Я ударяюсь бедром о его бедро.
— Так и есть.
— Это место выглядит хорошо, — Зандерс бросает туфли на песок.
Он садится, широко расставив ноги, и протягивает руку, приглашая меня присоединиться к нему.
— Посмотри на себя, сидишь задницей на песке и не жалуешься на дорогую химчистку.
Его грудь вибрирует от смеха за моей спиной, когда я усаживаюсь между его ног.
— Я недавно узнал, что иногда одежда не имеет большого значения. Только воспоминания, которые ты в ней создаешь.
— Звучит так, будто это сказала невероятно умная и мудрая женщина.
— Так и есть.
Зандерс обвивает руки вокруг моих плеч, прижимая меня к себе, теплыми губами прокладывает дорожку поцелуев по моей шее и челюсти. Я растворяюсь в нем, пока океанские волны разбиваются о берег, заполняя тишину вокруг нас.
— Я скучаю по Рози, — хнычет он, прижимаясь к моей коже.
Сжав губы, я пытаюсь подавить улыбку. Рози — именно то, что нужно Зандерсу, независимо от того, осознает он это или нет. Она стала его партнером, всегда рядом с ним и с готовностью дает ему безусловную любовь, о которой он не умеет просить, но в которой нуждается.
Она — хорошее напоминание о том, что есть кто-то, кому он нужен, кто-то, кто полагается на него. А еще Рози — причина, по которой он скучает по дому. Возможно, Зандерс не осознавал этого, но, видя, как его лучшие друзья создают семью, хотя они всегда включают его в нее, он, вероятно, хотел бы иметь свою собственную связь с Чикаго. И теперь она у него есть.
— Ты получил сегодня какие-нибудь фотографии?
— Да, — улыбается Зандерс. — Хочешь посмотреть? — И прежде чем я успеваю ответить, он уже разблокирует свой телефон.
Его подбородок покоится на моем плече, и хотя я не вижу его улыбки, я прекрасно ее представляю, пока он проводит большим пальцем по экрану, демонстрируя сегодняшние фотографии своей черно-подпалой девочки.
Во время первых нескольких поездок Зандерса в качестве владельца Рози, он бомбардировал бедную собачью няню многочисленными сообщениями в день. В конце концов, они пришли к компромиссу, что хотя бы одна фотография в день заверит слишком заботливого хозяина собаки, что его девочка находится в хороших руках.
Думала ли я когда-нибудь, что буду смотреть на фотографии Рози, раскинувшейся на роскошной собачьей кровати или загорающей в шезлонге, пока ее слишком дорогой ошейник сверкает на солнце? Нет. Ни за что на свете. Особенно после того, как Рози провела целый год в собачим приюте, но эта пугающая девочка так мила, как только может быть, и потребовался не менее пугающий мальчик, чтобы увидеть это.
— Все еще не могу поверить, что ты купил ей этот ошейник.
— У нее цепочка, как у ее папочки, — хвастается он, вертя одно из колец на моих пальцах. — Все мои девочки получили свои украшения.
Я держу его татуированную руку в своей.
— Все, кроме тебя и этого мизинца.
— Это мое любимое, Стиви девочка, — он позволяет мне покрутить кольцо, которое потеряло весь свой блеск. — Потому что оно твое, а ты — самый важный для меня человек.
Его телефон начинает звонить прямо передо мной, и имя его агента высвечивается на экране.
— Черт, — резко выдыхает Зандерс, прежде чем нажать на отбой.
— Можешь ответить. Я буду молчать.
— Я не хочу с ним общаться прямо сейчас. Он либо будет ругать меня за то, что я не появлялся на публике последние несколько месяцев, либо хвалить за то, что ввязался в драку, в которой на самом деле не участвовал.
Я чувствую, как он смотрит на свой телефон позади меня, ожидая, когда тот снова зазвонит. И когда имя Рича снова заполняет экран, Зандерс без колебаний отклоняет вызов, убирая телефон.
— Раздевайся.
— Что? — в шоке спрашиваю я, поворачивая голову к нему.
— Раздевайся. Или хотя бы до лифчика и трусиков.
Я делаю паузу, не говоря ни слова, сидя в замешательстве.
— Если скажешь мне, что на тебе сейчас нет трусиков, то у нас сейчас будет совсем другой разговор, в котором единственными словами будут «хорошая девочка» и «папочка».
У меня вырывается смех.
— Ты бы хотел, чтобы я называла тебя «папочка» в постели?
— Ага, хотелось бы.
