По реке валом катилась вода. Маячила у другого берега лодка, на которой уплыл инженер. На краю посёлочка стояли чумы эвенков, бродили олени и собаки, паслись на скудном разнотравье лошади. В другом бараке пиликала гармонь, разудалый голос срывался в песне.
Егор впервые на этой земле ничего не опасался, чувствовал себя, как дома. Надо только работать не покладая рук, доказать свою нужность людям, он верил в Калмаса, в его железную убеждённость и был готов преодолеть любые тяготы, чтобы только вдыхать этот воздух, видеть тайгу и реки, слышать русскую речь. Вечером, вместе с инженером, Егор вернулся в барак.
Артур сразу разогнал пьяную компанию, спать устроился он рядом с Егором. Напоследок успокоил, что завтра ожидаются подводы на Незаметный.
Ночью Егор проснулся. Пригляделся. В неярком свете одинокой свечки увидел человека, обшаривающего спящего инженера. Тихим шёпотом предупредил:
— Эй, ты… а ну катись отсель!
— Замолчь, малец, — пьяно отозвался Костя, раскрыв бумажник Артура.
Егор, не задумываясь, взметнулся и ударил верзилу. Тот рявкнул от неожиданности и покатился по полу, сбивая лавки. Кто-то зажег лампу, вскочил инженер.
— Что такое?
— Он у вас рылся в карманах пальто: видно, денег на водку не хватило, — проговорил Егор и подошёл к лежащему. Вырвал у того из кулака бумажник.
Калмас тоже наклонился над вором, но Костя Драный поднялся не мог.
— Вот это удар! — удивился Калмас. — Такого буйвола завалить нешутейное дело. Наглецов так надо учить. Связать его, пусть завтра милиция разберётся.
Алёха и его молодой напарник, Иван, быстро исполнили приказание инженера. Драный очнулся.
— Хто-о меня вда-а-арил?! Кто посмел Костю вдарить! Убью суку! Растерзаю, как падаль! Хто-о! — Он сел, дёргая связанными руками и скрежеща зубами.
— Я тебя осадил, — поднялся Егор с нар, — лежи и не пикай, или ещё вломлю. Если есть желание, давай развяжу, пошли на берег.
— Ты? Малец! Ты посмел поднять руку на Костю Драного! Мне ноги лизали не такие ухари, развяжи, а ну? Развяжи… я счас тебя буду учить соску сосать…
— Не смей, — остановил Егора Калмас, — пусть милиционеры с ним речи говорят. Не опускайся до драки с подонком.
— Надо, Артур Карлович, он же не успокоится, надо…
— Я запрещаю!
Но кто-то из новых дружков Кости полоснул ножом по верёвкам, предвкушая потеху. Драный вскочил и кинулся на Егора. В полутьме никто ничего не заметил, только раздался звонкий щелчок.
Костя полетел головой в дрова, раскидав ноги в грязных хромочах. Егор приблизился к нему, пощупал пульс и пошёл досыпать.
— Жить будет. Свяжите только покрепче, кабы беды не наделал, — обронил растерянному Алёхе.
— Вот это парняга, леший тя задери! — загомонил омский. — видать, кулачник был видный. Не приведи Бог такому попасться. Бредите, робятки, кемарить, бредите по-доброму.
Ить он вас всех, при нужде, угомонит. Ишь, выставились! Того, кто вздумает Костю развязать, завтра в кутузку определим. Ить это же зверь! Как с таким вором золото промышлять! Живоглот проклятый. Нам такие на прииске не нужны.
Утром два милиционера увели Костю. На прощанье Драный пригрозил выпустить Егору кишки. Быков пристально поглядел в его нахальные глаза и спокойно ответил:
— Запомни! Я бью три раза… последний — насмерть. Ты мне уже до тошноты надоел. Не принуждай брать грех на душу.
Драный хмыкнул.
— Твоя взяла. Видный уркаган бы из тебя вышел под моей рукой. Пахан что надо… замнём прошлое. До встречи, от этих сопляков, — он кивнул на молоденьких милиционеров, — я слиняю быстренько. Я тебя в картишки ещё обучу шулерить вместе можно большие дела заправлять…
Три гружёные подводы продирались по несусветной грязи и колдобинам, цепляясь осями за высокие пеньки. Люди шли пешком, хлюпая раскисшей обувкой. Недавно проложенная дорога, истолчённая сотнями ног и тысячами копыт, вилась и вилась к далёкой золотой стране.
Егор шагал рядом с Калмасом и внимательно его слушал. Сзади топал Алёха, часто перегонял и переспрашивал инженера.
Омича поражал тяжёлая судьба Калмаса, его стойкость, не сломленная ни царской каторгой, ни лихолетьем гражданской войны. Инженер много говорил о будущем этого северного края.
— Мы сделаем Якутию индустриальной республикой. Вот те горные кряжи хранят бесчисленные сокровища, чтобы их добыть, надо учиться, учиться даже у буржуев, работать неистово, и дерзновенная воля человека покорит любые трудности.
Пусть мы сейчас стынем в хибарах и землянках, но придёт день, и в этих лесах возникнут промышленные центры, зажгутся огнями города и посёлки, там будут радио и театры, магазины и парки. Золото — мерило счастья в старом мире — превратится в обычный металл. Но сейчас оно нужно до зарезу.
Мы покупаем у капиталистов машины и прокатные станы, целые заводы и хлеб. За всё платим золотом. Сейчас его добывают копачи в примитивных ямах устаревшим и непроизводительным способом. Надо ломать старорежимные порядки.
С реки Олекмы сейчас сюда перевозят по Лене части от двух драг фирмы Браун, новозеландского типа. Пока я ещё не представляю, как нам удастся с Укулана перевезти эти тяжеленные части в Незаметный. Но мы перевезём их, в этом нет сомнения.
Алёха многое рассказал Егору во время пути, о начале золотодобычи в Незаметном. К нему добрались на второй день. Лысые сопки окружали заросшую лесом падь, а дальше, на востоке и юге, манили сахарной белизной гольцы в сиреневой дымке.
Егор зашагал быстрее, оглядывая вздыбленную людьми долину маленького ручья, он станет знаменитым, этот маленький ключик. Так утверждал новый шаман этих краёв — большевик Артур Калмас.
30
Весть об открытии золота в Алданской тайге, на этом ключе Незаметном, скоро разнесли по свету, и толпы людей кинулись барышевать в неведомый край. Слухи обрастали небылицами и доходили один приманчивей другого: «Там мох дерут и золото берут… там Бога молят и пуды моют».
В беспамятстве фарта, бросая работу, жён и родные места, сдвинулись приискатели с Амура и Бодайбо, Урала и Забайкалья, крестьяне и служащие, рабочие мастерских, машинисты паровозов, через границу — тысячи восточников, уголовные бандиты из тёплых малин, и карточные шулеры, и скрывающиеся под чужими документами белые офицеры, разорённые новой властью богатеи.
С ними в общей толпе пёрли, бок о бок, бывшие красноармейцы и партизаны, с мандатами в карманах и верой в беспредельность мировой революции. Шли из разных губерний и волостей обессилевшей от кровопролития России.
