– Доктор Фелл, – попросил Майлс, – подождите! Секундочку!
– А? Да? В чем дело?
– Полагаю, суперинтендент Хедли рассказал вам о том, что произошло в этой комнате пару часов назад?
– Гм, да. Он рассказал мне.
– Мы с Барбарой вошли сюда и увидели Фей, стоявшую на том же самом месте, где сейчас стоит Барбара, и портфель – тот самый – и пачку забрызганных кровью банкнотов. Я… э-э-э… запихнул в карман банкноты прямо перед появлением Хедли. Я напрасно утруждал себя. Как стало ясно из вопросов, которыми Хедли забросал Фей, словно подозревал ее в чем-то, он с самого начала знал о портфеле.
Доктор Фелл нахмурился:
– И что же?
– В разгаре допроса лампочка погасла. Должно быть, кто-то дернул рубильник на распределительном щите в коридоре. Кто-то – или что-то – ворвался в комнату…
– Кто-то, – повторил доктор Фелл, – или что-то. Черт побери, мне нравится ваша терминология!
– Что бы это ни было, оно отбросило Фей в сторону и выбежало из комнаты с портфелем. Мы ничего не видели. Минуту спустя я подобрал портфель в коридоре. В нем были только три пачки банкнотов и какая-то пыль. Хедли забрал с собой все – в том числе и спрятанные мной банкноты, – когда уехал вместе с Фей в… карете «Скорой помощи». – Майлс заскрежетал зубами. – Я упомянул обо всем этом, – продолжал он, – потому, что мне хотелось бы увидеть – после многочисленных намеков на ее злодеяния, – как с нее будет снято хотя бы одно обвинение. Не знаю, чем вы руководствовались, доктор Фелл, но вы попросили меня связаться с Барбарой Морелл. Что я и сделал, и результат оказался потрясающим.
– А-а-а! – пробормотал доктор Фелл со страдальческим выражением на лице. Он избегал встречаться глазами с Майлсом.
– Знаете ли вы, например, что анонимные письма, обвиняющие Фей в связях со всеми местными мужчинами, были написаны Гарри Бруком? А потом, когда это не произвело никакого впечатления, он, решив сыграть на суевериях местных жителей, заплатил юному Фреснаку, чтобы тот расковырял себе шею и начал рассказывать всякую чушь о вампирах? Знаете ли вы об этом?
– Да, – признался доктор Фелл. – Я знаю. Это правда.
– У нас есть, – Майлс указал на Барбару, которая открыла сумочку, – письмо, написанное Гарри Бруком вдень убийства. Оно было адресовано брату Барбары, который, – поспешил добавить Майлс, – не имеет ко всему этому никакого отношения. Если у вас остаются какие-нибудь сомнения…
С внезапным острым интересом доктор Фелл подался к нему.
– У вас есть это письмо? – спросил он. – Могу я взглянуть на него?
– С удовольствием покажу его вам. Барбара?
Довольно неохотно, как показалось Майлсу, Барбара протянула письмо доктору Феллу. Тот взял его, поправил очки и не спеша прочел от начала до конца. Помрачнев еще больше, он положил письмо на колено поверх рукописи и фотографии.
– Хорошенькая история, не правда ли? – с горечью спросил Майлс. – Травить женщину подобным образом! Но оставим в стороне этические принципы Гарри, поскольку никого не трогают страдания Фей. Главное в том, что вся ситуация оказалась подстроенной Гарри Бруком…
– Нет! – возразил доктор Фелл, и это слово прозвучало как револьверный выстрел.
Майлс вытаращил на него глаза.
– Что вы хотите этим сказать? – требовательно спросил Майлс. – Не считаете же вы, что Пьер Фреснак и нелепое обвинение в вампиризме…
– О нет! – покачал головой доктор Фелл. – Мы можем забыть о юном Фреснаке и поддельных укусах на его шее. Они только уводят нас от главного. Не играют никакой роли. Но…
– Но – что?
Доктор Фелл некоторое время пристально вглядывался в пол, после чего медленно покачал головой и посмотрел Майлсу прямо в глаза.
– Гарри Брук, – сказал он, – написал множество анонимных писем, содержащих обвинения в адрес Фей, в которые он сам не верил. Какая ирония! Какая трагедия! Потому что, хотя Гарри Брук этого не знал, – представить себе не мог, не поверил бы, если бы ему кто-нибудь рассказал, – все обвинения были тем не менее совершенно справедливыми.
Воцарилось молчание.
Молчание длилось, становясь невыносимым… Барбара Морелл нежно положила руку на руку Майлса. Майлсу показалось, что доктор Фелл и Барбара понимающе переглянулись. Но ему требовалось время, чтобы усвоить смысл сказанного.
