В общем, когда Кэрью перешел к обсуждению предстоящей разгрузки «Гольфстрима», я собрался с духом и высказал ему свое предложение. Не забыв, естественно, напомнить ему о псах Вседержителей, что могут в любой момент нарисоваться у стен Гексатурма.
Северянин, коего я не успел посвятить в свой новорожденный план, уставился на меня с не меньшим интересом, чем супремо-селадор. Было очевидно, что для них обоих мои слова явились неожиданностью. Еще бы! Независимые перевозчики славились своим свободолюбием и никогда не нанимались к строгим отшельникам-табуитам на долговременную службу. После всего, что с нами приключилось, я должен был, по мнению Кэрью и Убби, рвануть прямиком к каньону Чарли Гиббса, как изначально планировал. Подальше от всех этих проклятых контейнеров, вактов и Кавалькады; в земли щедрых северян, которые за работу в холодном климате всегда платили хорошие деньги.
Но я вдруг категорически передумал и предпочел иной вариант. Кабальный и не такой прибыльный, зато избавляющий нас от нужды закупать тонну теплых вещей. А также спасающий Физза от впадения в анабиоз, который грозил ему на суровом Севере.
– Не думайте, супремо-селадор, что у меня – мирного перевозчика – не хватит сил совладать с боевой машиной, – заверил я коменданта крепости. – Убби не даст соврать: у нас уже есть кое-какой опыт борьбы с вактами. И скоро вы наверняка услышите, каких дел мы натворили в Великой Чаше.
– Вот это была ночка, загрызи меня пес! – поддакнул Сандаварг, сверкнув глазами. – Мы опозорили ублюдка Нуньеса перед всем городом, утерли нос Кавалькаде, расправились с четырьмя псами и на прощание устроили у городской стены черную бурю! А может, и не одну – об этом нам пока неизвестно… Провалиться мне на этом месте, если до той ночи я когда-либо участвовал в подобной оргии! Проныра вам дело говорит: сегодня его развалюха может оказать ордену огромную услугу. Ящики Макферсона притягивают к себе такие неприятности, с какими я доселе даже не сталкивался, а уж Убби Сандаварг повидал в жизни немало, вы знаете… И раз на то пошло, я бы тоже хотел задержаться в Гексатурме и по старой дружбе помочь вам разобраться со всеми неприятностями, если без них не обойдется. Теперь все мы – я, вы, и Проныра со своей бандой – крепко повязаны, так почему бы нам не объединить усилия и не выпутаться из этой беды сообща?
– Я ценю ваши предложения, господа, – кивнул Кэрью. – Равно как и то, что вы выполнили свой договор даже несмотря на риск, которому при этом подверглись. Но наем боевого бронеката, да еще угнанного у Владычицы, – это для ордена нетипичный и щекотливый вопрос. Я не вправе решить его, не посоветовавшись с капитулом и гранд-селадором. Однако, как комендант крепости, я не могу оставить без внимания угрозу нападения вактов. И потому на грядущем заседании коллегии буду выступать на вашей стороне.
– И когда же состоится это заседание? – полюбопытствовал я.
– Доставленные вами новости и груз помогут мне собрать капитул в течение сегодняшнего дня, – уточнил супремо-селадор. – А вы пока отдохните с дороги, поешьте, помойтесь и выспитесь. К сожалению, трактиров и постоялых дворов у нас нет, но я распоряжусь, чтобы вам выделили места в гостевой казарме. Хотя, подозреваю, господин Убби предпочтет остановиться там, где он всегда это делает.
Где именно гостит в Гексатурме северянин, Кэрью не уточнил. Но по тем многозначительным взглядам, какими они обменялись, я догадался: в крепости Сандаварга дожидается какая-нибудь полненькая монашка, а то и не одна. И табуиты никоим образом не мешают им встречаться. Напротив, всячески это приветствуют. Не удивлюсь, если наш краснокожий друг уже подарил ордену пару-тройку будущих воинов, в чьих жилах течет гремучая северная кровь наивысшей пробы.
– Покорнейше благодарю, но мы с командой, пожалуй, останемся на борту «Гольфстрима», – ответил я на предложение коменданта поселить нас в казарме. – Надо еще провести кое-какое техническое обслуживание, да и ночевать на палубе нам гораздо привычнее, чем на казарменных нарах.
– Как пожелаете, – не стал возражать супремо-селадор и добавил: – Однако, полагаю, вы не откажетесь принять от меня в подарок бочонок вина? В знак, так сказать, глубокой признательности за все то, что вы для нас сделали? Готов дать руку на отсечение: такого превосходного портвейна вы еще в жизни не пробовали…
Хорошо, что я не стал спорить с Кэрью, а иначе мне пришлось бы назавтра вращать штурвал одной рукой. Подаренный нам портвейн действительно оказался чудесен. В сравнении с ним даже изысканные вина Аркис-Капетинга вмиг обесценились в моих глазах до уровня кактусидра.
