Взгляд вожака стаи снова коснулся виска.
Чёрт, надо было сразу уходить! Он наверняка меня узнал. Может быть, з а к р ы т ь его на пару минут?
– Друзья, – встал директор агентства с простой русской фамилией Сванидзе. – Хочу произнести тост. Мы знаем Феону Марковну уже много лет и можем со всей откровенностью сказать, что без неё мы…
Остапа понесло, пришли на ум незабвенные строки Ильфа и Петрова. Слушать Сванидзе было невыносимо, но сотрудники агентства слушали внимательно и восторженно, что говорило об их зависимости от любого слова и жеста начальника. Никто из троих мужчин и шести женщин разного возраста лишиться работы не хотел.
Виновница торжества, сухая, как ветка саксаула, коричневолицая, со взбитыми буклями, сидела прямо и манерно курила. Её аура была темна и запутанна, а эмоциональный фон можно было выразить тремя словами: к чёрту ваши дифирамбы!
Роман для проформы полистал меню, заказал минералки, настраиваясь на с в е т е н и е.
За столами в углу захлопали.
Директор сел.
Роман попытался просканировать его мыслесферу и неожиданно наткнулся на колючее «железо», накрывавшее голову Сванидзе. Директор умел защищаться в ментальном поле!
Роман спешно убрал мысленный «палец», ошеломлённый открытием.
Сванидзе вдруг повернул голову, начал осматривать зал ресторана, и хотя Роман успел отвернуться и взялся за стакан с минералкой, было ясно, что директор агентства почуял присутствие в зале в и д я щ е г о. Надо было уходить.
Роман допил холодную воду, улучил момент, когда компания зашумит и директор отвлечётся, быстро вышел из ресторана, оставив на столе плату за воду.
– Я уже начала волноваться! – с упрёком заговорила Юна, когда он пересёк улицу и сел рядом. – Ну, что, видел?
– Уходим отсюда!
– Что случилось?
– Меня, по–моему, вычислили. Во–первых, там сидят те самые бандиты, что пристали к вам во время отъезда. Во–вторых, ваш директор не простой человек.
– У него действительно высокие покровители…
– Речь не об этом, он экстрасенс, а точнее – экзор, достаточно сильный пси–оператор, и умеет закрываться от ментального прослушивания.
– Иногда кажется, что он читает мысли, – кивнула Юна. – А иногда смотрит зверем, аж страшно!
– Боюсь, что он…
Она вопросительно подняла брови, но Роман продолжать не стал.
– Допиваем соки, расплачиваемся и уходим. Думаю, тебе не надо больше выходить на работу. Ваше агентство, скорее всего, прикрытие.
– Для кого?
– Для очень плохих людей. Точнее, нелюдей. Потом расскажу, бери меня под руку.
Они вышли из–под шатра, неторопливо двинулись к остановке автобуса.
– Всё так плохо? – понизила голос Юна; рука её вздрагивала, она чувствовала волнение спутника.
– Не бывает так плохо, чтобы не могло быть ещё хуже, – мрачно пошутил он. – Я слишком медленно взрослею. Надо было идти одному, а не подставлять тебя.
– Я всё равно пошла бы с тобой. И вообще нельзя всё время думать о плохом. Жизнь прекрасна, это надо понимать.
– Конечно, прекрасна, – согласился он. – Она была бы ещё прекрасней, если бы не люди вокруг.
– Ты не любишь людей?
– Читала Оскара Уайльда?
– Что–то читала, не помню. А–а, «Портрет Дориана Грея», кажется.
– Дословно и я не вспомню, но он как–то высказался в том духе, что чем больше он узнаёт людей, тем больше ему хочется жить среди животных.
Подъехал автобус.
Они сели.
Автобус тронулся, и Роман заметил, что за ним двинулся чёрный внедорожник «Вольво». Сердце ёкнуло. Его действительно вычислили, и будь директор хоть кем, простым начальником агентства занятости населения, мафиози или резидентом Поводыря, он не преминул выяснить, кто посмел «поднять на него глаза».
– Что? – заметила Юна его изменившийся взгляд.
– За нами следят.
Она оглянулась.
– Ты уверен? Кто?
Роман бросил взгляд на салон автобуса: в нём ехало человек пятнадцать, и преследователи в джипе наверняка видели всех пассажиров.
– Сделаем так: я сойду на следующей остановке…
– Нет!
– Я сойду на следующей остановке, а ты поедешь домой.
– Я не хочу одна, – жалобно сморщилась девушка.
– Пожалуйста, не возражай, так надо. Не хочу, чтобы они знали, что мы живём вместе. Не беспокойся за меня, я скоро приду.
