Зимой я отдал сына на обучение в школу. Точнее, мой сын стал ходить к учителям, у которых занимались еще несколько таких же оболтусов. Один учил их, как здесь говорили, счету: сначала арифметике, а потом геометрии, алгебре, астрономии, бухгалтерии, в частности, начислением и погашением процентов на проценты, калькуляции цен, системам мер и денежным различных стран, сплавам благородных металлов, межеванию земель… Теория сведена к минимуму, в основном учит чисто практическим задачам, готовит будущих управленцев. Для этого я купил сыну учебник «Книга абака» некого Леонардо Фибоначчи, жившего лет сто назад. К моему удивлению, в этом учебнике было кое-что из того, что я изучал в старших классах средней школы: дроби, квадратные и кубические корни, вычисление объема пирамиды, усеченного конуса. Этот Леонардо умудрился вычислить число π, хотя и не совсем точно. Другой учитель преподавал латинскую грамматику по учебникам авторов, живших в четвертом и пятом веке, Доната и Присциана. В программу входили такие авторы, как Вергилий, Плавт, Гораций, Ювенал, Овидий, Саллюстий, Лукреций, Эзоп. Третий обучал греческому языку. Мне показалось, что преподавание греческого сводилось к зазубриванию Гомера. В Ромейской империи образованным считался тот, кто знал наизусть «Илиаду» и «Одиссею». «Гомер — это наше всё!», — заявляли ромеи. Русские недоучки будут говорить подобное о Пушкине. Не считаю себя переученным, но в мое «всё» входят еще много фамилий. Кстати, сыну я дал девичью фамилию жены — Градениго. Так его быстрее начнут принимать за своего.
В конце апреля взял наследника в рейс на Тану. Пусть на практике применит то, чему учился зимой. Отплыли на новой бригантине, которая получилась более ходкой. Трюм набил венецианскими товарами и привезенными Тегаком на старой бригантине из Александрии специями и благовониями. Предлагал на судне место Джованни Кверини, которого назначили управляющим в Тану, но бывший член Совета десяти отказался. Мол, не хочет меня обременять. Доберется на галере республики.
В Дарданеллах никто не собирал пошлину за проход. Оба берега контролировали турки, которые были пока не морским народом. Позже греки и болгары научат их морскому делу, но пока турки предпочитали лошадей. Зато в Босфоре плату за проход повысили до трех золотых. Собирали деньги генуэзцы. Точнее, жители Перты — бывшего генуэзского квартала, расположенного в Галате, пригороде Константинополя. Они отказались платить непомерные налоги своему правительству, объявили себя независимыми. Их тайно поддерживали венецианцы и ромеи, которым не нравилось господство Генуи на море. От Босфора я пошел напрямую на Керченский пролив. Поскольку компас у нас был не самый лучший, вышли южнее, к будущей Анапе, на месте которой в четырнадцатом веке была небольшая рыбацкая деревенька. В Керченском проливе тоже никто не наживался на транзитных судах. На месте Пантикапеи были развалины. Восточнее появилось крепость и поседение рядом с ней. Как оно теперь называлось, спросить было не у кого, потому что рыбаки, завидев нас, сразу удирали под берег, на мелководье.
Тана располагалась на левом берегу рукава, который через несколько веков назовут Старый Дон, примерно на месте будущего города Азова. Точнее сказать не могу, потому что все казалось не таким, каким помнил по двадцать первому веку и даже по шестому. В шестом в этих местах были развалины Танаиса, разрушенного гуннами. В четырнадцатом веке стоял небольшой городок, защищенный рвом и стеной высотой метров пять, сложенной из камней и кирпича, и с прямоугольными башнями. Серьезную осаду город не выдержит, но от кочевников, не имеющих осадных орудий, отобьется. Впрочем, все кочевники в этих краях были вассалами Золотой Орды, как и сама Тана. Помню, что арбалетчики из этого городка будут принимать участие в Куликовской битве на стороне монголо-татар. Генуэзцы всегда славились умением присоединиться не к той стороне.
