— Ничего экстренного, и всё-таки ты звонишь ни свет ни заря? Я, между прочим, в отпуске, — продолжал выпытывать Юрий, ткнув в проекцию ложкой. Его аватар на той стороне этот жест не повторил.
Это была чистая правда. После работ по модернизации порта во Владивостоке Юрий уже пять дней как был в отпуске. Следующего назначения ещё не получил, но, по правде сказать, уже ждал его с нетерпением.
— Выкладывай, что там у тебя?
— Наглец ты, однако, Юра. Ни такта, ни деликатности, — нахмурился Игорь Николаевич.
— Они ещё не проснулись, — парировал Юрий.
Игорь Николаевич усмехнулся и перешёл к делу:
— Помнишь ли ты Читина Алексея Васильевича?
Юрий утвердительно кивнул, жуя тост. Его виртуальный аватар на другом конце провода тоже кивнул, но остальные движения оставил за кадром.
— Ну, так вот. Министерство хочет возродить проект дороги на Хатангу. И похоже, его покровитель в министерстве хочет поставить Читина на этот участок.
Юрий в задумчивости остановился. Читин был таким же управляющим, как и Юрий, но его работа на Норильском направлении была катастрофой, за что его и сняли. На его место и пришёл Юрий разгребать бардак. Несмотря на явную некомпетентность и узколобость, Читин имел покровителей где-то в министерстве, поэтому его не могли просто так выгнать. Тем более, что участок, который он принял, был проблемным и до него. Тогда просто посчитали, что специалист он нормальный, но столь экстремальная работа ему не по зубам. На других местах он ничем значительным не прославился ни в хорошем, ни в плохом смысле. Похоже, что он и его покровители решили, что теперь история с Норильской дорогой уже забылась и пора бы дать ему новый участок, который может служить толчком к повышению.
Хотя Юрий и не мог ничего доказать, но он был уверен, что бардак, который развёл тогда Читин, не был следствием одной только сложности и запущенности участка. Серый человек, напоминавший вечно озабоченного чем-то хомяка, Юрия раздражал. Этим «хомяком» была налажена мощная система хищений и откатов. Как и куда всё девалось, какая была схема вывода средств и так далее, он тогда так и не смог выяснить, хотя и пытался. А поскольку никаких весомых доказательств так и не нашёл, не стал выносить это дело на суд. Игорь Николаевич знал о подозрениях подчинённого, но без конкретных улик тоже был бессилен.
Расправившись с завтраком, Юрий перешёл к тренажёру. Утренняя зарядка — это было святое. Несмотря на то, что Юрий недавно разменял шестой десяток и в официальной обстановке мало кто называл его иначе, чем Юрий Афанасьевич, он поддерживал хорошую физическую форму. Разогреваясь и подтягиваясь, он не прерывал беседу.
— Игорь, ты же знаешь, как я к нему отношусь. Нельзя его туда ставить. Жаль, я его за жабры-то прихватить не смог, — тяжело дыша от усилий проговорил Юрий, плохо скрывая раздражение.
— А тебя никто и не спрашивает, можно или нельзя его ставить, — нахмурился Игорь Николаевич.
Юрий развёл руками:
— Ну, а что ты тогда от меня хочешь?
— Перестань ты пыхтеть, сядь и послушай минутку внимательно, — продолжая хмуриться, призвал к серьёзности Игорь Николаевич.
Юрий послушался и сел на скамью.
— Твои подозрения насчёт Читина я помню, — проговорил Игорь Николаевич примирительно, — Участок этот слишком важный. Более того, я думаю, что когда ты ознакомишься с планами министерства, то увидишь, что они не до конца понимают потенциал региона. Я бы хотел, чтобы ты за него взялся.
— Хорошо, я согласен. Когда приступать?
— Согласен он. Кто ж тебе даст приступать? Вопрос о назначении пока не решён до конца. Проект ещё на стадии обсуждения.
— Тогда что ты предлагаешь? — удивился Юрий, который был уверен, что Игорь Николаевич для того и звонит, чтобы назначить его на проект.
— Есть всего один вариант, как ты можешь перехватить инициативу. Необходимо представить конкурирующий проект, который будет во всех отношениях лучше, чем то, что предложит Читин и его команда.
