Ну, а что же касается нашей 237-й дивизии, входившей в 67-й стрелковый корпус, положение ее в тот момент было не только крайне сложным, но и необычным.
…4 апреля мы переправились через Днестр для оказания помощи 18-му стрелковому корпусу, занимавшему оборону на 35-километровом участке побережья. Противник начал в эти сутки прорыв в западном и северо-западном направлениях. И не безуспешно: ему удалось форсировать речку Серет и перерезать железную дорогу Чертков — Залещики.
Наша дивизия, вступившая в подчинение 18-му стрелковому корпусу, 5 апреля оказалась оторванной от других взаимодействующих частей и не смогла противостоять наступлению превосходящего в силах противника. Пришлось отойти в излучину Днестра, чуть западнее населенного пункта Сновидово. Наше положение осложнялось тем, что на северном берегу действовали лишь пехотные подразделения, артиллерия переправиться не смогла: наведенный накануне мост был снесен бурным течением внезапно поднявшегося Днестра, паромная же переправа была на значительном расстоянии от нашего плацдарма. Плацдарм имел форму перевернутой подковы. Причем с трех сторон (по бокам и позади) нас огибал. Днестр, а впереди был противник.
В течение нескольких дней дивизия отбивала яростные атаки немцев. Порой положение создавалось критическое, фашистам удалось оттеснить все пехотные части к самой воде. А с берега велся пулеметный огонь и летели вниз гранаты. Тем не менее 7 апреля дивизии (правда, ценою немалых потерь) удалось занять оборону на берегу Днестра.
…Да, страшно вспоминать обо всем этом… Жарко было, как в преисподней. Враг не успокаивался ни днем, ни ночью, отчаянными атаками стремясь утопить нашу дивизию в Днестре.
…Вместе с пехотинцами на огневой рубеж вышла моя учебная рота и тридцать оставшихся в составе разведроты разведчиков-поисковиков. Это был один из немногих случаев, когда разведку использовали как пехоту. Но иного выхода не было.
…Вечером 8 апреля шальная фашистская пуля сразила начальника разведки дивизии майора Андреева, тяжело ранен был его помощник старший лейтенант Мячин. Во главе разведки, дивизии командование поставило капитаном Ротгольца. А 11 апреля к концу одного из жестоких кровопролитных боев командир дивизии генерал-майор Пархоменко поставил перед разведкой задачу: срочно добыть «языка»…
Из письма ветерана 237-й стрелковой дивизии, бывшего командира учебной роты капитана Горбулина (г. Новосибирск) ВНИЗ ПО ТЕЧЕНИЮОт взрывов сотрясался даже этот оборудованный в несколько накатов блиндаж. Генерал Пархоменко наблюдал в бинокль за ходом боя.
— «Фердинанды» бьют, — заметил майор Филатов, помощник начальника оперативного отдела. — Опять атакуют, сегодня уж в третий раз…
— Да… прикрытие у них неплохое. Прямо скажем — надежное… — вздохнул генерал и жестом подозвал стоящего позади капитана Ротгольца.
— Вы все продумали?
— Все учтено, товарищ генерал. Во главе группы я поставил самого Леонова. Старший лейтенант — бывалый разведчик, опытный командир.
— Сколько человек с ним?
— Четверо: сержант Джавахишвили, младший сержант Козленко, рядовой Нигматулин и ефрейтор Крылов — костяк разведроты, народ крепкий.
— Ну добре… А достаточно людей?
— Больше нельзя, товарищ генерал. Плавсредства ограничены. Плот рассчитан на пятерых, не более.
Зазуммерил полевой телефон. Сержант-связист передал генералу трубку.
— Что?! — генерал заткнул одно ухо пальцем, к другому прижал трубку. — Громче, громче давай! Ни черта не слышно — взрывы. Подбили, говоришь? Отлично! Отлично, говорю… Так держать! Сейчас подброшу вам «кабачков» от четвертого…
Генерал положил трубку, довольный, потер виски.
— Подбили одного «фердинанда», второй сам повернул… Теперь они захлебнутся надолго. Вот вам и надежная защита!
День клонился к закату, когда капитан Ротгольц вышел с КП командира дивизии. Бой шел на убыль. Быстрые воды Днестра кое-где еще вскипали бурлящими столбами от одиночных разрывов. За неглубокой балкой вдоль реки, за зарослями лозняка, стихала пулеметная перебранка.
«Перекур с дремотой», — мысленно повторил капитан солдатскую присказку, пробираясь по ходу сообщения к блиндажу разведчиков. До начала операции оставались считанные часы.
