С конца восемнадцатого века передовые русские аристократы выступали за освобождение крестьян. Некоторые дворяне принимали решение освободить крестьян, приписанных к их поместьям. В девятнадцатом веке проблемы крепостничества все больше волновали умы россиян, и общественное мнение страны склонялось в пользу устранения несправедливости. Но были и другие люди, похожие на плантаторов американского юга, твердо верившие, что для человечества совершенно естественно, если один рождается свободным, а другой — рабом, что Бог не стремился к равенству в природе, и поэтому христиане заблуждаются, протестуя против неравенства в обществе.
Широко распространенный миф о том, что Россия была населена исключительно богатыми дворянами и беднейшими крестьянами, не имеет под собой почвы. Проблема эмансипации еще более осложнялась тем, что дворянство, как и крестьянство, не представляло собой четко очерченного класса, оно само было сословием, объединявшим представителей различных слоев общества. Среди дворян были очень богатые — по переписи 1858 года в стране с населением в 60 миллионов человек их было 1400. Но существовала колоссальная социальная пропасть между такими семьями, как Воронцовы, Шереметевы и Юсуповы, и основной массой мелкопоместного дворянства.
Пытаясь создать общество, в котором положение человека определялось бы его личными достоинствами, Петр Великий установил систему присвоения званий и чинов своим подданным. За крестьянами закрепили землю, купцы и торговцы должны были заниматься коммерцией, а дворянам вменялось в обязанность поступать на государственную службу, военную или гражданскую. Каждый имел определенное звание и принадлежал к одному из сословий. Любой образованный мужчина мог поступить на государственную службу, независимо от своего происхождения, и, начав с гражданского чина четырнадцатого класса, стремиться достичь первого. Как только человек получал соответствующие чин и звание — для каждой эпохи свое — на армейской, флотской или гражданской службе, он автоматически становился потомственным дворянином. (Пушкин начал службу, имея чин десятого класса, Гоголь, как начинающий учитель — четырнадцатого.) Сами по себе титулы не имели значения, и родословная не играла особой роли, если у человека не было определенного положения согласно Табели о рангах. Такая обеспечивалась большая гибкость системы; человек мог переходить из о дного сословия в другое, иногда с поразительной быстротой. В петровское время дворяне, не желавшие получать образование или скрывавшие истинное число своих крепостных, лишались звания и зачислялись в армию простыми солдатами. В таком случае им приходилось заново подниматься по иерархической лестнице.
Крепостные, призванные на службу в армию, могли за два поколения превратиться в знатных господ. Достоевский, сын простого врача, принадлежал к дворянскому сословию. Дед Ленина был крепостным, но Ленин уже по рождению был дворянином, так как его отец достиг на гражданской службе чина, соответствующего по табели о рангах званию генерал-майора. Чин был значительно важнее родословной, и на Руси говорили: «Чин, чай и щи — кумиры наши».
В этом отношении Россия резко отличалась от Западной Европы и Англии, где титул и знатность происхождения определяли все. В Европе титулы наследовали только старшие сыновья, и богатства со временем скапливались в руках нескольких знатных семей. Этим поощрялся классовый снобизм и сознание своей исключительности, которые и в настоящее время трудно преодолеть. Благодаря Табели о рангах и в силу непринужденности, свойственной русскому характеру, в России никогда не было надменных аристократов, за исключением, возможно, небольшого числа лиц, близких ко Двору. Русским было непонятно то глубокое уважение, которое английский рабочий класс проявлял к «джентльменам». Еще в 1790 году писатель-либерал екатерининского времени Александр Радищев с гордостью заявлял, что бравирование своим происхождением — зло, вырванное в России с корнем. В начале двадцатого века английский писатель Морис Беринг писал, что глубоко укоренившееся сознание своего аристократизма, свойственное привилегированному классу землевладельцев в Англии, не характерно для российских дворян.
В России, выделив приданое дочерям, землю и состояние делили поровну между всеми сыновьями. Каждый из сыновей имел право носить фамильный титул и, в свою очередь, передавать его потомству. При такой системе семейные наделы со временем, за три-четыре поколения, превращались в ничто. В девятнадцатом столетии большинство российских мелкопоместных дворян жили весьма скромно. Довольно часто встречались князья, не имевшие ни гроша за душой; бродячий торговец мог оказаться князем по рождению. Дворецкий в семье Толстых был князем, а сам Лев Толстой, хотя и граф, относил себя к зажиточному среднему классу. По переписи 1858 года только восемнадцать с половиной тысяч дворян могли жить независимо, на доходы от своих поместий. В рязанской губернии 1700 помещиков делили радости и горести со своими крестьянами, вместе с ними вспахивали поля и обитали в таких же скромных жилищах.