— Зачем мне раздеваться?
— За тем что ты последуешь за мной в Атлантический океан.
Он встает с песка позади меня, прежде чем обойти вокруг, чтобы встретиться со мной лицом к лицу. Света немного, только слабый отблеск луны, но его достаточно, чтобы увидеть, как он снимает рубашку и брюки, прежде чем протянуть ко мне руку.
— Давай, милая. Мы оба знаем, что ты больше всего любишь следовать за мной.
Я игриво закатываю глаза, позволяя ему подтянуть меня к себе.
— Я ни разу не слежу за тобой. И до сих пор убеждена, что у тебя есть какое-то устройство слежения за мной, чтобы ты мог появиться, где бы я ни была, и испортить мне вечер. — Моя одежда падает на песок вместе с его. Остаюсь только в лифчике и трусиках.
Парень теплыми ладонями сжимает мою попку, а затем перемещает их на юг, поднимая меня и обвивая мои ноги вокруг себя.
— Я думаю, что Вселенная специально сталкивала нас друг с другом все это время. Мы оба знаем, что ты была слишком слепа, чтобы заметить перед собой потрясающего мужчину, — он целует меня в губы, неся в океан. — А я был слишком глуп, чтобы понять, что то, что мне больше всего нужно в жизни, было прямо там, в моем самолете.
— Моем самолете, — поправляю я.
— Прости, не слышу, — Зандерс прижимается ртом к моей шее, шагая дальше в удивительно теплый океан.
Когда вода окружает нас, я начинаю чувствовать себя легкой в его руках. Я плыву, но все еще обхватываю его шею и талию, пока Зандерс стоит на мелководье. Лунный свет играет на поверхности воды, давая мне достаточно света, чтобы видеть красивого мужчину передо мной.
Между нами повисает тишина, но не в неловком смысле. В мирном смысле. Как будто мы оба находимся там, где должны быть, и не нужно никаких слов, чтобы заполнить пустоту или нарушить тишину. Это умиротворение.
— Стиви? — шепчет Зандерс в тишине.
— Хмм?
— Ты очень важна для меня. Ты ведь знаешь это, верно? Ты — то, что мне больше всего нужно в жизни.
В моей груди появляется легкий трепет, и дело не в том, что он редко говорит такие вещи, но иногда слова воспринемаются по-другому. И когда человек, у которого есть всё в жизни, есть все возможности, которые только может предложить мир, говорит тебе, что ты — то, что ему больше всего нужно, трудно не позволить этим словам повлиять на тебя.
Зандерс крепче прижимает меня к себе, наши груди соприкасаются. Глядя в эти карие глаза, я не уверена, понимает ли он, как много он для меня сделал. Он изменил мою жизнь, потому что изменил мою перспективу. Зандерс постоянно напоминает мне, что я достойна быть избранной, и эта уверенность меняет все. Любая ситуация, любое обстоятельство рассматривается через новую призму.
— Ты мой лучший друг, — продолжает Зи.
Подняв брови, я спрашиваю:
— Ты уже сообщил новость Мэддисону?
— Иногда я думаю, что он может любить свою жену больше, чем меня, поэтому должен просто смириться с этим.
Усмехаясь, я наклоняюсь вперед и прижимаюсь губами к его губам.
— Ты тоже мой лучший друг, Зи. Это огромное событие, потому что всего шесть месяцев назад я убеждала себя, что ненавижу тебя.
— Ты никогда меня не ненавидела, — он отмахивается от меня.
— Но хотела.
— Почему?
«Почему? Потому что ненавидеть тебя было гораздо менее страшно, чем признать, что однажды я полюблю тебя».
— Потому что ты был всем, чего я не хотела. Спортсмен. Высокомерный. Слишком много вариантов на выбор.
— Секс-бог. Модельная внешность. Чертовски обаятельный, — продолжает он за меня.
— И думаю, меня просто бесил тот факт, что я ничего в тебе не ненавидела.
— Ну, я тоже никогда не ненавидел тебя, Ви. Хотя, признаюсь, ты сводила меня с ума.
— Я? — смеюсь я. — Почему?
— Потому что не поддавалась на это дерьмо. Тебе не нравился тот образ, который нравился всем остальным, и это напугало меня. Мысль о том, что кто-то может не купиться на ложь, пугала меня. К тому же, у тебя был быстрый ответ на все мои выходки, что было в новинку. Ты сводила меня с ума, потому что я вовсе не ненавидел тебя. Ты мне слишком нравилась.