Они оттолкнулись от берега, когда густая темнота поглотила небольшой плес, где маскировали плот, растворила его, слила с рекой. Можно было и не грести, быстрое норовистое течение подхватило плот, понесло вниз. Двигались бесшумно. Разрывы снарядов, стрельба — все осталось позади.
— Ближе к берегу давайте, на стремнину не стоит выходить, — послышался негромкий голос старшего лейтенанта Леонова.
Сержант Джавахишвили и ефрейтор Крылов плавно, без всплеска опустили в воду самодельные весла.
— Только бы мимо их позиций проскочить, — проговорил Джавахишвили, осторожно отгребая вправо.
— Проскочим, — шепнул младший сержант Козленко. — Дайте-ка погрести, холодновато что-то…
Несколько минут плыли в полной тишине.
— А ведь у нас задача посложнее, чем кажется, — сказал вдруг, будто очнувшись от минутного раздумья, старший лейтенант Леонов. — Нам надо пройти незаметно не только мимо их позиций, но и мимо своих… Второпях-то не успели предупредить свои стрелковые части на правом фланге, можем попасть под огонь…
— Можем не попасть, командир, — сказал рядовой Нигматулин, устроившийся на корме. — Утес какой, смотри — высоко, берег — высоко…
— Да, Саяд прав, — согласился Леонов. — Нам надо держаться еще ближе к берегу, и к своим будем ближе, и от них крутой берег нас скроет.
Не успел он проговорить, как с левого берега ударила пулеметная очередь.
— Ложись, — скомандовал старший лейтенант.
— Все равно бы не достал, — усомнился Козленко, когда их отнесло дальше. — Далеко.
— Бесприцельная стрельба, для острастки, — заметил ефрейтор Крылов.
— Это верно, — Леонов на минуту замолк, точно стараясь разглядеть что-то в темноте на дальнем противоположном берегу. — А оборона у немцев здесь не сплошная. Основные-то силы против нашего плацдарма, против горловины его, а здесь одиночные огневые точки. Это нам на руку…
Позади с левого берега снова послышалась стрельба. Не очень решительно, короткими, бережливыми очередями ответили с нашего берега.
Вихревое бурлящее движение уносило плот дальше.
Высадились на пологом, заросшем кустарником берегу.
— Километра три отмахали? — тихонько спросил ефрейтор Крылов, привязывая плот к основанию низко наклонившейся над водой ракиты.
— Не меньше, — ответил Леонов. — Младший сержант Козленко останется на месте, у плота.
— Сюда, — негромко позвал из темноты Нигматулин, спрыгнувший с плота первым. — Здесь тропа.
Действительно, от кустов к воде спускалась узкая, утоптанная тропка. Осторожно ступая, наклоняясь под сводами почти сомкнувшихся ветвей, группа направилась вверх.
Прибрежный кустарник переходил в густые заросли ольховника. Когда прошли метров сто, Леонов остановил группу. Заросли слегка раздвинулись, образуя небольшую поляну.
Прислушались. Из-за реки доносились лишь дальние раскаты орудийных залпов.
Прошли еще несколько десятков метров. Нигматулин, шедший впереди всех, внезапно остановился, замерев, поднял руку. Легкий ветер донес едва уловимые голоса.
Нигматулин, быстро отшагнув в сторону, присел за деревом. Остальные залегли возле тропы.
Голоса приближались. Через несколько минут послышались шаги, стало понятным, что разговаривают двое.
Немцы о чем-то спорили, резко перебивая друг друга. Вот они замедлили шаг, не доходя нескольких метров до Нигматулина. Звякнули пустые ведра в руках одного из немцев, затем он шумно высморкался. Потом они миновали Нигматулина и Джавахишвили, затаившихся по разные стороны тропы, поравнялись с кустом, за которым залег Леонов.
— Хенде хох! — крикнул выскочивший на тропу Крылов. Ствол его трофейного «шмайсера» едва не упирался в грудь первого немца. Тот от неожиданности выронил ведра, но тут же схватился за кобуру. Второй немец нырнул в заросли. Ни секунды не мешкая, за ним бросился Нигматулин.
Крылов ногой выбил пистолет, который успел-таки выхватить фашист. Вероятно, каким-то десятым чувством догадываясь, что по нему стрелять не будут, немец схватился за ствол «шмайсера», пытаясь вырвать его из рук Крылова. Подоспевший Леонов коротким ударом сзади свалил его на тропу.
За кустами раздался выстрел. Тихо вскрикнул Нигматулин.
Скорчившегося на тропе немца подняли, набросили ему на голову мешок, затянули веревками. В это время Джавахишвили вывел из-за кустов едва стоявшего на ногах Нигматулина.
