— Я не жду прощенья. Не жду этого и от того, кто сделал меня убийцей. Но ты знай: если хочешь винить кого-то — вини Тодда, отца Леа. Ведь это он много лет назад обратил меня… — женщина вздохнула, на щеках застыли смешанные с грязью слезы.
— Ты была человеком? — не веря своим ушам, переспросил Тай, присев рядом с Дакотой.
— Человек… быть человеком! — по щекам женщины снова покатились слезы. — Ты не представляешь, насколько прекрасно это слово…
Трясущимися руками Дакота потянулась к сыну и крепко прижалась к его груди. Чем четче она чувствовала его боль, тем сильнее становились ее объятья, а слезы — горестнее.
— Прости меня, Тай! — протянула женщина.
— Я не могу…
Дакоту затрясло, она прекрасно понимала его, ведь она тоже никогда не простит Тодда. Он отобрал ее жизнь, оставив взамен жалкое существование, вечную борьбу с собой. Чего она хотела? В ней еще теплятся человеческие надежды на хороший конец, руководствуясь этим, она и пошла на это. Она была слишком глупа, раз решила, что сможет вершить чужие судьбы. Тай ушел, оставил ее сидеть одну, под холодным дождем. Его сердце не принимало проявления такой любви его матери. Нужно было уйти, убежать, скрыться во мраке ночи, чтобы обдумать все, что ранее было ему неизвестно. Ничто не может служить оправданием для прикрытия совершенного преступления.
Глава 24
Прошла неделя после того, как сердце Леа вновь забилось, а на сонной артерии появился пульс. Орвил не отходил от нее ни на шаг, все время делал новые перевязки и проверял: дышит ли она. Сердце Леа Миллер остановилось первого сентября, но не для того, чтобы умереть, а чтобы забиться с еще большей силой. Сейчас дядя девушки не знал: радоваться этому или нет — его племянница оказалась слишком сильной, чтобы просто так оставить этот мир и совсем не бороться.
Кожа Леа, свободная от перевязок, днем за днем стала приобретать более здоровый вид, а с лица сошел серый оттенок и появился легкий румянец. Большая часть тела девушки была перебинтована; раны, которые были нанесены ей зверем, требовали постойной обработки, в противном случае могло начаться заражение.
На улице начало светать, когда, едва проснувшись, Орвил тут же бросился к ее кровати. Дыхание девушки стало глубже, а работа сердца полностью нормализовалась, что было свойственно абсолютно здоровому человеку. По телу побежали мурашки, мужчина затаил дыхание, прежде чем начал медленно разматывать бинт на одной из рук Леа. Некий страх и странное чувство облегчения охватило его душу. Кожа на руке была чистой, мягкой и абсолютно здоровой, без мельчайшего намека на то, что когда-то раны на ней почти оголяли кости. Сглотнув комок, образовавшийся в пересохшем горле, он снял с девушки всю перевязку. Все раны зажили, регенерация была колоссальной — всего через неделю смертельные ранения Леа затянулись, чему можно было бы не поверить, если бы Орвил не знал, что с ней происходит.
Глубоко вздохнув, он медленно встал и, так же не торопясь прошел в конец комнаты. В большом дубовом шкафу он нашел пару толстых кожаных ремней с большой металлической пряжкой. Проведя большой ладонью по волосам Леа, он погладил ее по щеке, затем, наклонившись, крепко поцеловал. Одним за другим, не спеша, зная, что время еще есть, он поочередно надел на руки и на ноги девушки ремни, после чего крепко затянул их и пристегнул к краям кровати.
* * *
Все время после того, как Тодд узнал, что его единственная дочь мертва, его жизнь потеряла смысл, и все, что он мог делать, это заливать в себя алкоголь, но и тот позволял забыться лишь на время. Горе, ощущение страха и одиночества возвращались к нему тут же, как только он начинал трезветь, что происходило достаточно быстро, ведь звериная кровь в его жилах не давала ему забыться надолго.
Очередная бутылка из-под виски с грохотом упала в мусорное ведро, когда раздался звонок домашнего телефона. В голове кружило, тело устало и не хотело слушаться. Пытаясь игнорировать телефон, мужчина открыл очередную бутылку, после чего, отпив пару глотков, смахнул телефон. С грохотом упав на кухонную плитку, тот затих. Мужчина улыбнулся, как бы отпраздновав тем самым маленькую победу над раздражителем. Спустя минуту звонок раздался снова. На этот раз, еле встав со стула, мужчина подошел к разбитому аппарату и, наклонившись, снял трубку. Послышалась тишина. Мужчина раздраженно насторожился и прислушался.
— Поздравляю, в нашей семье прибыло… — услышал он слегка уставший и тихий голос Орвила, после чего снова нависла тишина. Затем гудки сброса.
Тодд откинул голову назад и, глубоко вздохнув, прижал к своей груди телефонную трубку.
* * *
День, два, неделя — все это пробегало для Тая, как несколько мучительных минут. Он давно не находился в обличии зверя так долго, все казалось каким-то другим, пахло по-другому и душа затихла, словно стала забывать, лишь сердце помнило все то, что причинило ему боль. Все, что приобрело смысл — погибло, солнце, которое, казалось, пригрело его, когда в жизни появилась Леа, стало обжигать его холодом, а ночная луна — смеяться над глупым оборотнем-одиночкой.
Ни свобода, позволяющая быть тем, кем хочет, ни охота или его сила больше не давали ему удовлетворения. Он целыми днями бродил по лесу вдали от дома и Канзаса в надежде забыть прошлое и не думать о будущем. Сможет ли он простить мать, отнявшую у него Леа? Почему он так долго не знал правды? Да и что бы это изменило для него… Что делать, как прожить жизнь, которая для него кажется вечностью одиночества и безразличия ко всему? Кто создал мир глупых правил и бесконечной боли, где нет места человеку?.. Ведь, может, он бы и спас их, дав новые эмоции, вытащив из паутины злости и чувства голода. Отец всегда учил его прощать людей, не реагировать на их слабость, но ни разу не сказал, что делать, если тебя обидит оборотень, тем более — мать.
Через восемь дней будет полнолуние, он обещал связать себя с Алишей, а обещание нарушать нельзя. Так странно… он защищал Леа от озлобленного оборотня и ее брата Ирвинга, а удар нанесла мать, от которой никогда не мог ожидать предательства. В сердце защемило, а усталость заставила прилечь зверя в сырую мягкую траву. Скоро потемнеет, станет прохладней и лес затянет темнотой. Завтра еще один день — такой же, как был вчера, и как будет всегда. На большой мохнатой морде сверкнули глаза и тут же потухли, они были красными и грустными, их взгляд был направлен на одинокую луну, тускло светящуюся на звездном небе. Он опять один. Ему нужно вернуться, чтобы прожить жизнь с нелюбимой — наказание за то, что не смог защитить Леа.
