— А потом не случится то же, что с Афинским герцогством? — иронично спросил один из членов Совета десяти, тонкие губы которого были искривлены презрительной улыбкой.
— Если им не заплатить, то можно ожидать худшего. Каталонцы очень не любят обманщиков, — проинформировал я.
— Сколько их потребуется? — спросил дож.
— Человек пятьсот, — ответил я.
— Сколько им придется заплатить? — продолжил он допрос.
— Нам нужны будут только пехотинцы, а они стоят сравнительно дешево — по восемь золотых дукатов в месяц, — сообщил я.
— Да за такие деньги можно четырех пехотинцев нанять! — воскликнул узкогубый член Совета десяти.
— А если очень плохих, то и вовсе дюжину, — добавил я, стараясь казаться серьезным.
Дож Джованни Соранцо улыбнулся мне, покивал головой и принял решение:
— Мы наймем пять сотен каталонцев и добавим к ним две с половиной тысячи солдат похуже и подешевле. Ты готов принять командование армией?
— С удовольствием! — произнес я.
— Если Зара не будет захвачена за два месяца, мы отстраним тебя от командования, — предупредил дож.
— Не возражаю, — легко согласился я.
Через два месяца начнутся холода, которые я предпочел бы провести дома, а не в походном лагере.
54
В маркграфстве Бодоница и Негропонт меня еще не забыли. Барон Бонифаций де Верон пришел на причал, когда ему доложили, что приближается мое судно. Они не увидели разницу между моей новой бригантиной и старой. Слишком необычными были мои суда. Первым делом Бонифаций де Верон доложил:
— Беренгер де Эстаньола, генеральный викарий инфанта Манфреда, ждет тебя, чтобы совершить оммаж.
— Передашь ему, что я совершаю оммаж только тем, кто выше или равен мне, — сказал я.
— Ему это не понравится, — предупредил барон.
— Если будет настаивать, совершишь от моего имени, — приказал я. — Вы с ним равны. Он — правая рука инфанта, ты — моя. Получится строгое соблюдение этикета.
— Не уверен, но не откажусь, — согласился польщенный такой честью Бонифаций де Верон.
— А как он ладит с Каталонской компанией? — поинтересовался я.
— С трудом, — ответил барон. — Каталонцы делают вид, что подчинятся ему, а он — что управляет ими. Многие продают свои фьефы и уезжают из герцогства. Говорят, что следуют твоему примеру. Сейчас можно недорого купить землю.
— Покупай, если считаешь нужным, — разрешил я. — Мне хлопоты с землей и вассальной службой не нужны. Видимо, я слишком пропитался духом Каталонской компании, не могу усидеть на одном месте.
— Да, война — это такой водоворот, что приятней утонуть, чем выплыть, — согласился он.
Я разослал гонцов по Афинскому герцогству с предложением пехотинцам отправиться со мной в непродолжительный поход. Оплата по стандартному каталонскому тарифу. Как и предполагал, желающих набралось больше, чем требовалось. Прискакали и Джейм Сакоман с Беренгером Вентайолой.
— Я набираю только пехотинцев, на рыцарей мне денег не дают, — сообщил я бывшим своим советникам.
— А мы не против послужить пехотинцами. Дома скучно сидеть. Пусть сыновья занимаются хозяйством. У них это лучше получается, — ответил за двоих Джейм Сакоман. — А мне, видать, суждено погибнуть на поле брани, — добавил он и перекрестился трижды.
Наверное, чтобы не сглазить. Некоторые бояться старости с ее болячками и немощью больше, чем смерти.
