Глава 20
– Проклятье! Похоже, это теперь надолго затянется, – поморщился я, пронаблюдав, сколько времени тратят табуиты на разгрузку одного контейнера. А их, если вы вдруг запамятовали, на борту «Гольфстрима» наличествовало аж три десятка. – Управились бы до завтра, и то хорошо.
– Херьмо рапота! – согласился со мной греющийся на солнце Физз. – Хрупкий тофар! Берешнее, сухины тети! Берешнее! Не кантофать! Хрус не састрахофан!..
Впрочем, присланная к нам со станции бригада грузчиков не слышала из-за грохота советы хвостатого консультанта. Да они табуитам и не требовались, ибо те знали о грузе куда больше нашего. И кантовали трехтонные ящики при помощи домкратов, не беспокоясь о том, что с их содержимым что-то случится.
Ситуацию осложняло отсутствие на станции разгрузочного оборудования для такого тяжелого и крупногабаритного товара. Вышедший на эту работу, наверное, весь свободный от службы персонал «Инфинито» обходился лишь при помощи подручного инструмента: домкратов, ломов, веревок и обрезков труб. Последние подкладывались под днища ящиков, дабы те легче волочились по палубе, трапу и разгрузочной площадке.
Супремо-селадор Кэрью рассказал нам, что на вчерашнем заседании капитула прозвучала мысль, что если оперативно спрятать наследие Макферсона внутри станции, возможно, это собьет со следа вактов. Каким бы острым чутьем они ни обладали, им будет сложно унюхать контейнеры сквозь герметичные купола и в чужеродной для псов Вседержителей атмосфере. Ведь не находили же они раньше эти ящики, пока одна из тварей случайно не очутилась от них на близком расстоянии?
Так оно на самом деле или нет, можно было проверить лишь одним способом. Но в целом идея выглядела здравой. И потому табуиты спешили сейчас как могли, работая посменно и почти без передышек.
Прежде чем укрыть громоздкий груз в «Инфинито», его следовало протащить через иногазовый затвор, чья пропускная способность также оставляла желать лучшего. Как именно функционировал шлюз, мы не видели. Но, судя по скорости, с какой проходил через него первый контейнер, становилось понятно: затвор и станет главным тормозом в этой работе. Разгрузочная площадка была тесной и тоже не приспособленной для больших партий товара. Она могла вместить в себя лишь четыре наших ящика. Из чего следовало, что мы будем стоять под разгрузкой, пока через шлюз не пройдут двадцать шесть контейнеров. А случится это, если хозяева не найдут способ ускорить ее процесс, где-то за полночь.
Я посмотрел на часы: полдень… Ну что ж, так тому и быть. Мы свою задачу выполнили: прибыли на место, и теперь от нас уже ничего не зависит. Зато у меня и экипажа будет время засвидетельствовать свое почтение гранд-селадору Тамбурини, который, помнится, обещал поприсутствовать на разгрузке и прогуляться вокруг «Инфинито». А то когда еще выпадет шанс взглянуть на чудо и прикоснуться к стенам великой святыни. Причем реальной святыни, имеющей огромное значение для человечества, а не надуманной, вроде храма Семи Ангелов, единственная ценность коего – камни и иностальные балки, из которых он сложен.
Оставив нас наблюдать за разгрузкой, Кэрью удалился на доклад, заметив перед этим, что если у Тамбурини нет сейчас срочных дел, то генерал капитула непременно к нам выйдет. Но минул час, а ни он, ни сам супремо-селадор так и не появились. Дабы не торчать на палубе и не слушать грохот, мы всей командой сошли на землю. И, рассевшись на камнях неподалеку от «Гольфстрима», продолжили разглядывать храм Чистого Пламени, обмениваясь впечатлениями и от всего увиденного, и от недавнего рассказа Кэрью.
Только эти впечатления и не позволяли мне впасть в апатию, что обычно охватывала меня, когда я достигал очередной цели и еще не выбрал себе следующую. Та самая блаженная ленивая апатия, о какой я мечтал как о награде в изнурительных рейсах. И какая начинала нервировать меня уже на третий день бесцельного, а значит, не приносящего мне прибыли времяпрепровождения.
Все мои бывшие «оседлые» жены, у которых я редко задерживался больше чем на неделю, называли меня работоголиком. И поскольку они, живя в разных концах света, не могли сговориться между собой в такой моей оценке, стало быть, это была чистейшая правда. И то, что сегодня я был рад работать даже за полцены, только бы не забиваться в нору и не сидеть без дела (трофейные запасы Кавалькады позволяли мне и Малабоните с чистой совестью отправиться в долгосрочный отпуск), лишний раз подтверждало этот мой диагноз…
– Господа перевозчики! Прошу прощения, господа перевозчики! – неожиданно окликнул нас табуит, что стоял на посту у грузового шлюза. – Супремо-селадор Кэрью просит вас срочно пройти ко второму входу в главный корпус! Этот вход, если вы не в курсе, находится на южной стороне большого купола!