Мы опередили на четыре дня галеры республики, вышедшие из Венеции недели на две с половиной раньше нас. На одной из них приплыл Джованни Кверини. Я видел, как он сошел на деревянную пристань и тупо уставился на городишко Тана. Так смотрит заключенный на тюрьму. Здесь ему придется провести несколько лет. Без семьи, потому что подвергать ее опасности он побоялся. Зато здесь, по большому счету, ничего не надо будет делать. За год сюда побывают всего два венецианских каравана судов. Всё остальное время можно бездельничать. Был бы Джованни Кверини генуэзцем, начал бы писать стихи, но он — венецианец, значит, придется ему что-нибудь подсчитывать. Ворон на деревьях, которых здесь мало, и крепостных стенах, которые не создают чувства безопасности.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Улицы в Тане были узкие и кривые, не мощеные, без канализационных стоков. В рыжеватой пыли валялись свиньи и разгуливали куры. Дома в основном из самана, но попадались и кирпично-каменные и деревянные. Генуэзцы и венецианцы превратили свои кварталы в маленькие крепости, огороженные дополнительными стенами высотой метра четыре с половиной, из-за которых выглядывали верхние части донжонов и шпили католических церквей. В остальных частях города стояло несколько православных церквей и одна мечеть. Русских и татар здесь много жило. Почти все итальянцы имели наложниц, любовниц из местных жительниц. Кстати, русских они называли белыми татарами. Итальянцы были уверены, что все вассалы правителя Золотой орды — татары, но себя почему-то таковыми не считали. Из скромности, наверное. Рядом с городом находилось несколько слобод, заселенных аборигенами — смесью разных племен: русских, татар, половцев, аланов… Они говорили на невероятной мешанине языков, отлично понимая друг друга. Километрах в шести от города был лес. Посещать его в одиночку и даже маленькими группами не рекомендовалось. Там обитали те, кто не хотел работать, подчиняться кому-либо, платить налоги, а предпочитал добывать хлеб насущный разбоем, — в общем, предки донских казаков. Жизнь в Тане была сонная, тягучая. С приходом каравана ненадолго оживала, а потом опять превращалась в болото.
Я быстро распродал приведенные товары. Среди купцов было много русских, в том числе и из Киевского княжества. Передал через них подарок князю Ивану от Ахейской родни. Вот он удивится! Если, конечно, знает, что у него есть родственники на далеком Пелопонесском полуострове. Накупил много мехов, а также медовухи, меда, воска, кож, пеньки, железа в крицах. Напоследок выкупил у татарского бея пленных русских, чуть более полусотни душ. Тана — это в первую очередь рынок рабов. Сюда их сгоняют со всей Золотой орды и прилегающих территорий. Покупают рабов генуэзцы и развозят по всему Средиземноморью. Русские рабы, сакалиба, очень ценятся в мусульманских странах. Мужчин делают гребцами на галерах или превращают в гаремных евнухов, женщин и девочек — наложницами, а мальчиков — мамелюками. Впрочем, возможны были самые разнообразные варианты. Кое-кому даже удавалось устроиться лучше, чем на родине.
Татарский бей, полный круглолицый мужчина с сильной одышкой, сперва заломил за рабов немыслимую цену, но, когда я заговорил с ним на языке, которым овладел, сражаясь вместе с монголами, сразу стал вести себя разумно. В итоге сделал скидку, как оптовому покупателю. Получив от меня серебряные гривны, сразу позабыл о рабах, ускакал за новыми, позабыв развязать старых. Это сделали мои матросы.
— Я вас отпускаю, — сказал я пленным. — Можете идти, куда хотите.
Они смотрели на меня и не верили в собственное счастье.
— Совсем-совсем отпускаешь? — спросил молодой парень, одетый в одну лишь рваную рубаху и босой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Совсем-совсем, — насмешливо подтвердил я и посоветовал: — Прибейтесь к какому-нибудь купцу и постарайтесь больше не попадать в плен.
Бывшие рабы сперва с опаской, а потом все смелее разбрелись в разные стороны. На месте остались лишь дюжина детей, мальчиков и девочек в возрасте лет от шести до одиннадцати. Этих я забрал с собой. Станут гражданами Венецианской республики.
Рейс оказался очень прибыльным, но продолжительным и напряженным. У меня не было желания шляться так долго вдали от семьи, а Тегаку такие плавания пока не по плечу. Особенно трудным был участок в Эгейском море, где между островами приходилось темными ночами ложиться в дрейф, чтобы не выскочить на берег. Я решил, что лучше ходить на Александрию, где в полной мере использовалось превосходство бригантины в скорости. При попутном ветре мы добирались за четверо-пятеро суток, а галерам требовалось четыре-пять недель. Если учесть, что груза мы брали примерно одинаковое количество, бригантина приносила такой же доход, как дюжина галер. Когда мне будет скучно на берегу, сделаю рейс, дам отдохнуть Тегаку. Он уже в третий раз стал отцом и переселился из моего дворца в собственный дом.