Во-первых, монашеское вино было на удивление крепким. Более убойного веселящего напитка мне и впрямь еще не приходилось дегустировать (до пресловутого виски Сенегальца Фаруха мы, как вы помните, не добрались, а брагу, какую настаивали некоторые любители этой вонючей хмельной дряни, я на дух не переносил). Во-вторых, он обладал непривычным, но при этом исключительно приятным вкусом и ароматом. Это отметил даже такой знаток вин, как де Бодье. И в-третьих портвейн табуитов неслабо разжигал аппетит. Вкусив его, мы набросились на еду так, словно всю минувшую неделю жили впроголодь, хотя гвардейцы набили в трюм «Гольфстрима» столько провизии, что ее на неделю хватило бы целой Кавалькаде.
– Будь у меня возможность, мсье шкипер, клянусь: я отдал бы три четверти своего состояния за секретную технологию, по которой эти отшельники готовят свой восхитительный нектар. А на оставшуюся четверть построил бы себе винодельческий заводик и уже через год с лихвой окупил бы все расходы, – мечтательно признался Гуго, глядя, как лучи закатного солнца переливаются в наполненном до краев бокале. За возможность любоваться тем, что мы пьем, следовало поблагодарить шкипера Бобровски. Помимо своей фуражки, любитель роскоши Чеслав оставил нам также набор хрустальных бокалов на пять персон. Лишь их непомерная стоимость помешала мне выбросить за борт эту хрупкую и непрактичную для перевозчика посуду. И не думал, что когда-нибудь она нам пригодится. Пить из такого антиквариата мутный кактусидр было как-то несолидно, а вот изысканный, благородный портвейн – самое оно.
– Превосходная мечта, mon ami, – уплетая на пару с Физзом трофейный курадо, поддержал я разморенного вином и ничегонеделаньем механика. – Жаль только, что невыполнимая… Впрочем, если у нас все срастется и табуиты заключат с нами контракт, у вас появится шанс выведать их винодельческие тайны… Так что глядите, лет через десять-пятнадцать – ежели доживем, конечно, – мы еще хлебнем с вами на вашей винодельне отменного молодого «Шато де Бодье».
– Нет-нет, мсье шкипер! – решительно запротестовал Сенатор. – Никакого «Шато де Бодье»! Сами знаете: репутация этой фамилии в Аркис-Капетинге моими стараниями сильно подпорчена, чтобы писать ее на винных этикетках. Я угощу вас и мадам Проныра «Шато Гольфстрим»! Да-да! Если моя мечта и впрямь однажды осуществится, я нареку свой сорт вина только «Шато Гольфстрим» и никак иначе! Надеюсь, вы не возражаете?
– Звучит, конечно, красиво, но… – Малабонита, однако, оценила широкий жест винодела-утописта без особого энтузиазма. – Все же вам восстановить подпорченную репутацию вашей фамилии будет гораздо проще, чем нам – доброе имя нашего «Гольфстрима». Боюсь, ни за десять лет, ни за двадцать, ни даже за полвека Атлантика не забудет о том, что мы натворили в Великой Чаше. Разве только вы воздержитесь от громких названий и начнете производить что-нибудь более скромное и традиционное. Игристое шипучее вино «Шато де Физз», к примеру. А девизом вашего винодельческого дома станет ну, скажем…
– На холени, херьмо! Сфопоту прату Куко тэ Потье! – напомнил о себе ящер, видимо до сих пор не отошедший от своего недавнего приключения – ярчайшего события за всю его однообразную жизнь пресмыкающегося.
– О-о-о, точнее и не скажешь, дорогой мсье Физз! Именно это с вашего позволения я и начертаю на своем новом гербе, как только его заимею. И пусть первосвященник Нуньес поперхнется от злобы, когда ему однажды попадется на глаза бутылка «Шато де Физз» с моим девизом и ликом священного зверя на этикетке! Viva la bête sacré! Будьте здоровы и живите еще сто лет! – Сенатор отсалютовал своему хвостатому спасителю полупустым бокалом и подчеркнуто неторопливо, как истинный француз, осушил его. После чего уже не столь благородно икнул, отер губы и произнес: – Что ж, спасибо вам за прекрасный вечер, мадам и мсье, однако, полагаю, мне пора откланяться и отправляться на боковую. Утром нас ожидает разгрузка, и заниматься ею с больной головой мне бы очень не хотелось.
– Пожалуй, вы правы, – согласился я, тоже чувствуя, что еще бокал, и назавтра все впечатление от сегодняшнего праздника будет для меня безнадежно испорчено. С крепкими напитками шутить не стоит, особенно с устатку и накануне важного рейса. И пускай он обещал быть спокойным и смехотворно коротким – вряд ли разгрузочный пункт располагался вне пределов Гексатурма, – все это время на нас будут глядеть наши вероятные будущие наниматели и покровители. И раз уж мы задались целью произвести на них хорошее впечатление, я не имел права встречать их с опухшей похмельной рожей и вертеть перед ними штурвал трясущимися с перепоя руками.
