Форма входа
Читем онлайн Свет праведных. Том 2. Декабристки - Анри Труайя
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
– А где же ваши товарищи? – спросила Наталья.
– Нас будут увозить постепенно, в течение нескольких дней, – объяснил Дуров. – Постарайтесь свидеться с ними тоже. Мы осведомлялись, и, к сожалению, оказалось, что вам не дозволено будет нам писать…
– В первое время, должно быть, да, – сказала Софи. – Но потом дисциплина начнет слабеть…
Наталья подозвала одного из жандармов и передала ему письмо, адресованное в Омск – князю Горчакову, губернатору Западной Сибири. Фонвизина была с князем в дружеских отношениях и нисколько не сомневалась, что тот проявит доброжелательность по отношению к молодым людям, которых она ему рекомендовала. Жандарм дал клятву, что послание будет передано адресату в собственные руки, и тотчас стал просить дам распрощаться с заключенными, чем быстрее, тем лучше.
– Храни вас Господь! – произнесла Наталья, перекрестив Дурова и Достоевского.
Те склонили головы.
– Спасибо, спасибо вам за все, – осипшим голосом твердил Дуров.
Арестантов стали поспешно рассаживать по саням. Софи прокричала:
– Не теряйте веру! Может статься, еще увидимся!..
Голос у нее сорвался. Она перестала понимать, в какой поре своей жизни оказалась. Не декабристов ли это снова увозят на каторгу? Лошади, пробудившиеся от удара кнутом, рванулись вперед, покачивая крупными темными головами. Из-под копыт полетели комья снега. Над задками саней, выкрашенными синей краской, показались обращенные назад лица. Софи и Наталья долго махали петрашевцам вслед, затем, устав прощаться с пустотой, уныло побрели к своим розвальням.
– Теперь обратно в город? – спросил ямщик.
– В город, – ответила Наталья. – Да поскорее! Я совсем закоченела!..
И они тронулись в обратный путь. Кони бежали резво, сани летели по снегу, и после десяти минут этого стремительного бега у Софи внезапно в голове словно бы вспыхнул ослепительно яркий свет. Очевидность, с которой она так долго не хотела мириться, которую так долго не хотела замечать, явилась ей без усилий, без боли, с безмятежной ясностью восхода солнца над снежной равниной. До этой минуты она считала, будто поселилась в Тобольске лишь временно, едва ли не проездом. Не веря по-настоящему в то, что ее вскоре отзовут из ссылки, довольствовалась, тем не менее, убогой избой на самом краю европейской части города. Едва ли не радовалась тому, что разместилась в таком неудобном жилье, – так, словно, отказываясь устроиться поудобнее, не обживаясь по-настоящему на новом месте, заклинает судьбу, которая старалась удержать ее в этих краях. И только появление в городе петрашевцев помогло ей избавиться от иллюзий. Разговоры с ними не только отняли у Софи надежду на возвращение в Россию, но и лишили всякого желания туда вернуться, ей даже думать об этом не хотелось. Впервые с начала своей ссылки она сознательно выбирала Сибирь. Больше того – она даже с оттенком гордости сказала себе, что выбирает ее добровольно. Рядом с городским садом продавался дом. Конечно, за него просят непомерную цену, но покупка дома и переезд туда приблизят Софи к друзьям – все ссыльные декабристы живут в этом квартале. Она сможет по своему вкусу обставить комнаты, создать уют. Перестать жить так, словно вот сейчас, с минуты на минуту, начнет укладывать сундуки! Софи ощутила прилив нежности к несчастным, которые, отправляясь на каторгу, помогли ей вновь обрести душевное равновесие. Дуров, Достоевский… Она запомнит эти имена.
