Меня всегда забавляло женское жонглирование темами разговора. Однажды в поезде слушал разговор двух попутчиц. Обе говорили одновременно. Одна — про смерть мужа, вторая — про свадьбу дочери. При этом обе умудрялись эмоционально соответствовать одновременно своей и чужой теме. Зато у меня через пять минут заболела голова. Пошел в тамбур позвонить приятелю. Оказалось, что мобильный телефон сел. Он разрядился, быстро переключаясь с одной базовой станции на другую. Я понял его, как никогда ранее, и простил.
Я решил не дожидаться покупателя на корабль, сделать еще один рейд. Не успел, потому что прибыла делегация от нового венецианского дожа. Возглавлял ее по-прежнему миссер Марко Баседжо, но остальные члены делегации были новые. Как мне рассказала Беатриче, в Венеции недавно была попытка государственного переворота. Ее земляки и раньше отличались повышенной подозрительностью, а теперь и вовсе не доверяли никому, даже собственному дожу, боялись узурпации власти одним человеком. Почти во всех соседних итальянских государствах, а некоторые состояли из одного города и прилегающих к нему деревень, правили или короли, или бывшие командиры наемных отрядов. Представляю, как бдительно будут следить за мной. Теперь я уже не сомневался, что договорюсь с венецианцами. Видимо, смерть родственника сыграла мне на руку.
Миссер Марко Баседжо сообщил то, что я надеялся услышать:
— Республика Венеция согласна арендовать маркграфство Бодоница и Негропонт на пять лет на оговоренных ранее условиях, с возможностью продления срока аренды или выкупа. Ты не передумал?
— Нет, — ответил я и добавил шутливо: — У меня на это есть еще пять лет.
— Надеюсь, у тебя не будет повода передумать, — пригладив усы, сказал он.
— Это будет зависеть от вашего отношения ко мне, — дал я понять, что им придется понянчиться со мной, как минимум, пять лет.
Через неделю мы заключили договор. Со стороны Венецианской республики его должен был подписать «Сиятельный господин, милостью божьей дож Венеции, дука Далматинский и Хорватский, повелитель одной четверти с половиной Латинской империи Марино Дзорци». Эта одна четверть с половиной несуществующей империи глубоко характеризовала венецианцев. В церемонии принимали участие все бароны маркграфства Бодоница и Негропонт, поскольку это касалось их напрямую. Представляю, каким идиотом я выглядел в глазах баронов. Посмотрим, что они запоют, когда Пелопоннес начнут захватывать турки. Купцы привезли из Фессалоники известие, что турки уже грабят Болгарию. Царь Феодор Тертер не в силах справится с ними. Не помогают даже родственные связи с татарами.
Кстати, турки и туркополы, с которыми мы расстались после сражение у реки Кефис, отправились в Малую Азию. Они договорились о переправе через пролив Дарданеллы с генуэзцами. Те выдвинули жесткое условие — сдать оружие на время переправы. Мол, опасаемся вас, грозных и непобедимых. Турки и туркополы такими хитрыми и недоверчивыми изображали себя перед битвой, а тут повелись, как последние лохи. Короче, как только у них забрали оружие, тут же перебили всех, хапанув богатейшую добычу, собранную трудами праведными в городах и деревнях Ромейской империи, Фессалийского княжества, Эпирского деспотата и Афинского герцогства.
Еще неделю мы попировали в замке, а затем я начал готовиться к переселению в Венецию. Управлять маркграфством, то есть, решать вопросы с венецианцами, назначил Бонифация де Верона. Барону это очень понравилось. Есть люди, для которых управлять — значит, жить. Решился и вопрос с кораблем. Его купил Марко Баседжо, выдав мне вексель на венецианский банк.
— Давно хотел приобрести большой судно, чтобы возить зерно и шерсть с восточного берега нашего моря, — сообщил он.
Своим морем венецианцы называли Адриатику и Ионическое. Владея лишь частью побережья, они контролировали судоходство на этих морях, что давало им право считать их своей вотчиной.
