обнаружить и саму «науку транспортного права» в действующей номенклатуре юридических наук, утвержденной Министерством образования.
Кроме того, при оценке содержательной стороны «науки» возникает сомнение в соответствии работ основоположника критериям научности. В первую очередь такому, как решение проблемных ситуаций. На мой взгляд, его публикации представляют собой обычный комментарий к нормам законодательства различных уровней, регулирующих ситуации, связанные с перевозками.
Надо сказать, что вопрос о существовании «транспортного права» и одноименной с ним «науки» для воспоминаний не так важен. Я упомянул о них потому, что ореол «основоположника», кажется, способствовал формированию, или более явственному проявлению не самых лучших черт характера его обладателя.
Несмотря на мягкую внешность и некоторое сходство с добродушным комическим артистом И. Ильинским, это был властный персонаж с жесткими, если не тираническими, приемами управления аудиторией, сотрудниками и аспирантами кафедры. Своенравию профессора способствовало то, что его педагогический каток во время оно прошелся по большинству наших преподавателей, включая декана. И, пожалуй, никто из них не был психологически готов поправить прежнего наставника, нарушавшего в угоду собственному нраву не только принципы педагогики, но и нормативно установленные правила.
Слухи о непонятных критериях оценки знаний и непредсказуемых результатах экзаменов, которые принимал М. А. Тарасов, дошли до нас задолго до того, как мы встретились с ним в аудитории.
По рассказам наших предшественников, процедура экзаменов выглядела следующим образом. Профессор выслушивал ответы на вопросы билета с благодушной улыбкой и иногда задавал дополнительные вопросы. Затем предлагал подождать результата испытания в коридоре. Таких ожидающих накапливалось человек 5–7. Некоторое время спустя ассистентка экзаменатора из числа молодых преподавателей выносила зачетки. И тут часть студентов обнаруживала в строке «Гражданское право» пробел, означающий «неуд». Поначалу ребята возвращались в аудиторию со словами: «Михаил Александрович, вы забыли поставить оценку!».
Затем происходил диалог, ставший на факультете легендой.
М. А. (со сладкой улыбочкой). – Нет, не забыл. Вы хороший студент. Мне нравится вас слушать. Зайдите еще разок. О дате и времени узнайте на кафедре.
С. – Скажите, пожалуйста, в чем я ошибся?
М. А. (так же улыбаясь). – Я же вам ответил. Мне хочется встретиться с вами еще раз.
Отвратительность ситуации заключалась в том, что некоторые, попавшие в такой переплет бедолаги, были вынуждены приходить на подобные «встречи» с экзаменатором неоднократно, всякий раз получая зачетную книжку с пустой графой. Уходило в песок время на подготовку к другим экзаменам. Впереди маячило лишение стипендии.
Причина иезуитского поведения профессора оставалась непонятной. Неудачники, как правило, отличались добросовестным отношением к учебе и успеваемостью по другим предметам. Некоторые из них стали нашими преподавателями. Аспирант кафедры уголовного права, а затем кандидат юридических наук Феликс Мельников, признался, что «заходил» на пересдачу экзамена к М. А. Тарасову 18 раз, и в семнадцати из них слышал загадочную мантру «вы хороший студент, вы хороший студент». Произвол пошел на спад после принятия «Порядка проведения курсовых экзаменов и зачетов», запрещавшего пересдачу в течение сессии более двух раз.
С учетом предупреждений предшественников о памятливости профессора и экзаменационных перспективах, студенты вели себя на его лекциях, как новобранцы перед строгим старшиной.
Сами лекции заключались в пересказе глав учебника, без выхода на проблемные вопросы практики. Однако за ходом конспектирования профессор следил ревниво. Помнится, однажды, оторвавшись от заметок, он обратился к Лиде Колесник и Тане Юрасовой со словами: «А вы – болтушки! Вижу, у вас двоечка в глазах витает!». И, вытянув руку в сторону «болтушек», сопроводил зловещее пророчество движением пальцев, известным под названием «идет коза рогатая». Надо ли говорить о шоке, который пережили девчата, и с каким трепетом они шли на экзамен.
Некоторым из однокурсников, в том числе специализировавшемуся по гражданскому праву Ю. Белявскому, выпало пройти пересдачу экзамена у М. А. Тарасова по тем же непонятным причинам. К счастью, количество таких повторов было уже ограничено приказом.
Я же, выходя из экзаменационной аудитории, был уверен, что попал в число неудачников. Такое представление возникло в момент, когда после ответа на три основных и один дополнительный вопрос услышал широко известное: «Хороший студент!». Однако, профессор оценил мои знания на «отлично».
Кафедру уголовного права, процесса и криминалистики возглавлял доцент (позже профессор) П. Т. Некипелов (по прозвищу ПТН). О преподавательских способностях ПТН могу сказать мало. Глядя на него, я почему-то вспоминал киноартиста Э. Гарина в фильме «Каин 18-й». Занятия на нашем курсе ПТН провел лишь однажды, подменив В. Г. Беляева. Это была лекция по особенной части уголовного права. Не выпуская из рук УК, Некипелов дословно пересказал содержание нескольких статей. Некоторые из них, не углубляясь в анализ элементов состава, зав. кафедрой для убедительности прочел по 2–3 раза. Тогда же, по ходу занятий, ПТН совершил поразивший нас поступок. Не стесняясь присутствия студентов (том числе девчат), преподаватель расстегнул ворот рубашки, достал из кармана брюк носовой платок и вытер им подмышки (день стоял жаркий). Затем осторожно пронюхав этот непременный аксессуар культурного человека, невозмутимо возвратил его в карман.
Мои впечатления об оригинальных манерах шефа кафедры позже дополнил сослуживец по Пролетарскому РОМ Женя Руденко, окончивший университет двумя годами ранее. Дело было на экзамене. Подойдя к столу преподавателя, Женя увидел, как ПТН, не отрывая взгляда от ведомости, протянул навстречу раскрытую ладонь. Удивленный столь неожиданным проявлением демократизма, Евгений ответил деликатным рукопожатием. Эффект оказался ошеломляющим. Заведующий кафедрой выдернул руку из пятерни студента и стал тщательно протирать собственную конечность носовым платком. Оказалось, вместо рукопожатия следовало передать зачетку.
Были среди преподавателей и нейтральные персонажи, запомнившиеся отдельными деталями поведения и дальнейшей судьбой.
Один из них, по фамилии Режабек (имя отчество, к сожалению, забыл), в течение двух лет учил нас диалектическому и историческому материализму. Вращая вокруг большого пальца правой руки цепочку карманных часов, убеждал слушателей лекций в истинности марксистско-ленинской философии, а затем, совершил неожиданный поступок – бросив питомцев на произвол судьбы, эмигрировал в Израиль. До этого события никто из однокурсников об иудейских корнях «истматчика» не подозревал.
Еще одно запомнившееся действо с участием этого бывшего наставника произошло накануне его отъезда в страну обетованную на пляже левого берега Дона. Встретив там нашего однокурсника Юру Белявского, «Бек» (Сокращение слова большевик, употреблявшееся недолгое время после возникновения фракций большевиков и меньшевиков в Российской соц. – дем. Партии) протянул руку для мнимого приветствия, однако, на самом деле захватил пятерную студента, которого затем опрокинул через подножку на загорающую девушку. Этот поступок суховато-корректного проповедника марксизма-ленинизма надолго запомнился Юре неожиданностью. Возможно, таким образом «Бек» подвел итог опостылевшему общению со студентами на поприще утративших привлекательность партийных наук.
Другой – Бондарь (имени и отчества тоже не вспомню) читал курс
