое дело: «Поспели вишни в саду у дяди Вани…» И далее завлекательно-пикантное: дядя Ваня с тетей Груней в бане. Это читается с большим интересом, особенно если описывать груди, бедра и прочие заветные местечки у широкозадой Груни…
13 января – 8-го Эдуардо привез нас на машине в ресторан МЕОЦа и потчевал обедом: фаршированная рыба под белое «Пино гри». За столом была Сонечка, дочка Миши, которая поменяла имя на загадочную Делию. Я лично не допускаю таких мистических перемен…
12-го что-то прихватило, померил давление: 105/55. Лег, и на встречу с Наташей поехала одна Ще. Эдик и Наташа соревнуются в подарках. Немецко-израильские помогатели, и, конечно, гранд мерси… А Проханов жалуется в своем «Завтра»: «Русский писатель за свои творения получает гроши, какой-то эстрадный фигляр с тройным гражданством деньги гребет лопатой!» Но интернет взорвал отнюдь не Проханов, а губернатор Колымы сверкнул откровением: «Мы никогда, даже во времена царской России, не уничтожали людей за инакомыслие…» Он и Колыму посчитал курортом для зэков? Это что: идиотизм или полное незнание истории своей страны?.. Миллионы пострадали, а губернатор даже Колыму видит благостным курортом…
20 января – из деятельной литературной жизни я попал в унылую бытовую. Ходили на рынок, поддерживая друг друга, как кот Базилио и лиса Алиса. У Ще проблемы с глазами (сетчатка) и почти кричит в отчаянии: «Я слепну!» Набирает лишь одну страничку в день, и уже садятся глаза. А тут еще стиральная машина забарахлила. Но что машина! Позвонила жена Вайсмана: «Григорий Михайлович умер… Обширный инфаркт…» Мой ровесник, с 32-го. Светлый человек, поклонник моих книг, и прилагал большие усилия к изданию книги «Погода и слово». И все время что-то дарил: то какую-то чашку, то шоколад. А еще любил рассказывать еврейские анекдоты. Подвело здоровье, а могли бы дружить. Редеет мой круг хороших людей… Снаряды, как говорят, рвутся все ближе…
10 февраля – не знаю, что делать с дневником, он грозится превратиться в бюллетень здоровья, точнее, нездоровья. У Ще напасть глаза: и уже сделала 5-й укол в глазной клинике «Прозрение» на Тишинской. Меня донимает радикулит, временами еле ползаю, а еще насморк и горло, точнее, носоглотка. Лечимся, платим деньги, и мало что помогает. А тут еще уходы и утраты (пресса пишет то так, то эдак): член моего «Клуба 1932» – композитор Мишель
