Пелорус сделал паузу, по всей вероятности, колеблясь, прежде чем добавить еще что-то, но все же решил ничего не говорить. Его голубые глаза, казалось, изучали реакцию Лидиарда, но Дэвиду в настоящий момент нечего было обнаруживать. Вместо этого он спросил:
— Так что же такое использует Харкенддера?
— Нечто такое, что имеет сходство с тем существом, использующим вас, — с резкой прямотой ответил вервольф. — Бог это или демон, ангел или чудовище — кто может определить, что с ним сделало время? Когда мир еще был юным, я мог бы это узнать, но во что превратилось это существо теперь, когда перестало играть роль Создателя, я не могу сказать. Не знаю, и как волны перемен его изменили. Убежден, он и сам себя, как следует, не знает, все его мудрость и вера были заморожены его мощью. И если я, который бодрствовал большую часть этих десяти тысяч лет, нашел этот мир слишком изменившимся, чтобы он мог мне понравиться, то насколько же более непривычным должны его находить те, кто проснулся только недавно?
— Но ведь у них есть свои средства обнаруживать его свойства, — спокойно напомнил Лидиард. — То, что известно Харкендеру, знает и его хозяин, а если картина мира в глазах у Харкендера полностью искажена, как будет настаивать сэр Эдвард, разве этому хозяину не захочется смотреть при помощи тысяч других пар глаз? Разумеется, ничто не спрячется от подобного существа.
— Внешний вид и понимание — вовсе не одно и то же. — серьезно заметил Пелорус, — И мне кажется, вы могли бы прийти к тому, чтобы это понять. Сила Творения не может обойтись без расплаты, ведь наше внутреннее зрение меняет то, что видит, и чем большую потребность в знании мы испытываем, тем легче становимся жертвами для соблазнительных фантазий.
— Но однажды, по крайней мере, я видел то, в чем не мог сомневаться. — пробормотал Лидиард, — И это было нечто такое, чего я никак не мог бы выдумать, и безусловно, не стал бы по собственному желанию на это смотреть.
Пелорус отвернулся, потому что чайник начал закипать. Он прервал разговор, чтобы насыпать чай в заварной чайник и затем налить туда кипящей воды, тщательно перемешивая содержимое.
— А ведь вы не Создатель, и можете видеть более ясно посредством добродетели вашей холодной, как лед, души, чем этот кто-то. — произнес он через некоторое время, — И все же претендуете на то, что виденное вами только однажды — истина. Боги нуждаются в оракулах больше, чем люди, Дэвид, они часто видят слишком многое — и не всегда достаточно.
Пелорус разлил чай по чашкам и передал одну из них гостю, прежде чем снова устроился на своем стуле. Он умышленно смотрел мимо Лидиарда, разглядывая пламя, весело пляшущее и сверкающее за решеткой камина.
— Каковы ваши планы? — спросил он небрежно.
— Завтра мы намерены отправиться в Чарнли-Холл, — сообщил ему Лидрард. — Сэру Эдварду не терпится встретиться с доктором Остеном и услышать его рассказ о таинственном пациенте, которого он когда-то лечил. Тот претендовал на то, что написал «Истинную историю мира». Фрэнклин утверждает, что вы знали этого человека.
— Он долгое время был моим единственным другом, — ответил Пелорус. — Мир без него опустел, но, хотя он его оставил по своему собственному выбору, я не думаю, что он будет отсутствовать долго. Это был тот, кто подошел очень близко к истинному пониманию, и, если существует кто-то, кто может приоткрыть тайны времени и пространства, так это он. Когда он некоторое время проспит, исцеляясь от разочарования, он вернется. Хотел бы я, видеть его здесь и теперь, он куда лучше меня знал бы, что может и должно быть сделано. Вероятно, мне следует отправиться в Чарнли вместе с вами, попытаться пробудить и вызвать из его временной могилы.
Лидиарду оставалось только в растерянности покачать головой:
— Мне это непонятно. Вы что, попросили меня сюда прийти, чтобы запутывать меня загадками?
Пелорус тоже покачал головой в знак отрицания.
— Напротив, — ответил он. — Я привел вас сюда с одной лишь целью — сделать все, от меня зависящее, чтобы по возможности объяснить, как ваша душа стала пленницей. Но тут есть многое такое, чего я и сам не знаю, и может так случиться, что вы не поверите.
— Я уже невыразимо пострадал от безумия, и постараюсь поверить во все что угодно, если только это мне поможет. — вздохнул Лидиард, — Когда-то я ни за что не поверил бы в существование вервольфа, но теперь нахожу это совсем нетрудным.
— Вы читали «Итстинную историю» Глинна?
— Увы, нет, — ответил Лидиард. — Мы не можем найти эту книгу, чтобы ее купить. А тот единственный экземпляр, который имелся в Британском Музее, украли. Последним ее видел Джейкоб Харкендер. Остен, несомненно, перескажет нам все, что из нее помнит, он читал только один том из четырех. Касательно остальных, нам придется положиться на его память. Наверно, это будут только небольшие отрывочные воспоминания о том, что говорил ему пациент. Так не хотите ли вы мне сказать, будто эта фантастическая история действительно правдива?
— Насколько можно при помощи памяти сохранить истину, то, что написал этот человек Глинн, правда. — дотошно подчеркнул вервольф, — Наша память небезупречна и подвластна влиянию приливов перемен, но я думаю, ей можно доверять больше, чем языку скал и артефактов. История Адама Глинна — самая правдивая история, какая только может быть написана. В этой книге содержится больше, чем я могу вам рассказать сейчас, но я должен сообщить вам столько, сколько позволит время, поскольку иначе вы не начнете понимать, кто вы есть на самом деле, и что еще может с вами произойти.
Лидиард отхлебнул чай из своей чашки и нашел его гораздо более горьким, чем привык употреблять. Он поерзал на стуле, слишком хорошо ощущая напряженность в руках и ногах и боль от своих синяков. Неряшливость этой комнаты, кажется, начинала его угнетать, а желтый свет от масляной лампы был тусклым и колеблющимся.
Однако, как только Перолус заговорил, Лидиард каким-то образом перестал ощущать время и все окружающее, как будто бы это было слишком тяжело выносить, или как будто бы темный ангел страдания откуда-то из невообразимо отдаленного пустого пространства потянулся к Лидиарду, чтобы воспользоваться его слабостью и глупостью. И ему почудилось, как бы это ни было абсурдно, что он слышит слова Перолуса, вовсе не в самый момент звучания, но как будто бы много времени спустя, припоминает сказанное необыкновенно живо, разделяя это знание с Перолусом, а тот приобрел его каким-то непонятным интимным путем.
* * *
Были времена, еще до появления людей, которые могут считаться несравненно более счастливыми, когда радость была неподдельной и не имела границ. В те времена появление отдельных человеческих фигур могло быть всего лишь прихотью — подобные творения могли существовать, скажем, в течение часа или года, но они всегда исчезали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