Я отобрал пять сотен каталонцев, в том числе и всех бойцов из бывшего своего спецотряда. Правда, отряд собрался не в полном составе, а всего девять человек. Остальные то ли поздно узнали о моем приглашении, то ли уехали насовсем из Афинского герцогства, то ли превратились в настоящих землевладельцев, ленивых и трусливых, во что верилось с трудом. Сто двадцать человек я погрузил на бригантину, а остальным приказал идти своим ходом до Коринфа, где их уже ждут венецианские военные галеры. В конце девятнадцатого века через перешеек, соединяющий Пелопоннес с остальной Грецией, пророют судоходный канал, который назовут Коринфским. Длиной он будет чуть более шести километров. Благодаря нему, попадаешь из Саронического залива Эгейского моря в Коринфский залив Ионического, не надо огибать Пелопоннес. Пропускают по нему суда до пяти тысяч тонн. В свое время, работая на маленьком греческом контейнеровозе, я частенько пользовался Коринфским каналом. На руле обязательно стоял служащий канала. Так греки борются с безработицей. Это довольно грандиозное и мрачноватое ущелье, порубленное в скалах. В отличие от Беломоро-Балтийского канала, местами тоже прорубленного в скалах, у Коринфского стены были сравнительно гладкими, а не торчали острыми клыками. Но ведь и строили его, наверное, не зеки с помощью динамита и какой-то матери.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
У острова Кефалиния мы встали на якорь, поджидая галеры с каталонцами. Мне понравилось, как было организовано снабжение войска едой. Едва мы пришли на рейд, как сразу к нам подошли две большие лодки с живыми баранами и курами и свежими овощами и фруктами. Мне передали просьбу подесты острова, чтобы каталонцы не сходили на берег. У него и так неприятностей хватает. Поскольку наемникам уже шла зарплата, к запрещению сходить на берег они отнеслись с пониманием.
К Заре мы подошли под вечер. Там на рейде уже стояли четыре двухмачтовых нефа. От них к берегу плыли лодки с воинами. Примерно в километре от города в берег уткнулись носом десяток боевых галер, с которых по сходням выгружался десант. Это были те самые две с половиной тысячами наемников, в основном албанцы, гасмулы и всякая шваль из разных уголков Европы. Они разбиты на отряды — кондоты — по две-три сотни в каждом под командованием капитана. Поскольку венецианцы жутко боялись того, что случилось во многих других итальянских городах — захвата власти кондотьерами, отряды делали небольшими, часто перебрасывали с места на место и старательно раздували между ними соперничество и даже враждебность. С таким отребьем мне пришлось бы осаждать Зару, если бы не настоял на наеме каталонцев.
Я поставил бригантину на якорь примерно в полумиле от берега. День был ветреный, промозглый. С северо-запада шла вроде бы невысокая волна, но время от времени била в носовую часть судна с такой силой, что брызги фонтаном подлетали выше полубака, а потом, превратившись в морось, летели на палубу. Каталонцы зябко кутались в шерстяные плащи, ожидая посадку в шлюпку. Это был шестнадцативесельный ял, который брал всего десятка два пассажиров. Каталонцы недовольно бурчали, потому что им надоела теснота и малоподвижная жизнь на судне.
— Не ворчите, ребята! — шутливо прикрикнул на них Джейм Сакоман. — Венецианцы обещали, что оставят нам немного трофеев!
— От них дождешься! — в тон ему отвечали пехотинцы.
Меня вместе с обоими моими бывшими советниками и новым оруженосцем (или соглядатая?!) сером Дзаном, сыном миссера Томадо Баседжо и внуком миссера Марко Баседжо переправили на берег последней ходкой. Старый капитан ненавязчиво подсунул мне этого тринадцатилетнего сорванца с конопатым носом и щеками, рожденного скорее пересчитывать яйца в птичьих гнездах, чем товары на складе. Видимо, поняли, что купец, юрист или священник из мальчишки не получится, и решили узнать, не сгодится ли хотя бы в воины? Больше ведь некуда приткнуть богатого патрицианского сына, а бездельников в Венеции не уважали.
Ял ткнулся в берег рядом с пришедшими с нами галерами, из которых уже выгрузились каталонцы. Они расположились отдельно от остальных наемников. Кто стоял, кто сидел, кто постелил плащ на серовато-желтую траву и завалился покемарить. На судах было так тесно, что пассажиры спали по очереди. Кондотьеры поглядывали на них настороженно, будто собирались в ближайшем будущем схлестнуться. Не удивлюсь, если узнаю, что им сообщили, насколько больше будут получать каталонцы, и намекнули на возможное противостояние.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я подозвал командиров кондот, назначил им участки вокруг города и приказал выдвигаться туда и приниматься за работу — сооружать лагерь и рыть рвы и насыпать валы, чтобы защитить его как со стороны города, так и с тыла. Каталонцы будут заниматься обеспечением войска свежими продуктами, то есть, грабежом окрестностей, и рабочей силой.
