Вслед за полонезом, точно так же, как в Вене или Париже, танцевали вальсы, кадрили и котильоны. Что же касается мазурки, то ее исполняли в Санкт-Петербурге с неподражаемым изяществом и совершенством.
Страсть русских женщин к драгоценностям становилась очевидной при взгляде на любую головку, шею, ушко, запястье, пальчик и талию. Платья из тарлатана, тафты и кисеи украшались бриллиантовыми подвесками, закреплявшими сборки на юбках; бархатные ленты пристегивались жемчужинами, а нити прекрасного восточного жемчуга вплетались в волосы или обвивались вокруг шеи в несколько рядов.
Готье, наблюдавший за этим зрелищем с балкона, впоследствии писал, что бальная зала напоминала великолепный калейдоскоп, в котором непрерывно менялись краски и возникали все новые картины: «Вихрь вальса развевал платья, как у кружащихся дервишей, и в быстро менявшейся картине празднества созвездия бриллиантов и золотые нити вычерчивали светящиеся линии, подобные молниям, а маленькие ручки в перчатках, легко лежавшие на эполетах вальсирующих, напоминали белые камелии в вазах из чистого золота.»
Около одиннадцати вечера, продолжал описание бала Готье, Император Александр II пригласил всех перейти в другую галерею, где были накрыты столы для ужина. Как только он переступил порог, в зале одновременно вспыхнули пять тысяч свечей, залив все вокруг ярким светом. Такое чудо свершалось благодаря тому, что все свечи соединялись между собой тонкими хлопчатобумажными нитями, пропитанными легко воспламеняющейся жидкостью. Огонь, зажженный в шести-семи местах, распространялся почти мгновенно. Так же зажигались тысячи свечей в Исаакиевском соборе.
Во время ужина Императрица сидела на помосте за большим столом подковообразной формы. Позади ее золоченого кресла к мраморной стене был прикреплен огромный букет из камелий и роз нежных тонов, похожий, по словам Готье, «на гигантский фейерверк из цветов». Двенадцать арапов в белых тюрбанах, зеленых камзолах с золотой окантовкой, широких красных шароварах, перехваченных кашемировыми поясами, в одеждах, каждый шов которых был отделан тесьмой и вышивкой, сновали вверх-вниз по ступенькам помоста, передавая лакеям блюда или забирая их. Такие торжественные ужины вспоминали и многие другие иностранцы. Английский посол времен царствования Александра III рассказывал о прекрасном «Пальмовом бале», на котором ужин был сервирован в огромном зале, превращенном в зимний сад. Столы были накрыты вокруг пальм, привезенных из оранжерей Царского Села и расставленных среди цветочных клумб, так что зал напоминал настоящую тропическую рощицу.
Госпожа Лотрап писала: «В зале, в котором был подан ужин, балкон проходил по всему периметру, и на противоположных выступах его играли сменявшие друг друга два оркестра. На ужин пригласили две тысячи человек, и их обслуживали одновременно без малейшей задержки. На столах двухметровой ширины были расставлены великолепные серебряные фигуры коней и рыцарей, высотой до одного метра, серебряная ваза с пальмовыми ветками и цветами, затем другая композиция, далее серебряный канделябр на пятнадцать свечей и еще один прекрасный светильник, все из чистого серебра. Перед каждой парой гостей стояла серебряная солонка. Эти солонки различались формой — моя была в виде медведя. Стол был сервирован очень красивыми приборами, в основном серебряными с позолотой. В роскошно убранной комнате стоял огромный круглый стол и буфет, заставленные пирожными, чаем и прочими напитками. Еще один буфет, помещенный в коридоре, видимо, был длиной в полсотни метров. На нем стояли шампанское, чай, лимонад, торты — все очень красиво сервировано. В течение вечера разносили мороженое, по форме и цвету напоминавшее различные фрукты.»
Госпожа Лотрап вспоминала, что Александр III был одет в алый мундир кавалергарда и брюки темного цвета, а в руках он держал медную каску, увенчанную орлом. Его живая небольшого роста супруга, Императрица Мария Федоровна, была в белом газовом платье с нашитыми на ткань серебряными полосками. Ее шею украшали бриллиантовые бусы, крупные бриллианты сверкали в серьгах, а на голове сияла тиара из великолепных бриллиантов. После ужина танцы продолжались до половины второго ночи. Как только Их Величества покинули бал, компания, закутавшись в шубы и накидки, мгновенно растворилась в морозном воздухе, и блестящее зрелище исчезло, как по мановению волшебной палочки.