На каждой выбоине ее голова, качнувшись назад, мягко ударялась о стеганую обивку спинки. Софи вспомнила, что вернется в город как раз вовремя и успеет дать урок французского дочке почтмейстера. Приезжая француженка была до такой степени нарасхват, ее слава как преподавателя была настолько велика, что некоторым из желающих стать ее учениками приходилось отказывать. А ведь начала она давать уроки просто от удручающего ничегонеделанья, когда еще жила в Кургане. Там тоже были ссыльные декабристы…
Только вспомнить, как они все переполошились, когда в начале июня 1837 года стало известно о скором приезде цесаревича Александра Николаевича! Убаюканная движением саней, Софи в полудреме снова видела вокруг себя принаряженную толпу, в сумерках собравшуюся на дороге встречать великого князя, наследника престола. Бродячие торговцы продавали бумажные фонарики и свечи, и вскоре в каждой деревне затрепетали, словно в пасхальную ночь, тысячи крохотных огоньков. Говорили, что такое случилось впервые, что раньше ни один из членов императорской семьи не бывал в Сибири. Простой люд ждал приезда цесаревича, словно какого-то сверхъестественного события. Часы шли, но восторженное настроение толпы не убывало. Вскоре после полуночи издали донеслось громовое «Ура!», и стрелой пролетели два гонца, а за ними с оглушительным грохотом покатили коляски и дорожные кареты. В одной из них сидел наследник престола. Он никого не видел, и никто не увидел его… Погасив свечи и фонарики, все потянулись в город, а там узнали, что «его императорское высочество измучились дорогой и прямо из кареты отправились в постель, приготовленную в доме губернатора». На следующий день декабристы передали цесаревичу прошения о том, чтобы им было дозволено вернуться в Россию. Поэт Василий Жуковский, состоявший в свите великого князя, долго с ними разговаривал и пообещал поддержать просьбу. Вечером, в шесть часов, состоялось торжественное богослужение. По приказу его императорского высочества все сосланные за политические преступления присутствовали в храме. Странная получилась картина: пестрая толпа принаряженных чиновников, в уголке кучка мятежников 14 декабря, а перед алтарем в полном одиночестве сын императора Николая I. В то время престолонаследнику было девятнадцать лет. Высокий, стройный, он выглядел кротким и утомленным. Софи хорошо разглядела его в просвет, образовавшийся между плечами двух камергеров. Когда священник читал молитву о спасении «плавающих, путешествующих, недугующих, страждующих, плененных…», цесаревич повернулся к декабристам и, глядя на них, медленно осенил себя крестным знамением. И в тот же вечер уехал, оставив после себя беспредельную надежду. Софи, как и все другие, поверила в то, что царя тронет рассказ великого князя и политическим осужденным будет наконец-то разрешено вернуться в Россию. Ответ императора не заставил себя ждать: «Что касается этих господ, для них путь в Россию лежит через Кавказ».
Исполняя государев приговор, Лорер, Нарышкин, Назимов, Лихарев, Розен и многие другие отправились в армию простыми солдатами. Почти все они пали в бою или умерли от тифа. Однако, несмотря на разочарование, постигшее ее, как и всех остальных, Софи снова и снова писала письма императору, императрице, Бенкендорфу, Орлову… Приблизительно по письму в год. И каждый раз напрасно. Нет уж, отныне никому она писать не станет, с этим покончено! Решено окончательно и бесповоротно. Склонившись к Наталье, Софи сказала:
– Знаете, я только что приняла очень важное решение! Хочу перебраться на другое место, чтобы жить поближе к вам!
– Ах, как же вы меня обрадовали! – воскликнула Наталья. – Вы правы: пора теснее сплотить наш круг! Ведь все меньше и меньше остается тех, кому довелось все это пережить…
У Софи в голове промелькнула череда имен умерших: Александрина Муравьева, Камилла Ле Дантю, Ивашев, Вадковский, Юшневский, Кюхельбекер, братья Борисовы, генерал Лепарский… Комендант Нерчинских рудников скончался в мае 1837 года, и последние узники, которые еще содержались в Петровске, шли за его гробом с таким чувством, словно провожали друга. Теперь, по прошествии времени, Софи еще больше ценила простодушие и благородство, свойственные старому слуге империи. После гибели мужа Станислав Романович написал ей настолько нежное, настолько трогательное письмо!.. Она попыталась припомнить точные выражения, но тщетно перебирала в памяти слова – ветер, скользивший по лицу, белизна равнины, слепившая глаза, мешали думать так сосредоточенно, как ей хотелось бы. Вдали, на горке, высившейся над Иртышом, показались городские крыши, заваленные снегом, а за ними – колокольни и башни старой крепости.
Наталья доставила Софи домой. Служанка Дуняша ждала на пороге.
– Скорее, барыня! – закричала она, едва завидев хозяйку. – Вас уже ждут!
Наскоро расцеловав Наталью, Софи вбежала в сени и наткнулась на Татьяну, дочку почтмейстера, которая стояла там, прижимая к себе тетрадь. Это была тринадцатилетняя девочка с круглым усыпанным веснушками лицом и очень светлыми голубыми глазами.