— Ну, это то не сложно, — проговорил Юрий, ожидая продолжения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Это ещё не всё. Единственный способ переплюнуть его лобби — это общественное обсуждение. Твой проект должен не просто быть лучше в глазах двух-трёх спецов. Ты должен будешь заставить министерство вывести проект на общественное обсуждение и выиграть дебаты, — заговорщицким тоном проговорил Игорь Николаевич.
— Может, лучше пусть поставят его? Поставь меня его замом, на этот раз я накопаю материал и засадим этого ворюгу? — предложил Юрий.
— Нет, на этом участке подобные игры недопустимы. Тем более, что «комитет» уже работает по нему, и за Читиным следит их агент. Так что оставь это им. Они своё дело знают, и когда он снова запустит руку в народный карман, его схватят, не волнуйся. Но на этот проект его назначить не должны, — лицо Игоря Николаевича сделалось спокойным, он уже знал, что Юрий согласится.
* * *
Общественные слушания, о которых говорил Игорь Николаевич, были одним из тех элементов государственного управления, из-за которых Юрий и вернулся в Союз. В своей сфере ему ещё не приходилось сталкиваться с дебатами, и он их несколько опасался. Решения правительства и любых его ведомств и органов были абсолютно публичны. В штатном режиме решения принимались компетентными органами. Но легко можно было инициировать общественные слушания по самым разным вопросам, и мнение общественности было главнее любых решений чиновников. Этическая и техническая комиссии проверяли проекты перед вынесением на дебаты, и если проекты проходили проверку, то ставили вопрос на обсуждение. Дебаты мало походили на базар в различных ток-шоу прошлого, с криками и оскорблениями. Проекты оценивались не простым большинством, а по сложной системе компетенций и подсчёта голосов, в которой голоса разных людей имели разный вес. Но в итоге участникам необходимо было убедить именно общество в преимуществах своего проекта. Юрию казалось, что слишком много в его области нюансов и сложностей. И хотя он и верил в человеческий разум, но сознание человека, работавшего долгое время в условиях капитализма, никак не могло привыкнуть к тому, что общество может принимать решения не хуже специалистов.
— Я понял вас, Игорь Николаевич. Дебаты — это вещь обоюдоострая, тут можно и проиграть, и тогда Читина уже никак не снимешь, — перешёл Юрий на более официальный тон.
— Что я слышу! Девушка, позовите, пожалуйста, Юрия «костолома» к телефону и скажите ему, чтобы он так больше не шутил с аватарками, — Игорь Николаевич проговорил это нарочно по-шутовски, игнорируя серьёзность Юрия, чтобы побольнее зацепить его.
«Костолом» — это было его прозвище, когда он занимался боксом и выступал в любительских соревнованиях. Казалось, это было совершенно в другой жизни, ещё до возвращения в Союз. По возвращению Юрий бился на ринге совсем немного, но Игорь как-то застал пару его боёв. Прозвище было дано ему за дело. Юрий и сам не знал, как это получалось, но на ринге он становился совершенно другим человеком. Всегда вежливый и сдержанный деловой человек, забинтовав пальцы и зажав капу в зубах, превращался в жесточайшую машину, единственной целью которой, казалось, было переломить противника, нанеся ему как можно больше повреждений. Треснувшие рёбра были для его оппонентов самым обычным делом. Хотя подобная свирепость и не гарантировала победы. Напротив, часто в пылу боя Юрий слишком увлекался и пропускал момент, когда противник, уйдя с линии атаки, перехватывал инициативу. Психолог во времена работы Юрия в США говорил, что таким образом он выпускает на волю своё бессознательное, и что это совершенно замечательно и необходимо. Его бывшая жена Ирина очень любила его именно таким, свирепым зверем, её зверем, как она любила думать. Но сам Юрий чем дальше, тем больше видел в этом какое-то потакание своему внутреннему «оно», и постепенно стал избегать боёв. А после переезда в Союз, проведя всего несколько, и вовсе забросил это дело.
— Игорь Николаевич, а у вас всегда подколки на уровне начальной школы? Я же не сказал, что не сделаю. Я сделаю, просто обозначил риск, — сказал не на шутку уязвлённый Юрий, окончательно перейдя на «вы».
