свой драгоценный римский меч в единственной руке Максимилиан Громовержец сопровождал его, двигаясь за ним на полшага позади и спрашивая куда они движутся. Брюквин ответил, что знает тут один станок, который он хочет использовать по одному назначению. Станком оказался полуавтоматический пресс, для склеивания дверных деталей.
– Послушай, громоподобный, то-есть… Громовержец… – говорил Брюквин, волоча тяжелую тушу Юры Пятипальцева.
– Максимилиан Громовержец!
– Да, как тебе угодно…
– Называй мое имя правильно!
– Послушай, – Брюквин отпустил полуживого рабочего и принялся завязывать бретельку полукомбинезона узлом. – Ну зачем ты разрезал мне лямку на штанах? Неужели нельзя было без этого?
– Нет.
– В кадре я должен быть в приличном виде, а теперь у меня штаны на узелке. Ну вот кто тебя просил? И вообще, – Женя Брюквин подергал завязанную бретельку и вновь взялся за тело Пятипальцева, – ты не мог бы не умничать перед камерой. Вот для чего ты заговорил о своей римской республике, о манипулярном боевом порядке римских легионеров? Для чего? Чтобы выставить меня дураком? Необразованным двоечником? Ты же знаешь, что я все снимаю на камеру, а ты своими древнеримскими премудростями испортил такой хороший кадр. Его придется стирать, я не могу показывать себя в плохом свете. У меня крайне мало хороших моментов, так что, прошу тебя, не порти хотя бы то, что есть, не выгляди умнее меня. Мы же договаривались. Хорошо?
– Да.
– Твои ответы могли бы быть более развернутыми?
– Да.
Брюквин вытер выступивший пот и вздохнул.
– Вот когда тебя не просят – ты болтаешь, а когда надо – из тебя слова не вытянешь.
Эту фразу Максимилиан Громовержец никак не прокомментировал, зато спросил, что Брюквин задумал насчет полуживого тела, найденного под рухнувшими стеллажами.
– Помнишь, я рассказывал, что устраивался сюда в этот цех на работу? – ответил Женя Брюквин, пыхтя от натуги. – Конечно, устройство на работу было лишь предлогом, чтобы попасть в цех и разведать обстановку. Я сказал, что хочу работать станочником и меня поставили учеником на один станок, который тут называется двухпролетный пресс. – Говоря эти слова Брюквин доволок тело Пятипальцева до упомянутого в рассказе станка. Бросив на минуту тело морщившегося и стонущего Пятипальцева на пол, Женя Брюквин включил небольшой семитонный станок, представляющий собой пресс с двумя пролетами разделенными стальной площадкой. Зеленоватыми цифрами загорелось табло. Горячий гидравлический пресс предназначался для приклеивания на дверные каркасы листов ДВП, это был маленький, можно сказать дополнительный пресс, а основной находился рядом и производительность его была раз в десять больше. На большом прессе Жени Брюквину поработать не удалось, поэтому он не понимал ни его устройство ни принцип работы, а вот малый – двухпролетный – за полдня успел немного изучить.
В день, когда он, наврав в отделе кадров, что желает устроиться на фабрику станочником, его поставили сюда – на горячий двухпролетный пресс, в помощь уже работавшей здесь женщине, оставшейся без напарника по причине увольнения того по собственному желанию. Женщина оказалась очень привлекательной, она сразу понравилась Евгению и он не сводил с нее взгляда, постоянно забывая об истинной цели своего пребывания здесь, а именно о разведке и осмотре цеха. Работница была как раз в его вкусе – невысокая, с замечательной грудью и попой, привлекательное лицо с постоянной улыбкой, за которой скрывались ухоженные белые зубы, что для людей рабочих специальностей и крестьян было скорее редкостью, чем нормой. Длинные мелированные волосы были стянуты на затылке в тугой конский хвост. Оля – так звали женщину – все делала с улыбкой – загружала станок дверными каркасами, накрывала их намазанными на другом станке другим рабочим листами ДВП, выравнивала, нажимала кнопки и регулировала давление и время сжатия, вытаскивала горячие склеенные дверные полотна и с помощью Жени Брюквина укладывала их на поддоны. Женя помогал ей, не отрывая зачарованного взгляда от ее улыбки и титек, а под конец рабочего дня не выдержал и пригласил Олю в кафе. Она улыбнулась и спросила: «Зачем?». Стараясь на растеряться, Женя пригладил усики и сказал, что хотел бы пообщаться с ней поближе. Он так и сказал: «Почему бы нам не пообщаться поближе?», на что Оля простодушно ответила: «Так мы и так будем общаться сто семьдесять восемь часов в месяц. Тебя ставят со мной в смену». Тогда Жени пришлось объяснять, что он имеет в виду не совсем то общение, которое происходит в фабричной обстановке на виду у полсотни людей, что он не прочь-бы наладить близкий контакт, познакомиться, узнать друг о друге.
Оля опять спросила: «Зачем?» и улыбнулась так мило, что Женя, все-таки растерялся. Неужели она не понимает, зачем мужчина приглашает женщину в кафе? Оля улыбалась и ждала ответа, глядя на Брюквина чистыми умными синими глазами. И тут он осознал, что она все понимает. Абсолютно все. Зачем он приглашает ее в кафе? Пообщаться? Познакомиться? Ну и это тоже, но в конечном итоге единственной целью этого вечера будет секс. В идеале секс должен был быть в тот же вечер и при этом не тратя времени на общение и знакомство. В крайнем случае, секс должен быть чуть позже, на следующем свидании. В самом плохом варианте – Оля должна будет хотя бы дать надежду на скорый секс. Но лучше всего, разумеется, было бы лучше всего, если она выпьет лишнего и сама полезет на Женю Брюквина с вытянутыми в трубочку губами и вываливающимися из декольте грудями. И ведь Оля прекрасно понимала, что Женя в конечном итоге рассчитывает именно на это. «Ну если ты не хочешь… что-ж…» – пошел на попятную покрасневший Женя и был вынужден снять свое предложение. Поначалу, отвернувшись и замкнувшись на выполнении работы, Женя хотел возненавидеть красавицу Олю всеми фибрами своей души, но, проанализировав сложившуюся ситуацию, он остыл и даже восхитился женской прозорливости. Оля отшила Женю, сказав всего лишь невинное «Зачем?».
На следующий день Женя не пришел на работу и белокурую Олю больше не видел, зато подумал, а что было бы если бы они все-таки пошли в кафе.
– Так значит ты был в цеху, – вдруг строго произнес Максимилиан Громовержец. Его слова эхом отразились от металлических поверхностей станков. – Был на разведке и ни фига ничего не разведал?
– Почему не разведал? – оскорбился Брюквин. – Разведал!
– Тогда почему мы бегали по цеху как слепые котята? Почему ты ни знаешь, что где стоит и куда двигаться? Почему ты не знаешь, как выглядит начальник производства?
Женя потупил взгляд. Ну как ему объяснить, что он как загипнотизированный удавом кролик смотрел только на Олину улыбку и думал о страстном