Махнув монаху в знак благодарности, мы оторвали задницы от камней и пошагали в указанном направлении. Физза, правда, пришлось оставить, поскольку его на встречу с Тамбурини явно не приглашали. На что ящер вовсе не оскорбился. Все равно он не любил дневные прогулки, предпочитая им сладкую дрему на ярком солнышке.
У входа в главный купол нас ожидал очередной приятный сюрприз. Гранд-селадор не вышел нам навстречу, а, наоборот, приглашал нас войти внутрь «Инфинито». На что мы, признаться, не возлагали до этого особых надежд, ибо не являлись членами ордена Табуитов. Для нас было честью уже то, что мы въехали в Червоточину и просто осмотрели храм Чистого Пламени снаружи. Мечтать о большем нам не позволяло элементарное здравомыслие. Как оказалось, зря не позволяло. Тамбурини был сегодня настолько добр, что явил нам даже такую милость.
Больше всех радовался, естественно, Сандаварг. Столь одухотворенное лицо, с каким он шагнул вместе с нами в шлюз, раньше на моей памяти бывало у северянина лишь тогда, когда он готовился ввязаться в драку. Под сводами храма, куда мы вступали как гости, никакого мордобоя не намечалось. Но глаза у Убби все равно возбужденно сверкали. Казалось, он вот-вот разразится своим боевым кличем и пойдет колошматить всех, кто подвернется ему под горячую руку, невзирая на чины и звания.
Нет, не пошел. И даже не хлопнул от избытка чувств по плечу мне или Гуго, хотя было заметно, что краснокожего аж распирает от желания стукнуть кого-нибудь на радостях. Но как бы то ни было, Убби сумел проникнуться значимостью момента и обуздал свои низменные порывы. Более того, он даже ни разу не чертыхнулся, что было для этого грубияна и вовсе немыслимо.
Описывать ритуал вхождения в «Инфинито» как некое торжество было бы глупо, поскольку ничем подобным он и не пах. А пах он обычным иногазом – так, как пахнут ветры, дующие со стороны погашенных Вседержителями вулканов. Так же пахло из пасти вакта, который едва не порвал меня на коралловой «терке» и которого затем подстрелила из лука Малабонита. Холодный горьковатый запах, который вкупе с замкнутым пространством шлюза и принудительностью процедуры раздражал меня больше обычного. Папаша еще в детстве настрого наказал мне не приближаться к вулканам и заполняющим их кратера озерам. И потому неудивительно, что пока табуиты подвергали нас иногазовой обработке, мой инстинкт самосохранения настойчиво этому протестовал.
Шлюзовый коридор разделялся герметичными заслонками на три камеры, и в каждой из них нас продержали около пяти минут. Судя по длительности процедуры, на которую наверняка расходовалась драгоценная энергия, обитатели станции не бегали наружу и обратно когда им это в голову взбредет, а выбирались из-под куполов лишь по уважительным причинам. Поскольку нам не выдали дыхательных масок, стало понятно, что концентрация иногаза в камерах безвредна для здоровья. Однако слишком частый контакт с летучим инопланетным веществом вряд ли мог принести человеку пользу, что также вынуждало хозяев «Инфинито» не покидать свою обитель без особой надобности.
Слезящиеся глаза и перхота в горле – вот и все негативные последствия, какие мы ощутили, выйдя из шлюза под главный купол храма. Хотя вряд ли кто-то из нас обращал сейчас внимание на эти мелкие неудобства. Гораздо интереснее было прислушиваться к иным собственным ощущениям. Ранее неизведанным и оттого вызывающим в равной степени и любопытство, и опаску.
Дышалось под куполом иначе, чем снаружи. Изобилие растений, что были рассажены повсюду, даже под сводами, на подвесных карнизах, делало воздух похожим на тот, каким он обычно бывает после дождя – редкого и оттого хорошо запоминающегося нынче явления. Но не только избыток влажности и кислорода отличал атмосферу внешнего мира от атмосферы «Инфинито». Было в ней нечто такое, отчего, несмотря на легкость, какую я здесь ощущал, меня терзал также подсознательный страх. Мне казалось, что с непривычки я вот-вот начну задыхаться. И за те четверть часа, пока меня выведут наружу, успею задохнуться насмерть. Малабонита и Гуго тоже то и дело озирались на оставшийся позади шлюз, а значит, их обуревал аналогичный страх. Из нас четверых лишь Сандаварг не выказал в эту минуту признаков паники, а, поводив ладонью перед собой, словно бы разгоняя невидимую нам пыль, осведомился:
