на то, что я прислал бы тебе детские пальтишки (чуть поношенные!) или женские платья и пр., но, полагаю, что тебе стало бы стыдно за меня. Четыре года гореть такой душевной мукой, таким презрением к противнику, столько передумать до какого-то просветления, так устать сердцем – и увенчать этот путь организацией посылок по немецким квартирам, населенным и ненаселенным. Вообще знаешь, что трудно сейчас. То, что вид страданий гражданского населения (какое бы оно ни было, но это дети, старость, санки, ручные тележки и т. п.), как и вид разрушений и прочего, не только не целит ран души, но скорее бередит их. Немцев-буржуа мы не видим, они смогли вовремя эвакуироваться, так ли сяк – здесь их нет. А остальное – люд всяческий. Нет сомнения, что они нас не любят и желают нам погибели, но было бы даже странно, если бы они думали по-другому. Кроме всего прочего, они редкостные обыватели, они ничего не понимают в государственном масштабе, и у них совсем нет инстинкта общественности. Kinder, Kuche, Kirche – или как там еще? Но занятно вот что. Они принижены, бесправны, обобраны порой до нитки, они без мужей, которые все, как один, на Западном фронте (наивная хитрость), часто это какие-нибудь бежавшие из городов женщины либо девушки. Их заставляют работать. И должен сказать, что, взяв половую щетку в руки или принявшись стирать, они это делают ладно, споро, со вкусом и удивительным надменным видом: вот, мол, как это делается, и вот как мы это делаем, и это, мол, единственно разумное, чем стоит заниматься, – остального мы не знаем и знать не хотим. М.б., и не так я все это интерпретировал, но правда то, что они работают здорово, без угодливости и приниженности… Вот тебе чуть-чуть о жизни и обcтановке, о чем, м.б., не стоило бы писать по полевой почте… От харчей и воздержания от спиртных напитков я довольно поправился, но климат и воздух мне нехороши: я вял и быстро устаю. Работаю весь день, а вечером за отсутствием света иду играть в шахматы к товарищам либо читать газеты… Поодиночке не ходим ночью и т. п. Никакие меры предосторожности здесь нелишние, как показывают уже факты…
13–14.III М.И. – А.Т. Москва – п/п 55563
…Кажется, в прошлом письме я несправедливо обошлась с твоим «Сиротой». Из-за желания сделать два-три мелких практических замечания я не смогла отдаться впечатлению от целого. Но сейчас чем больше я читаю эту главу, тем больше нахожу в ней достоинств. Я удерживалась похвалиться этой главой даже Михаилу Васильевичу <Исаковскому>, что довольно трудно. «Расплату» я ходила к ним читать. Всем понравилась…
14. III Р.Т.
Вчера проводили Бубенкова и Левтова. Бубенкову подарил гослитиздатовского Теркина. Еще один хороший человек, относившийся ко мне со вниманием и пр., ушел. Без него затевать чтение новой главы или чего бы ни было уже как-то не видно. Вчера ребятам прочел с черна главу <«По дороге на Берлин»>. Хвалили. Сегодня займусь ею от первой до последней строки. Один пропущенный из работы день дает видеть, как хорошо работал последние дни. Если я смогу так еще посидеть (опять завтра переезд) недели две, то у меня останется только заключительная послевоенная глава да запасная «На том свете»…
14. III М.И. – А.Т. Москва – п/п 55563
…Сегодня звонил Рыленков: приехал в Москву, заберет у меня и у Михаила Васильевича рукописи. Он просил также дать фото для книги. По-видимому, дам такое же, как в гослитиздатовском экземпляре книги, правда, это в том случае, если в Союзе мне вернут оригинал (брали для переснимки и увеличения).
Вот уже полтора месяца как Сурковы на юге. Объехали не только Черное, но, кажется, и Каспийское море. Гастроли и банкеты. А Михаил Васильевич тут, он больше по похоронным делам. Хоронит сейчас стариков. Жаловался мне, что провожать на кладбище А.Н. Толстого пришло человек шесть. Поликарпов сказал: «На иждивении государства 900 человек (лимитчиков). Что, они умирать не собираются? Придется ставить вопрос о похоронах».
…Если тебе даже не пишут, не думай, что тебя забыли. Тебя исполняют очень часто. Недавно здесь был смотр фронтовых бригад. Много читали из «Теркина». С. Балашов читал «Балладу о Москве» (чуть ли не сотое его выступление с этой вещью). Я знаю это по отчетам «Советского искусства» и «Литературной газеты». 2 марта я слушала концерт хора Пятницкого, они исполняли теперь «На марше» в сопровождении пляски. Аплодисменты длились минут пять… После повторения – тоже долго аплодировали…
К 23 февраля – годовщине Красной Армии – Литфонд сделал тебе книжный подарок. Но книжки эти такого свойства, что ты скорее огорчился бы, нежели обрадовался: Рыленков, Скосырев и т. д. и т. п. – всего пять книжек. Я еще пошутила, что Рыленкова надо дарить Коваленкову, а Твардовскому надо одну, да хорошую, чтобы послать можно было. А так я тебе их не пошлю. Читать нечего.
Сашенька, хорошо, что ты сейчас исполнен решимости, мужества и упрямства все перетерпеть… Пленум Союза, кажется, намереваются отложить на некий срок. Так что и эта надежда отодвигается.
У Маршаков очень болеет Яша – младший сын. У него обнаружился туберкулез. Сделали пневмоторакс, после этого стало хуже. К основной болезни присоединился плеврит. Держится высокая температура, дают кислород. Старики сбились с ног. Софья Михайловна плачет, а Самуил Яковлевич не спит, стал раздражительным. Если у тебя есть адрес, напиши им. Они в очень большом горе – грозит потеря сына…
14. III Из письма А.Т. – М.И. П/п 55563 – Москва
Посылаю тебе новую главу, о которой писал, с Бубенковым. Она, конечно, еще довольно свежа, но, кажется, ничего. Мне нравится, что в ней так же нет фактического Теркина – человека, как и в других главах из последних. «Теркин», так это, может быть, и не он…
У меня наготове что-то для следующей главы, но мы опять снимаемся, и где я еще буду иметь такие условия – кто его знает.
Отъезд даже Бубенкова очень грустно отразился – он был один из ревнителей «Теркина» и хорошо относился ко мне…
15. III Р.Т. Бишдорф, в день отъезда
Еще одна квартира остается позади. Всего, что успел, написал главку да ответил на письма.
–
Немки. Что-то тягостное и неприятное в их молчаливой работе, в безнадежности непонимания того, что происходит. Если бы они знали хоть то, что их мужья и родственники вот так же были у нас, в России, так же давали стирать белье нашим женщинам (да не так же, а гораздо грубее, с гораздо большим сознанием права победителей), если