– Садитесь, дитя мое, – пригласила Софи, впустив ученицу в единственную имевшуюся у нее приличную комнату. – И давайте сразу начнем урок. Что я вам задавала в прошлый раз?
Татьяна сосредоточилась, устремила взгляд к потолку и монотонным голосом начала:
Un pauvre bûcheron, tout couvert de ramée…[22]
Французские слова девочка выговаривала с грубоватым русским акцентом, таким терпким и одновременно таким певучим, что Софи едва сдерживала улыбку. Старательность дочки почтмейстера умиляла ее преподавательницу, которой чудилось в этой старательности неуклюжее выражение любви к Франции, не говоря уж о том, каким удивительным и чудесным ей казался сам факт, что в сибирской глуши даже мелкий чиновник хочет, чтобы его дети знали язык Лафонтена. За долгие годы, проведенные в изгнании, у Софи развилась болезненная восприимчивость ко всему, что напоминало о родине. Если в прежние времена она посмеивалась над иными эмигрантами, с маниакальным упорством собиравшими крохи воспоминаний, то теперь она и сама дошла до того, что окружала себя безделушками, вырезала картинки из журналов, стараясь воссоздать вокруг себя обстановку страны, которую не суждено больше увидеть. Стены ее комнаты были украшены фотографиями: рассматривая их, можно было познакомиться едва ли не со всеми старинными парижскими ремеслами. На рабочем столе лежали несколько номеров «Petit Courrier de Dames». Надпись, выгравированная на мраморном основании часов в виде бронзового петуха, вскочившего на барабан, гласила: «Его крик заставит мир пробудиться». На особом пюпитре помещалась иллюстрированная партитура «Орлеанской долины», «большого вальса в пользу пострадавших от разлива Луары»… Каждое из этих сокровищ дорого досталось Софи, чтобы их добыть, ей пришлось проявить немало хитрости и настойчивости. Разумеется, ей очень хотелось бы иметь несколько гравюр с изображением событий революции 1848 года, но нечего было и надеяться найти листы такого рода в России – приходилось довольствоваться урезанными цензором газетными отчетами. Правду сказать, эта Вторая республика, рожденная мощным народным порывом, на расстоянии казалась изгнаннице странной. Она не понимала, как могли ее соотечественники, разрушив монархию, избрать главой государства племянника Наполеона, принца Луи-Наполеона Бонапарта. Трехцветное знамя, «Марсельеза», пламенные речи в Законодательном собрании – все это было прекрасно, но почему бы лучше не призвать для того, чтобы править страной, людей, чьи либеральные взгляды не вызывают сомнений, таких, как Ледрю-Роллен или Ламартин? Нет, она решительно не может здраво об этом судить, живя вдали от Парижа. Надо погрузиться в бурное кипение противоречивых страстей – только тогда можно во всем разобраться. Быстро прочитанные и мгновенно забытые газетные статьи, успехи и скандалы Комеди-Франсез, злобные карикатуры, шикарные наряды, символы веры, удачные остроты, упряжки в аллее Акаций… звон молота, бьющего по наковальне, шорох рубанка в предместьях, уличные песни, крик разносчика воды… музыка военных парадов, стук колес экипажей… А над всей этой обыденной, в общем-то, суетой – удивительное сознание того, что все мнения дозволены, что взрыва смеха достаточно для того, чтобы сбросить статую с пьедестала… Вот что утратила Софи, покинув Францию. Она печально думала о своем, а дочка почтмейстера, сидевшая напротив нее, тем временем сонно покачивая головой, бубнила:
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Свет праведных. Том 2. Декабристки - Анри Труайя бесплатно.
Похожие на Свет праведных. Том 2. Декабристки - Анри Труайя книги
- Рабиндранат Тагор - Крипалани Кришна - Историческая проза
- Аспазия - Автор неизвестен - Историческая проза
- Райские псы - Абель Поссе - Историческая проза
- Крепость - Георгий Гулиа - Историческая проза
- Возвышение фараона Нармера - Георгий Гулиа - Историческая проза
- Мир без конца - Кен Фоллетт - Историческая проза
- За нами Москва! - Иван Кошкин - Историческая проза
- Авеню Анри-Мартен, 101 - Режин Дефорж - Историческая проза
- Тайны Римского двора - Э. Брифо - Историческая проза
- Меч и перо - Асан Кенжебаевич Ахматов - Историческая проза / Прочее