А может, ждала, пока он потребует исполнения обещания.
Но не дождалась. Конечно, Сережа понимал, что Данка сейчас нуждается в поддержке, но в какой-то другой, не интимной, не мужской, и не обнимать же ее за плечи, бормоча утешительные глупости, в самом деле!..
Данка, ни с кем не прощаясь, направилась к двери. Сережа не то чтобы шагнул – он качнулся, собираясь сделать шаг. Молча проводить по ночному городу – вот это было бы по-мужски, по-атлетически. Тут же перед ним оказалась Лилиана.
Смешно было ведьме надеяться, что она удержит атлета. Человек, способный одной рукой отодвинуть трехдверный шкаф, то же самое проделал бы и с ней без всякого членовредительства. Однако Лилиана встала на пути у Сережи, всем видом показывая, что преследовать Данку не позволит.
Данка вышла и тихо притворила за собой дверь.
– Сядь, чего ты… – сказал отец Амвросий и сам подсел к столу. – Лилька, чайку бы, а?…
Вид у него был крайне подавленный.
– А к чайку ничего не найдется? – сразу оживился Маркиз-Убоище.
– Бу-тер-бро-ды, – не глядя на него, четко отрубила ведьма.
Странно было в помещении – как будто после света, радовавшего душу, настал какой-то неприятный, сырой, паутинный полумрак. Тоскливо в нем было – как тоскливо бывает после неудачной тренировки, когда вроде и полтора часа проковырялся, однако выполнил комплекс на три четверти, не больше, и то – нагрузки не держал, старая травма плеча подала голос, ногу о валявшийся на полу блин ушиб…
– Блин… – буркнул Сережа.
– Блин-компот! – новой присказкой отвечал Маркиз-Убоище.
– Блинотень… – загадочно выразился отец Амвросий.
Лилиана посмотрела на всех троих поочередно.
– Вот-вот, – сказала она. – Так я и знала.
А что она имела в виду – Сережа не понял, потому что ведьма торопливо вышла в коридор. И снова хлопнула дверь, ведущая на лестницу.
Из спальни опять высунулся Вовчик.
– Убрались эти? – спросил он, выходя. – Перекусить ничего не найдется?
Маркиз-Убоище махнул в сторону двери – мол, на кухне найдешь…
Гигант, пожимая плечищами, вышел.
– Ворожею убей… – произнес отец Амвросий. – Легко сказать…
– Теперь-то чего ссориться? – удивленно спросил его Сережа. – Подумаешь, идейные враги. Вы ведь больше не увидитесь.
Бывший энергетик вздохнул и повесил красивую голову в длинных локонах, а филармонический артист исподтишка показал артисту, как указательным пальцем следует сверлить собственный висок. Этот выразительный жест, к большому Сережиному удивлению, относился вовсе не к красавцу-батюшке, а к нему самому.
– Ты чего это? – Сережа даже не обиделся, а просто очень удивился.
Маркиз-Убоище выразительно махнул на него рукой – мол, чего с дураком разговаривать… И тоже тяжко вздохнул.
Сережа перестал понимать, что происходит.
Артист налил в хрустальный стакашек водки на два пальца и придвинул к отцу Амвросию так, чтобы поверхность напитка колебалась прямо под его носом.
– Чего уж там… – загадочно сказал Маркиз-Убоище. – Все проходит – и это пройдет.
– Аминь! – отец Амвросий решительно выпил водку и снова повесил голову.
Тогда Маркиз-Убоище сделал еще один выразительный жест – дважды, всей кистью, по направлению к Сереже и к двери одновременно.
– Ну-ка, выйдем! – не выдержал Сережа.
Он первым оказался в коридоре, артист – следом.
– Что это за пантомима?
– Пантомима… – Маркиз-Убоище хмыкнул. – Иди себе с Богом, а я с ним сам разберусь.
– Напоишь до положения риз, что ли? – уточнил Сережа.
– Тошно же ему.
– А чего – тошно? – атлет даже развеселился. – Из всех передряг выпутались! Шкатулка в надежных руках! Идеологический враг – и тот смылся!
– Смылся, вот именно… Обязательно где-нибудь поблизости бродит. Этот враг так просто не смоется… – артист усмехнулся. – Ни фига ж себе романчик у них был, если до сих пор помириться не могут!..
– Романчик? – переспросил Сережа. – Какой еще?…
– Обыкновенный, который в постели. А ты думал – идеологический? Ни одна женщина из-за идеологии так злобствовать не будет. Думаешь, ей теперь весело?
Сережа ничего не думал. Он перебирал в памяти все склоки, которые затевали в его присутствии ведьма и красавец-батюшка. Это же были именно склоки! Да и не слыхал он от Сашки про какие-то романы с ведьмами…
– Это она тебе рассказала?
– А чего рассказывать? И так все видно.
Поняв по Сережиной физиономии, что не видно, артист добавил:
– Если смотреть, ес-тест-вен-но!
Никогда не следует слушаться первого порыва, который бывает хорошим. Кто сказал – не помню, но сказал разумно. Расхлебать последствия благого порыва иногда труднее, чем разгребать последствия тщательно продуманной пакости. Потому что пакость более или менее логична, следовательно, против нее годятся средства логики, и ходы можно просчитать. А благому порыву свойственно благородное безумие.
Сережа понял, что нужно догнать Лилиану и за руку привести ее к этому идиоту.
Как всегда, его атлетический разум отсек все лишнее, ненужное и незначительное. Как всегда, Сережа отлично видел невооруженным глазом, что полезно, а что – вредно. Для отца Амвросия было вредно сидеть с Маркизом-Убоищем и с горя пить водку. Для него было вредно предаваться тоске из-за такой ерунды, как женские капризы. А для Лилианы было вредно менять избранников и коллекционировать новые шлепанцы выше сорок третьего размера.
Ничего не объясняя, Сережа открыл дверь, спустился по лестнице и вышел во двор.
Лилиана стояла возле магазинной витрины, как бы заинтересованная ее содержимым. Но если бы она действительно видела, что там за стеклом, то даже не ушла, а удрала бы подальше. Это была витрина какой-то механической мастерской, и хозяин выставил огромную и наполовину разобранную электродрель образца тридцатых годов – несомненно, ценнейшую реликвию своего семейства.
Когда человек в половине третьего ночи стоит у витрины, где выставлена историческая электродрель, – самое время применять решительные меры.
Сережа подошел к ведьме. И хотел сказать ей разумные слова о том, что взрослым людям не надо убегать, хлопая дверьми.
Она посмотрела на атлета очень косо и пошла прочь.
Это был первый в Сережиной биографии случай, когда женщина так откровенно не желала его видеть. Ладно бы стройняшечка! Но Лилиана?
И побрел он следом, хотя и не имел надежды употребить неизрасходованные доводы рассудка, очень недовольный и ситуацией, и сам собой, и отцом Амвросием с его монашеским обетом, и Маркизом-Убоищем с его неуместной сообразительностью… и Данкой с ее закидонами… и Майкой с ее безумствами… и Монбаром… и Алмазом… и, наверно, Вовчиком…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