– Вот вам, – продолжал доктор Фелл, четко, громко и выразительно выговаривая каждое слово, – объяснение многих загадок в этой истории. Фей Ситон не могла не иметь любовных связей с мужчинами. Я хочу проявить деликатность в этом вопросе и просто отсылаю вас к психологам. Но речь идет о психическом заболевании, которым она страдала с юности. Она не виновата: с таким же основанием ее можно винить в болезни сердца, развившейся вследствие этого. Подобные заболевания – таких женщин не так уж много, но они время от времени появляются во врачебных кабинетах – не всегда приводят к трагическому финалу. Но психика Фей Ситон – вы понимаете? – вступала в противоречие с этим изъяном. Ее внешнее пуританство, ее утонченность, хрупкость, изысканные манеры не были притворством. Они соответствовали ее подлинной сути. Случайные связи с незнакомыми мужчинами были и остаются для нее пыткой.
Приехав в 1939 году во Францию в качестве секретарши Говарда Брука, она твердо решила преодолеть этот порок. Она должна была, должна была, должна была это сделать! Ее поведение в Шартре было безупречным. А потом…
Некоторое время доктор Фелл молчал.
Он снова взял фотографию Фей и начал рассматривать ее.
– Теперь вы понимаете? Эта атмосфера, всегда окружавшая ее, объяснялась… ну, обратитесь к своей памяти! Это ее свойство всегда было с ней. Оно мучило ее. Оно окутывало ее, словно облако. Оно не оставляло людей равнодушными, оно тревожило их, хотя люди и не понимали, что с ними происходит, – и так было везде, где она появлялась. Это ее свойство оказывало влияние почти на всех мужчин. Это ее свойство бросалось в глаза почти всем женщинам, вызывая у них злобное негодование. Вспомните Джорджину Брук! Вспомните Марион Хэммонд! Вспомните… – Доктор Фелл прервал сам себя и взглянул на Барбару. – Вы ведь, по-моему, совсем недавно встретились с ней, мадам?
Барбара беспомощно взмахнула рукой.
– Я видела Фей только несколько минут! – быстро запротестовала она. – Как могу я что-то сказать? Разумеется, нет. Я…
– Не хотите ли еще подумать над этим, мадам? – мягко сказал доктор Фелл.
– Кроме того, – воскликнула Барбара, – она мне понравилась!
И Барбара отвернулась.
Доктор Фелл слегка постучал по фотографии. Глаза, в которых были и легкая ирония, и скрывающаяся за отрешенностью горечь, заставляли почувствовать присутствие живой, двигавшейся по комнате Фей с такой же силой, как и брошенная на комод сумочка, или упавшее удостоверение личности, или черный берет на кровати.
– Мы должны видеть, что существует некая личность, добродушная и доброжелательная, которая, испытывая подлинное или притворное замешательство, участвует во всех этих событиях. – Доктор Фелл возвысил свой и без того громкий голос. – Было совершено два преступления. Оба они являются делом рук одного и того же человека…
– Одного и того же человека?! – закричала Барбара. И доктор Фелл кивнул.
– Первое преступление, – сказал он, – являлось непреднамеренным, было совершено второпях и, несмотря на это, стало чудом. Второе же было тщательно спланировано и подготовлено и впустило в нашу жизнь темные, потусторонние силы! Могу я продолжать?
Глава 19
Во время своей речи доктор Фелл, на колене которого по-прежнему лежали рукопись, и фотография, и книга, с рассеянным видом набивал пенковую трубку, устремив сонный взгляд на угол потолка.
– Мне бы хотелось, с вашего позволения, перенестись обратно в Шартр и вспомнить, что произошло в тот роковой день двенадцатого августа, когда был убит Говард Брук.
Я не столь красноречив, как Риго. Ему удалось бы короткими выразительными фразами описать дом, называемый Боргаром, извивающуюся реку, башню Генриха Четвертого, виднеющуюся над деревьями, и жаркий грозовой день, когда дождь никак не мог начаться. Собственно говоря, он это сделал. – Доктор Фелл постучал по рукописи. – Но я хочу, чтобы вы представили себе маленькую группу людей, живущих в Боргаре.
Властители Афин! Трудно вообразить ситуацию ужаснее.
Фей Ситон была помолвлена с Гарри Бруком. Она действительно полюбила – или убедила себя в этом – жестокого, бессердечного человека, единственными достоинствами которого были молодость и внешняя привлекательность. Помните рассказ Гарри о том, как он сделал предложение Фей в первый раз, а она ему отказала?
Снова раздался протест Барбары.
– Но этот эпизод, – закричала она, – он выдумал! Ничего подобного не было!