Большую часть команды бригантины я распустил, а с остальными отправился в Венецию. Трюм был забит вещами Беатриче, слугами, моими и Тегака лошадьми и бочками с вином, которое, как мне сказали, на Эвбее получше, чем на Апеннинском полуострове. Новоиспеченного рыцаря я взял с собой, сдав и его земли в аренду венецианцам и выбив для него венецианское гражданство, но не патрицианство. Подозреваю, что Тегаку было просто страшно остаться одному в своем поместье. Всю сознательную жизнь он провел в походе. Единственное, что умел делать, — воевать и грабить. Представление о том, как надо вести хозяйство, управлять крестьянами, у него было довольно смутное, а после моего отъезда не у кого будет даже совет спросить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
В двадцать первом веке Венеция была моим самым большим разочарованием. Я столько раз видел ее по телевизору, столько читал о ней, что представлял что-то такое-разэтакое и так мечтал побывать. Впервые я оказался в ней в конце августа. Выяснилось, что в саму Венецию грузовые суда больше не заходят. Для этого есть Порто Маргера, расположенный километрах в десяти южнее. Путь к причалам пролегал по каналам, на которых работало много дноуглубительных снарядов. Имелась в порту проходная, но вахтеры отсиживались в помещении, возле кондиционера, меня никто не тормознул на мое счастье, потому что обнаружил, что забыл на судне паспорт. Возвращаться не стал. На автобусе добрался до Венеции и пошел от автостанции по стрелочкам, нарисованным на зданиях, к площади Святого Марка. В узких сырых и вонючих (а представляю, что там творилось поздней осенью и зимой!) улочках романтика чувствует себя плохо. Улицы были забиты туристами, разочарованными не меньше меня, но время от времени попадались аборигены — надутые позеры, которые курили пол стеной своего заплесневелого дома и изображали из себя истинных венецианцев. Они казались бы смешными, если бы не вонища, которую не перешибал и дым сигарет. После долгих плутаний, когда у меня появилось подозрение, что хожу по кругу, добрался наконец-то до площади Святого Марка. Это была единственная часть Венеции, которая хотя бы частично оправдала мои ожидания. Мне стали понятны возгласы побывавших в Венеции: «А площадь Святого Марка! О-о-о!!!». Остальная часть города, видимо, должна была оттенять площадь. Не познавший венецианских улиц не возрадуется площади Святого Марка. Она так велика, что два духовых оркестра в разных концах ее не мешали друг другу. И смотрелась красиво, почти как по телевизору. Я пробыл на ней довольно долго, обошел всю и даже выпил стакан сока за пять евро. В Москве — не самом дешевом городе мира — за такие деньги можно было бы купить пять литров сока. В Венеции нет ничего дешевле пяти евро. Видимо, в цену входит надбавка за глупость. Обратно до автостанции я добирался на «морском трамвайчике» — длинной и вместительной пассажирской плоскодонке. Продавец билетов на катер — мужчина лет пятидесяти с благородной физиономией венецианского патриция, — нагло глядя мне в глаза, не дал пятьдесят центов сдачи. Я был не настолько мелочен, поэтому только улыбнулся ему. Пусть это будет платой за избавление от мечты.
В четырнадцатом веке Венеция выглядела иначе. Во-первых, она вся была портом. Каналы забиты судами, ошвартованными впритык друг к другу. Во-вторых, улицы шире, а потому суше и не такие вонючие, хотя намного грязнее. В-третьих, вместо толп туристов по улицам бродили стада свиней и производили санитарную чистку, оставляя только отходы вторичной переработки. Как мне сказала Беатриче, разводят свиней в монастыре Святого Антония, поэтому их никто не трогает, не смотря на отлучение Венеции от церкви. В-четвертых, венецианцы не корчили из себя венецианцев, а были ими. Очень солидарные, поскольку их все тихо и не очень ненавидели. Очень осторожные. О политике говорить не любят. К искусству относятся немного лучше, но тоже с прохладцей. Заботятся о своих, особенно о раненных на войне, платят им пенсию. Даже раненным врагам оказывают медицинскую помощь, что в те жестокие времена не просто удивляло, а прямо-таки бесило остальных воинов противника. И то верно! Как воевать с такими мерзавцами, которые потом лечить тебя будут?!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