На момент освобождения крестьян одна треть землевладельцев имела не более десяти крепостных на одного помещика. Поэтому перераспределение земли и назначение справедливой компенсационной выплаты было необычайно сложным делом. Освобождение без возмещения убытков привело бы к разорению помещиков, а освобождение без земли — к разорению крестьян. Тем не менее, Александр II, увидев, что за четыре года дело не сдвинулось с места, в 1860 году освободил всех крестьян, принадлежавших императорской семье. Затем, не желая слушать никаких возражений, он как истинный самодержец заявил: «Я этого желаю, требую и приказываю», — и установил крайний срок проведения реформы для всей страны. 3 марта 1861 года он подписал манифест об отмене крепостного права, за два дня до вступления в должность президента Авраама Линкольна и на два года раньше, чем произошла отмена рабства в Америке.
В Соединенных Штатах Америки общество во взглядах на рабство раскололось на два лагеря так резко, что плантаторы Юга начали войну за сохранение своего привычного образа жизни. В России же помещики хоть и роптали, но восприняли царский указ спокойно. Однако отмена крепостного права повлекла за собой значительные и очень глубокие изменения жизни в России, быть может, даже более серьезные, чем отмена рабства в Америке. Процесс эмансипации охватил в России впятеро большее число людей, чем в США. После освобождения крестьян многие помещики просто не знали, как вести собственное хозяйство, и быстро разорялись. И крестьяне, вынужденные покупать сельскохозяйственные орудия и лишенные права пользования общественными землями, стали жить хуже, чем раньше. Немало их покидало земельные наделы и отправлялось в город на заработки. Соединенным Штатам Америки потребовалось целое столетие, чтобы приспособиться к социальным переменам, вызванным ликвидацией рабства, и даже сегодня этот процесс не полностью завершен. Россия все еще продолжала решать бесчисленные проблемы, возникшие в результате отмены крепостного права, когда пришла Революция.
* * *
В годы, последовавшие за освобождением крестьян, все только и говорили о земле и о народе. Русскому характеру свойственна любовь к деревне. Лирические описания поездок в поместья, в которых царят покой и безмятежность, заполняют многие страницы литературных произведений. Даже те представители мелкопоместного дворянства, которые вынуждены были по роду своих занятий жить в городах, любили подолгу бывать в своих небогатых родовых имениях. Как только купцам и государственным служащим удавалось скопить некоторые средства, они покупали загородные дома — дачи и спешили туда всякий раз, когда служба позволяла им покинуть город. С освобождением крестьян деревенская жизнь оказалась в центре внимания россиян. Общество с возросшим интересом обратилось к народному искусству. Интеллигенция идеализировала крестьянский образ жизни. Начиная с 1860-х годов, в университетской среде зародилось движение за возвращение к традициям народа, и среди студентов появились длинноволосые бородачи в просторных крестьянских рубахах. Распевая народные песни, без конца повторяя социалистические лозунги, знакомые им еще со школьных времен, эти молодые идеалисты, проповедуя «хождение в народ», отправлялись в деревню, чтобы окунуться в сельскую жизнь. Крестьяне смотрели на пришельцев с некоторым удивлением и иногда даже отводили их к приставу.
Основной темой творчества русских писателей и художников стала жизнь простых крестьян, которую они пытались изобразить без прикрас. Вторая половина девятнадцатого столетия дала России целую плеяду выдающихся творцов — выходцев из мелкопоместного дворянства. И, пожалуй, именно они внесли самый весомый вклад в русскую культуру. Пушкин, Гоголь, Тургенев, Толстой, Глинка, Чайковский, Римский-Корсаков, Мусоргский и Дягилев, как и многие другие художники, композиторы и поэты, глубоко связаны своими корнями с русской деревней. Даже Достоевский, которого обычно воспринимают как горожанина, с радостью вспоминал, как он мальчиком проводил не одно лето неподалеку от Москвы в загородном доме, приобретенном его отцом. Чехов был сыном бакалейщика из небольшого провинциального города Таганрога.