– Может, лучше вызвать милицию?
Роман улыбнулся, чмокнул Юну в ухо.
– Наивная, с милицией дела по–прежнему плохи, несмотря на попытки начальства изменить систему. Езжай домой и жди, я не задержусь.
Автобус остановился на улице Некрасова, напротив церкви Анастасии Римлянки. Роман ободряюще улыбнулся Юне, вышел. Не глядя на остановившийся неподалёку внедорожник, побрёл по улице, поглядывая на магазины и прикидывая, что изобрести, чтобы преследователи отстали.
Темнело на глазах, зажглись фонари.
Вечер был тёплым и душным, по небу плыли невысокие облака, предвещая дождь.
Справа показался высокий решетчатый забор городского парка. Решение возникло спонтанно: зайти в парк, накинуть на себя «шапку–невидимку» и тихонько слинять. Пусть ищут потом до утра.
Он свернул в парк.
Внедорожник затормозил, остановился. Спустя несколько секунд захлопали дверцы, из него вылезли трое парней, двинулись следом за жертвой.
Роман просканировал всех троих.
Первым шёл тот самый «гитарист», которого он увидел в ресторане в компании с двумя амбалами в безрукавках. Его спутниками были двое здоровяков с грязными «бандитскими» аурами: светлых и чистых струй в свечении их энергетик насчитывалось мало. К тому же парни были вооружены.
По пищеводу протёк холодок.
Намерения всей троицы сходились в одном: догнать и покалечить! Или убить! Причём это было не их решение, такую задачу поставил какой–то командир, скорее всего директор агентства, определивший в Романе угрозу своему делу.
В парке, несмотря на поздний час, ещё прогуливались люди, парами и небольшими компаниями.
Роман присоединился к одной из них, но быстро понял, что преследователей это не остановит, и свернул с центральной в боковую аллею.
Пора, подсказал «Роман–второй», без напряга не уйти. Лучшая защита – нападение.
Однако решение запоздало. Роман не успел настроиться на форсированный альфа–гипноз (надо было сделать это раньше, мелькнула сожалеющая мысль, всё–таки боец из тебя хреновый) и заставить троицу отказаться от своего намерения.
«Гитарист» не стал ждать, когда жертва забредёт в ловушку окончательно, он просто достал пистолет и выстрелил Роману в спину.
Интуиция сработала за мгновение до этого, окунула его в состояние «немысли». Время послушно затормозило свой бег.
Пуля, выпущенная с расстояния в пятнадцать метров, невидимая, но ощущаемая огненной осой, намеревалась ужалить его в левую лопатку, однако в последнюю долю секунды он сумел отклониться, и «оса» лишь обожгла кожу плеча, пробив рукав рубашки.
Бей! – рявкнул внутри «безмысленной» сферы «Роман–второй».
Роман ударил: вогнал в голову стрелка сгусток тьмы, ослепил, дал по морде двум его подельникам. Однако стрелок успел–таки выстрелить ещё раз, и пуля нашла жертву.
Роман почувствовал удар по лодыжке, боль фонтанчиком пробежалась по ноге, вонзилась в голову. Он вскрикнул.
– Я ослеп! – заорал «гитарист», юлой завертелся по аллее. – Где эта падла?!
– Уходим, Мося, – забубнили спутники «гитариста», получившие неожиданные оплеухи. – Щас охрана сбежится! Х… с ним, потом подстрелим.
Послышался топот: троица бросилась наутёк.
Роман присел, вытягивая раненую ногу и оглядывая парк.
Вопреки опасениям бандита охрана парка не спешила мчаться по направлению к месту стрельбы. Не появились и любопытные, наученные горьким опытом и давно оценившие пагубность своего праздного интереса, нередко заканчивающегося летальным исходом. Роман невольно улыбнулся, сквозь боль, вспомнив некогда прочитанные строки поэмы:
Пустынен мир, и нет конца пустыне,
И рай закрыт, и ни души в аду[11].
Впрочем, он всё–таки находился не в пустыне, а тем более – не в аду. Отсюда можно было добраться до больницы. Хотя, с другой стороны, почему бы не залечить рану? Пуля прошила лодыжку насквозь, проявив незаурядный гуманизм.
Послышался приближающийся топот.
Он напрягся, ожидая возвращения бандитов. Но это были милиционеры с пистолетами в руках, лейтенант и сержант. Увидели сидевшего на бордюре с вытянутой ногой Романа, подбежали.
– Что случилось?! Кто стрелял?!
– Не я, – сказал Роман, мысленным усилием останавливая кровотечение. – В меня.
– Кто?!
– Они не представились.
– Сколько их было?
– Трое. С пистолетом – один.