* * *
Темные зимние дни были столь долгими в северной столице, что приход весны и появление первых солнечных лучей воспринимались в Петербурге как настоящее чудо. В этот совсем краткий прекрасный отрезок времени Нева искрилась голубизной, дни становились длиннее, а в начале лета в город приходили призрачно-туманные белые ночи. Петербург утопал в зелени.
В годы своего правления и Александр I, и Николай I выделяли немалые средства на создание общедоступных парков и садов во всех городах страны. Но нигде не было таких прекрасных зеленых парков, свидетельствовавших о победе человека над природой, как в Петербурге. Здесь с такой любовью ухаживали за деревьями и цветами, что они пышно разрастались в климате и грунте столь же неблагоприятном, как и мшистые болота Сибири.
Летний сад, которому Петр Великий так щедро дарил свое внимание, был самым знаменитым и любимым всеми горожанами парком, вдохновлявшим многих поэтов. Летний сад расположен в центре Петербурга и ограничен с одной стороны Невой, а с трех других — реками и каналами. Длинные аллеи, обсаженные деревьями, украшенные беломраморными скульптурами, прерывались цветочными клумбами. Зимой цветники закрывали соломой и циновками, а статуи прятали в маленькие деревянные домики-кабинки. В апреле, когда жители снимали шубы, просыпались деревья и статуи сбрасывали свои зимние одежды. Весной и летом сады содержались в образцовом порядке: траву регулярно поливали, а дорожки тщательно мели. Высокая решетка и огромные металлические ворота Летнего сада с их изящными завитками, арабесками и устремившимися ввысь копьями были выполнены прославленными тульскими мастерами. Ограда настолько знаменита своей красотой и совершенством композиции, что в середине девятнадцатого века один англичанин специально приехал из Лондона, чтобы увидеть ее и, сделав зарисовки, он тут же, довольный, вернулся домой.
Пушкин очень любил Летний сад и, живя неподалеку, часто приходил туда летом в ранние утренние часы, когда сад был безлюден и исполнен покоя. В 1834 году он писал своей жене: «Летний сад — мой огород. Я просыпаюсь и иду туда в своем халате и тапочках. После обеда я сплю там, читаю и пишу. Это мой дом.»
Летний сад был местом прогулок и отдыха юных петербуржцев. Сюда приходили девочки с гувернантками, учителя с учениками, няньки с детьми. Здесь можно было с удовольствием наблюдать, как беззаботно играют малыши. На протяжении всего девятнадцатого века существовал обычай: люди самого разного происхождения одевали маленьких сыновей до семи-восьмилетнего возраста в русском стиле — аккуратный кафтанчик с щеголеватым ремешком, на манер купцов из Гостиного двора, высокая татарская шапка, похожая на ямщицкую, или черкесская — отороченная мехом. Волосы у ребят были одной длины, коротко подстриженные «под горшок». И только в девять-десять лет мальчики из обеспеченных семей переходили на европейскую одежду. Так одевались и маленькие великие князья. Под руководством гувернеров из самых разных стран Европы дети учили одновременно несколько языков. А няни-иностранки усваивали самые разнообразные нежные уменьшительные обращения на русском языке, выражающие ласку и привязанность к подопечному: любезный мой, миленький, голубчик, душенька. Петр Чайковский начал оперу «Пиковая дама» прелестной сценой в Летнем саду: няни смотрят за своими малышами, и хор звонких ребячьих голосов звенит в тишине.
Каждый год в майские дни, особенно по воскресеньям, Летний сад становился местом проведения праздников под открытым небом. Здесь играл военный духовой оркестр, и дамы в своих лучших нарядах прогуливались под руку с офицерами в великолепных мундирах. На Троицу русские купцы собирались в Летнем саду на особую церемонию, проводившуюся ежегодно в дореволюционной России. В этот день их сыновья-женихи и дочери-невесты встречались в Летнем саду на смотринах. Юноши могли вдоволь наглядеться на девушек, а те специально приходили, чтобы показать себя. Девицы стояли рядами вдоль клумб, а матери — чуть поодаль от своих красавиц. Молодые люди в богатых кафтанах и отороченных мехом шапках, с тщательно уложенными бородами, медленно шли в сопровождении отцов вдоль ряда зардевшихся безмолвных девиц. Девушки надевали самые лучшие праздничные наряды, и на них было столько золотых украшений и других ювелирных изделий, сколько мамаши могли разыскать в собственных шкатулках или в бабушкиных сундуках. Это называлось смотрины невест. Если кто-то делал свой выбор, то через восемь дней назначалась повторная встреча в узком кругу родственников, на которой присутствовали главные действующие лица. Аналогичные смотрины невест из купеческих семей проходили и в провинциальных городах накануне больших религиозных праздников.
