– Разве не на вас лежит забота о сохранности музейного имущества?
– Я ли не заботился! – всплескивает руками Пчелкин. – До меня был один сторож, при мне – два, дневной и ночной. Вы представляете, что такое выбить лишнюю ставку? Я выбил!
– Проверим.
– Проверяйте. И сигнализацию, кстати, я выбил. Заставил купить новейшую усовершенствованную систему. Целый год докладные строчил.
– И потом монтировали ее при всем честном народе.
– Да никто не обращал внимания!
– Детский разговор, товарищ Пчелкин. Повторяю: почему вы не закрыли музей для посетителей на время работ?
– Чтобы не закрывать его для посетителей.
– Вы считаете ответ достаточен для протокола?
– Да поймите, товарищ следователь, бригада из областного центра возилась три дня, а тут разгар сезона, то и дело экскурсии. Наш музей – обязательный пункт туристского маршрута. И вдруг мы запрем двери, и десятки людей, многие издалека…
– Иностранные туристы тоже были?
– Т-тоже, – с заминкой выдавливает Пчелкин.
– Весьма характерно. И не исключено, товарищ Пчелкин, что именно вследствие этой халатности воры получили доступ к картинам. Следующий вопрос: с какой целью вы замяли историю с кражей?
– С целью оградить репутацию музея и вообще… не будоражить общественное мнение.
– Я предупреждал, что жду от вас правды, товарищ Пчелкин. Где и кем вы работали прежде?
– Завотделом в области, в Управлении культуры.
– Назначение директором музея – понижение?
– Ну… отчасти, – мнется Пчелкин.
– За что вас сняли?
– Ну… не поладил с начальством.
– Повторяю, с какой формулировкой вас сняли?
– Строгий выговор за нарушение финансовой дисциплины. Но это сплошь интриги!
– Да?
Пчелкин клятвенным жестом прижимает ладонь к сердцу.
Однако на Зыкова клятвы не действуют.
– Если бы Управление было поставлено в известность о происшествии, вам угрожало бы новое взыскание, не так ли?..
– Они, конечно, рады придраться, – злится Пчелкин. – Могли бы загнать в деревню. Сельский Дом культуры.
– То-то же! Не о чести города вы пеклись – о собственной карьере. А в результате следствие началось полгода спустя. Вы оказали ворам неоценимую услугу своим молчанием, товарищ Пчелкин! Надеюсь, неумышленно.
– Надеетесь? – вскидывается Пчелкин. – То есть, вы не уверены, что я… Это уж слишком! Возможно, человек оплошал, однако это не дает вам права сомневаться в моей порядочности!
– Отчего же? Такое право у меня есть.
– Но… нелепо же подозревать, будто я сам у себя взял и…
– А чем может быть опровергнуто такое, к примеру, допущение, что подмена в музее была произведена давно? И что имитация кражи послужила лишь средством замести следы?
Пчелкин ошарашенно молчит.
– А, товарищ Пчелкин? Жду ответа.
От отчаянности ситуации Пчелкин обретает даже некое спокойствие.
– Если на то пошло, – заявляет он, – чем вы докажете, что эта замазанная «Инфанта» была украдена из музея? Может, у нас с самого начала висела копия с цинковыми белилами! Когда картины принимали, их не просвечивали кварцем! Таланов мог сам заблуждаться относительно подлинности Веласкеса!
– Ход неглупый, товарищ Пчелкин, – сухо усмехается Зыков.
– Вы могли бы на этом поиграть. Но есть одно досадное обстоятельство. Мы послали в музей группу экспертов, и сегодня утром мне сообщили, что из восьми похищенных полотен возвратились лишь два настоящих. Все остальные – подделка. Таким образом, украдено шесть картин.
– Шесть? – шепчет Пчелкин.
– Шесть, товарищ директор, шесть. Кто-то славно потрудился, заготавливая фальшивки для подмены. И, между прочим, на ваших глазах. Да-да, на глазах! Точную копию по памяти не напишешь, надо сидеть в музее. Вспоминайте, кто сидел.
– Я постараюсь вспомнить… Надо собраться с мыслями… сейчас не могу…
– Вы не фиксируете, кто допускается в зал для копирования? – изумляется Зыков.
