– Три ошибки, Хесс. Всего-то. Каждая интрига в процессе реализации имеет больше. Но любая из этих трех ошибок была роковой. Ты сделал все три. Твой заговор провалился.
Царь решительно встал, сбросил мантию и пояс, из-под ковра достал пластиковый пакет и вытряхнул его содержимое на пол. Надел трусы, носки, плотные штаны полувоенного образца и высокие ботинки на шнуровке. Почесал волосатый живот и из-под другого ковра выудил клетчатую ковбойскую рубашку. В рубашке он чувствовал себя защищенным. Похлопав по карманам брюк, извлек мятую пачку сигарет и закурил.
– Заговор – профессиональная болезнь царей, – изрек он. – Отлично. Только я ни хрена не понимаю. Маккинби, а с начала и поподробней? Если что, я сойду за местного судью.
– У вас, индейцев, оригинальное отношение к импотенции – вы иногда ею даже гордитесь. Конечно, если сорокалетний индеец не способен овладеть женщиной, имея притом все нужные органы, над ним смеются. Но столетний старик, все еще остающийся мужчиной, – тоже не может рассчитывать на уважение. Считается, что, когда седеет воротник, мужчина должен отрешаться от плотских утех и обретать мудрость. Поэтому старческая импотенция у вас свидетельствует, что мужчина созрел до того, чтобы думать. Только импотент может стать старейшиной. И только старейшины правят по-настоящему. Твой дед Хесс был на редкость здоровым мужчиной. Ему исполнилось семьдесят, а он все еще мог два раза в день. Но женщины надоели ему. Хотелось власти. Тогда он тайно, сговорившись с нашим консулом, предшественником нынешнего, вылетел на некую военную базу, где хирург выполнил его заветное желание. Ура, больше не стоит. И не встанет, хоть тресни – а ведь кандидат в старейшины должен доказать свое бессилие. Хесс мог не бояться никаких испытаний. Понятно, что таких хитрецов хватает, поэтому ваши лекари осматривают кандидата. Но Хесса оперировал землянин, и следов осталось – как от укуса насекомого. Хесс стал старейшиной. Его ждало большое будущее. У всех старейшин были сыновья, но Хесс от своих заблаговременно избавился. Оставил только дочь. Принцесса Саттанга Атани. Он выбрал ей самого никчемного мужа, но вот незадача, Атани влюбилась в землянина и забеременела от него. Хесс подумал – и решил, что это славно. Потому что жену землянина не коронуют. А дети, которых она родит, будут удобными царями – полукровки не наберут много власти, и всем будет править совет старейшин. То есть – мудрый Хесс. Детей было двое, дочь и сын. Принцесса Натали Шумова и принц Патрик Шумов. Хесс, как ядовитая змея, позволил воспитать обоих так, чтобы возмутить самые многочисленные и самые темные народные слои. И вот Патрик Шумов возвращается, принимает корону и становится царем. Настало время полного торжества Хесса.
Царь угрюмо смотрел в пол. Сигарета дотлела, он бросил окурок в свою кружку с отравой.
– Но – беда. Врач проболтался, о маленькой тайне Хесса проведал генерал Мимору. Хессу это рассказал нынешний консул Земли на Саттанге. Какая угроза! Если кто узнает, Хесса с позором и насмешками изгонят в пустыню. А Мимору пообещал молчать… если. Если Хесс выполнит одну его личную просьбу. Хесс выполнил. Потом консул предложил ему вшить чип – для удобства общения, дружбу ведь надо развивать. Деваться некуда. Пришлось сказать, что красивые наручи – символ главенства в совете старейшин. Никто до Хесса таких не носил, но почему бы не ввести симпатичное новшество? Это ведь не те ужасные реформы, которые затевает царь. А царь, кстати, пользовался неожиданной популярностью. И его реформы почти никого не отпугивали. Индейцы с удовольствием говорили, как будет хорошо, если Саттанг сделается равным Земле. Такого Хесс допустить не мог. Потому что кому нужен старик с вялым членом и замшелыми представлениями о месте молодых, когда тут такой замечательный, сильный и красивый царь? Подумаешь, что полукровка. А царь и должен быть особенным…
Царь тем временем с каждым жестом становился все более и более человечным. У него изменилась поза – теперь он сидел, положив щиколотку правой ноги на колено левой, небрежно бросив запястья на подлокотники. Индейцы сидят, развалив колени.
