женщина произнесла с мягким акцентом: «Вы вчера хотели болоньевое пальто (наверное, слово плащ забыла). Пожалуйста, вот подходящий размер».
Обращала на себя внимание склонность местных жителей к тщательному соблюдению правил приличия, неизвестных в нашем городе, а то и противоположных ростовским.
Однажды наша компания зашла пообедать в городскую столовую самообслуживания. Продвигаясь вдоль линии раздачи, Женя, подражая голливудским киногероям, отхлебнул пиво из горлышка стоявшей на подносе бутылки. Зрительный эффект этого жеста превзошел ожидания. Окружающие эстонцы ахнули и на минуту затаили дыхание. Затем, будучи воспитанными людьми, сделали вид, что ничего вопиющего в поступке будущего доктора наук не заметили. Наш верный Томас пояснил, что «стесь этто неприличчно».
Вечером швейцар ресторана не пускал «Бэби» в зал без галстука, однако предложил в качестве компромисса аренду этого предмета одежды на выбор из собственного обширного ассортимента. Пришлось Жене раскошелиться на рубль.
Вернемся же к докладу. В дальнейшем материал стал основой дипломной работы, защищенной на «отлично». Занимаясь темой причин и мотивов хулиганства, я по совету В. Г. перелопатил значительный объем материалов, в том числе, выходящих за пределы правовой науки. Среди них присутствовали работы по психологии и дореволюционные публицистические статьи А. М. Горького, сильно отличающимися по духу от хрестоматийных школьных произведений «Буревестника революции». Я впервые прочел работы классика «О разрушении личности», «О цинизме», «Несвоевременные мысли» и ряд других, в которых Горький приходит к выводу о «неуклонном процессе духовного обеднения человека» под влиянием объективных факторов развития капиталистического общества, об утрате таким человеком социальных чувств, порождающей аморализм, нигилизм и типичное для хулигана озлобление. Классик считал, что хулиганы вреднее, чем бациллы заразных болезней, ибо эти особи «представляют собой психически заразное начало».
Мнение Алексея Максимовича о болезнетворности хулиганских мотивов мне было понятно. С яркими примерами передачи этой заразы большим и малым группам людей через эмоции мне приходилось сталкиваться в качестве внештатного оперуполномоченного уголовного розыска. Эти случаи я использовал в работе в качестве примеров, полученных в результате непосредственного наблюдения.
Вытекающие из работ А. М. Горького мысли о неготовности российского пролетариата противодействовать тенденциям мещанского разложения и обузданию хулиганства раскритиковал В. И. Ленин.
Показательно, что через пять с лишним десятков лет, в 1965 году, аналогичные рассуждения о тревожных признаках разложения современного общества повторил, на факультетском диспуте, ректор РГУ Ю. А. Жданов. Публично высказанное мнение Юрия Андреевича в корне противоречило бодрой партийной пропаганде. Однако, руководитель нашего Вуза, доктор химических и кандидат философских наук, умница и любимец студентов, был, самостоятельным и смелым в суждениях человеком.
Кстати, не менее «ершистые» по тем временам результаты исследования о наличии в стране социальной базы преступности в виде некоторых общественных противоречий опубликовал в 1963 в кандидатской диссертации и мой научный руководитель. За это Валерия Григорьевича критиковала газета «Известия». Корифеи юридической мысли того времени обходили тему отрицательного влияния на граждан объективных факторов социального характера стороной и глубже погружались в изучение психологических особенностей преступников.
Обращало на себя внимание и заявление диссертанта о неправомерности предоставления прямых и косвенных льгот преступникам по таким основаниям, как партийная принадлежность и служебное положение. Однако, суждения ученого власть в этом случае не интересовали, а проявления указанной «неправомерности» встречались мне на протяжении следственной работы, с первых до последних дней.
Научное руководство моей работой со стороны В. Г. было лишено опеки. Главное направление исследования определялось задачей найти основополагающее отличие состава хулиганства от остальных преступлений, описанных Уголовным кодексом.
Для тех, кто не в курсе, Уголовный кодекс РСФСР (да и нынешний тоже) определял хулиганство, как «умышленные действия, грубо нарушающие общественный порядок и выражающие явное неуважение к обществу».
По сути дела, указанная диспозиция представляла собой тавтологию (отождествление общего с единичным), противоречащую логике схему, применимую к любому общественно опасному деянию. Ибо преступления, которое не «нарушает общественный порядок» или не выражает «явного неуважения к обществу» попросту нет в природе.
Изучение свидетельствовало, что отсутствие четких критериев состава хулиганства, с одной стороны, приводило к произвольной оценке общественно опасных действий. Этим составом правоприменительная практика компенсировала пробелы действующего законодательства. Как хулиганство, например, в одно время стали расценивать неожиданно распространившиеся угоны автотранспорта, ответственность за которые в то время отсутствовала.
Отсутствие единых представлений о мотивах хулиганства и хулиганских побуждениях (сохраняющееся сих пор), приводило к исключению из обвинения признаков, отягчающих вину преступника.
Удивительным примером тому служит постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. № 1. Согласно его материалам Верховный Суд РФ не усмотрел хулиганского мотива в действиях пьяного Роговцева, беспричинно пытавшегося задушить в лифте незнакомую гражданку Соколову. Суд пояснил, что хулиганский мотив в действиях обвиняемого отсутствует, поскольку Роговцев «не нарушил общественный порядок, не учинил шума, не нарушил покой граждан, проживающих в доме, не ругался нецензурно». Все понятно? Души́ без шума, не выражайся, не беспокой при этом остальных жильцов. В таком случае признаков нарушения общественного порядка в деянии Верховный Суд РФ не усмотрит. И это мнение не одинокого, запутавшегося в суждениях светоча юридической мысли, а Пленума Верховного Суда в полном составе.
Однако, вернемся в 1966 год. В «дипломной» были высказаны предложения по уточнению формулировки хулиганского мотива, его взаимосвязи с другими элементами состава преступления, о необходимости введения в УК дополнительных составов, направленных на предупреждение ранее неизвестных общественно опасных деяний, о необходимости детализации объективной стороны хулиганства и устранении способствующих ему условий.
Работа получила оценку «отлично». Дальнейшие события показали, что некоторые высказанные мною предложения совпали с решениями законодателя.
Забегая вперед, скажу об итогах работы под руководством Валерия Григорьевича. В начале лета 1966 года, после защиты «дипломной» я готовился к государственным экзаменам. Встретив меня в коридоре учебного корпуса, научный руководитель с удовлетворением сообщил: «Ваш вопрос решен!». Затем, видя недоумение, пояснил: «Вы остаетесь на нашей кафедре!».
Вежливый ответ о том, что я предпочитаю занятию наукой работу следователя, слегка разочаровал научного руководителя. Через неделю В. Г. предложил мне содействие в назначении на «штабную» должность в аналитическом подразделении областного управления милиции (тогдашнего УООП). Руководил этим отделом аспирант-заочник Феликс Мельников. Искренне поблагодарив Валерия Григорьевича за заботу о моем будущем, я отказался и от этой стези.
Товарищеские отношения с Валерием Григорьевичем. сохранялись и после окончания университета. Иногда я встречал бывшего научного руководителя на факультете, заходя навестить бывших однокурсников, оставшихся в аспирантуре. Аспирантов было семеро. В декабре 1967 года я перевелся в г. Хмельницкий (УССР). Валерий Григорьевич в то же время перешел в Волгоградскую Высшую следственную школу МВД СССР (теперь Волгоградская академия МВД России).
Первомайская колонна 1963 г. Справа налево на переднем