– Нет, у нас не принято…
– Мне придется писать целую поэму в Министерство культуры.
– В Министерство культуры… – эхом вторит Пчелкин. – И вы напишете, что во всем виноват я!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Я изложу факты.
– Послушайте, я ведь уже и так пострадал! У меня лично тоже украли, я только не говорил. Замшевый пиджак был в кабинете. Блок сигарет «ВТ». Журнал иностранный, один турист мне оставил. Совершенно потрясный… для мужчин, понимаете? И еще несколько книг.
Зыков немедленно берет на вооружение новую информацию.
– Пиджак? Размер, цвет, особые приметы?
– Пятидесятый, коричневый, прорезные карманы. Болгарский. Почти не ношеный.
– Книги какие?
Зыков спрашивает и одновременно быстро записывает:
– Каталоги живописи. И одна очень дорогая: «Искусство Фаберже». Редчайшая книга!
– Год выпуска, формат?
– Лондонское издание семьдесят второго года. На английском языке. Мелованная бумага, шикарные иллюстрации. Роскошная книга.
– Как она к вам попала?
– Наш местный художник подарил, Шапошников. Привез из поездки.
– Проверим, проверим. А теперь последний на сегодня вопрос. Картины, переданные музею Талановым, находились все вместе?
– В одном зале.
– И висели подряд?
– Да, под общей табличкой. Две стены целиком.
– Их расположение было неизменно?
– В общем, да.
– Что значит «в общем»?
– Ну, однажды я кое-что перевесил…
– Перевесили? – настораживается Зыков. – Что именно и куда?
– Врубеля и Венецианова поднял повыше, – устало отвечает Пчелкин, – а двух испанцев загнал вниз. Просто поменял местами в экспозиции.
– В чьем присутствии перевешивались картины?
– Антипыч помогал, сторож, и еще кто-то был… Какая разница?..
– Большая разница, товарищ Пчелкин. Это может стать единственным свидетельством в вашу пользу.
– Не понимаю.
– Понимать не обязательно. Но постарайтесь точно вспомнить, когда вы перевешивали испанцев?
* * *
Первый, кому Зыков сообщает о результатах допроса, это Томин.
– Значит, две из восьми картин не поменяли? – задумчиво произносит тот.
– Меня это уже навело на размышления, Александр Николаевич. Надо отдать должное ворам: кража спланирована и выполнена отлично. И вдруг – глупая неувязка. Вывод я сделал такой: непосредственно в музее орудовал кто-то некомпетентный. Он имел инструкцию брать определенные картины в соответствии с их расположением. Но что-то он напутал. И вот вам ответ на загадку: по инициативе Пчелкина за пять дней до кражи две картины были перевешены!
– Минутку, у меня фотографии, – Томин достает два фотоснимка. – Собрание Таланова – две стены. Что куда перевесили?
– Насколько я понял, эти – вот сюда, а эти – на их место.
– То есть, испанцев взяли по ошибке, считая за Венецианова и Врубеля?
– Вы уже наизусть помните, Александр Николаевич!
– Куда деваться.
– Да, безусловно, по ошибке. А в котельной начали разбираться – копии-то испанцев не заготовлены. Ну и оставили.
– Логично. Но тогда, боюсь, пан директор нас ни на кого не выведет. Соучастник не стал бы подкладывать друзьям свинью… Мне нужен список вещей – что у него там стащили.
Томин просматривает листок, протянутый Зыковым, и насмешливо качает головой:
– Ну судьбу журнала для мужчин проследить не берусь…
Появился повод снова наведаться в город, где полгода назад был ограблен музей. Томин инструктирует и напутствует молодого сотрудника угрозыска Олега. Тот оглашает по списку перечень заданий.
– Первое. Замшевый пиджак: узнать, был ли, есть ли, куда делся. Второе. Художник Шапошников: дарил ли директору книгу и по какому случаю. Третье. Дневной сторож: правда ли, что Пчелкин добился второй ставки. Четвертое. Кто копировал картины в музее из местных и из приезжих. Пятое. Два испанца: когда и кем перевешены.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– И еще: люди, которые имеют отношение к котельной, – добавляет Томин. – В чужом городе найти рядышком такой укромный тайничок – это задача. Без местных трудно.