– Мимору вел себя разумно. До определенного момента. Даже его просьба выстроить базу на Большом Поле – это чепуха. В крайнем случае, тамошние бандиты окажут силовую поддержку Хессу. Но в один прекрасный день Мимору попросил о кощунстве. Хесс сообразил: это то, что надо. Его шанс сменить царя, ставшего опасным. Некий земной путешественник проник в закрытый для чужаков храм и сделал несколько роскошных снимков…
– Мать Чудес… – прошептал царь, широко распахнув глаза.
– Великолепная скульптура, – согласился Маккинби. – Снимок попал в сеть, им заинтересовались, его начали изучать. Один приятель сказал Мимору, что хочет украсить этой статуей свой дворец. Прекрасная женщина, чистое золото и дождь драгоценных камней. Денег у него хватало. Для вас это – главная святыня планеты. Для одного подонка – всего лишь золотая статуя, которую захотелось иметь у себя дома. Патер прав: земляне считают вас дикарями. Будь у вас свои корабли и своя армия, вас не грабили бы как вчерашних обезьян, с чувствами которых не нужно считаться. Такова плата за изоляцию и невежество, которые ты, Хесс, называешь традицией. Вашими святынями хвастаются коллекционеры, для которых это всего лишь редкие и дорогие игрушки, каких ни у кого нет. Я историк – так было всегда. Всегда более развитый приходил и отбирал святыни у более дикого. Дикари бесились – но все их святыни в музеях, а не в храмах. Горькая правда. Еще более горькая – та, что красть их помогали свои же предатели. Таким предателем ты и стал, Хесс. Твоя настоящая святыня – личная власть. Как многие иерархи древних церквей, сам ты давно ни во что не веришь, кроме как в себя. И для тебя Мать Чудес – лишь средство для достижения цели. Как и для Мимору. Как и для заказчика.
Царь встряхнул пачку. Вынул сигарету. Потом отложил ее, отхлебнул водки из горлышка бутылки. Закурил.
– Однако Хесс поставил условие: никто ничего не узнает. Статую вынесли из храма индейцы. Упаковали ее так, чтобы никто не догадался о содержимом ящика. Ящик привезли в условленное место, где всех индейцев сопровождения перестреляли бандиты. За грузом должен был прибыть корабль с тремя сотнями головорезов, задача которых – уничтожить уже банду. Но произошел сбой: командор Люкассен взбунтовался, бежал с корабля и вывел из строя систему посадки. Груз забрать не смогли. И более того: поднялся шум. Мимору не мог послать следующий корабль, это ведь криминал, да и не делаются такие вещи без подготовки. Банда застряла на Саттанге, развлекаясь грабежами в лесных деревнях, коммандер Люкассен, обвиненный в измене с подачи Мимору – для подстраховки, – тоже застрял на Саттанге и пытался разузнать, что же такое прячут в катакомбах. А ты, Хесс, завис в неизвестности и в страхе, что Мимору, обозленный провалом, выдаст тебя. Консул всячески поддерживал твой страх. Тут на вас падает Делла Берг, и ситуация из напряженной превращается в угрожающую. Бандиты звонят консулу и требуют избавить их от этих чегевар недорезанных, консул звонит тебе и требует принять меры, а ты не можешь послать туда гвардейцев, потому что в подземелье до сих пор стоит статуя Матери Чудес. Вдруг они ее увидят? В конце концов, когда Люкассен с Деллой освобождают Дженни Ивер, ты понимаешь, что это конец. Потому что в горах у них есть корабль. Сейчас они улетят – и правда вылезет наружу. Ты посылаешь гвардию за Люкассеном. Его привозят… без Деллы. Хесс, сколько ночей ты не спал? Наконец позвонил консул и сказал, что поймал негодницу. Ты выдохнул. Но тут пленниками заинтересовался царь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
