ГЛАВА 6
Maserati красной молнией несется по улицам. Мое дело – держать пульт над приборной панелью и не отпускать кнопку – так все светофоры на нашем пути вспыхивают голубым разрешающим движение светом.
– А быть архисоветником не так уж и плохо, – улыбаюсь я. – Никаких пробок.
– Зато полно других обязательств, – весело отзывается Леонхашарт, его смартфон поминутно позвякивает.
– Что это? Вас вызывают на очередное совещание?
– Нет, приходят извещения о штрафах за превышение скорости.
Вскинув брови, жду, что он скажет «шутка», но нет – Леонхашарт не опровергает свои слова.
– Серьезно? Вам раз сто звякнуло.
– Оно того стоит, разве нет? – Леонхашарт усмехается. – Держитесь крепче.
На повороте он разворачивается вмиг, почти на месте, я успеваю увидеть ошалелые лица в вовремя притормозившей машине, и Maserati, радостно урча, мчится дальше. Теперь лица прохожих размываются, одно высоченное здание сменяется другим.
А потом, как‑то слишком быстро, мы вырываемся из тисков стеклянных и каменных строений, и перед нами расстилается степь, рассеченная одинокой дорогой, точно свинцовым ручейком. Каменные столбы, загораживающие проезд, резко сдвигаются в стороны, и машина, лишь чуть сбросив скорость, устремляется к серой дымке горизонта.
Мне не страшно, хотя по логике вещей пора бы немного испугаться, но я лишь забрасываю пульт в бардачок и удобнее откидываюсь на сиденье.
– И куда вы меня везете?
– Подальше от города. Он иногда утомляет.
– Насколько я знаю, магам нельзя покидать пределы снабженной накопителями зоны. У нас не будет проблем?
– Не беспокойтесь, Анастасия.
Я почему‑то очень явно представляю его улыбку, и представляю ее более теплой, чем были на тех фотографиях, что выпали в поиске.
Скорость нарастает, меня вдавливает в сидение, но это приятное ощущение: кажется, что я лечу, хочется приподняться и дать ветру облизать себя, но здравомыслие пересиливает, я просто смотрю, как бешено мелькает полоса дороги и однообразные кочки степи. Все быстрее‑быстрее‑быстрее. Maserati несется резво, но мотор уже начинает рычать, словно разъяренный хищник.
А потом на горизонте приподнимаются узкие вертикальные строения. Леонхашарт еще прибавляет скорость, и те приближаются, увеличиваются в размере.
– Что там?
– Скоро увидите.
То, к чему мы приближаемся, похоже на Стоунхендж, но больше, значительно больше: плиты просто невообразимого размера – этажей в десять. И они, в отличие от английского памятника, испещрены золотыми инкрустированными узорами.
Ветер поет среди камней… и не только ветер: с перекладин свисают длинные бруски, постукивают друг о друга.
Наконец Maserati влетает на выложенную громадными плитами площадку возле памятника. Пока я глазею на исполинские куски камня, Леонхашарт выходит из машины и открывает мне дверь, подает руку:
– Видимо, это один из древних храмов.
Схватившись за его ладонь, я выхожу на нагретые солнцем плиты. Леонхашарт ведет меня к внешней границе круга, и через несколько шагов я, наконец обратив взгляд вниз, понимаю, что этот храм построен по принципу амфитеатра. Каменные глыбы внутренних колец, стоящие на черных и красных слоях породы, еще больше, чем составляющие наружный круг.
То, что находится в центре в самом низу, с нашего места не разглядеть, но лестница… лестница этого храма явно построена для гигантов.
– Что?.. Как?.. Зачем оно? – у меня перехватывает дыхание, и я крепче сжимаю руку Леонхашарта, придвигаюсь к нему, потому что от размеров этого строения кружится голова.
– Никто не знает точно, хотя есть мнение, что здесь для Шааршем приносили в жертву драконов. – интимно тихо отзывается Леонхашарт и обнимает меня за плечи, прижимает к себе.
– А это зачем? – строго спрашиваю я.
– Мне показалось, вам слегка не по себе. – Леонхашарт, похоже, и не думает меня отпускать.
– Да, – признаю я.
Ветер завывает среди гигантских плит, постукивают друг о друга висюльки под перекладинами. Несмотря на суровость храма, он почему‑то не кажется мне местом жертвоприношения. Я дергаю Леонхашарта за руку, и он послушно следует за мной вдоль кромки. Найти обзор на центральную часть не так просто, похоже, здесь в построении использован тот же принцип, что в японском саде камней. Нам так и приходится дойти до лестницы для гигантов, чтобы увидеть огромный каменный диск в центре. Никаких желобов для слива крови и колец для цепей там нет. Поверхность диска, больше напоминающего арену, не ровная, а слегка продавленная. И если обратиться к опыту земных восточных стран, то там есть храмы, каменные полы которых истерты ногами многих поколений тренирующихся учеников. С внутренней стороны исполинских плит золотой узор изображает пляшущие фигурки, среди них есть похожие на динозавров с крыльями драконы, будто бьющиеся в судорогах…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})* * *
Осторожно обнимая Анастасию, Леонхашарт пытается начать тот самый важный разговор, ради которого устроил встречу, но ему не хочется портить впечатление от чудесного дня. Он наблюдает как ветер треплет волосы Анастасии, как она вглядывается в древний комплекс, то хмуря брови, то чуть поджимая в задумчивости губы.
– Это не похоже на место жертвоприношения, – заключает она.
– Мне тоже так кажется, – Леонхашарт усмехается. – Считай я так, не стал бы вас сюда приглашать. Здесь очень… спокойно.
– Да, пожалуй. – Анастасия склоняет голову набок, и черное золото ее волос скользит по плечам, падает на его руку раскаленной солнцем волной.
Эта встреча планировалась ради обсуждения подозрений и проблем, но Анастасия поднимает голову, и Леонхашарт, плененный взглядом ее темных глаз с красными отсветами его отражения, не хочет нарушать умиротворения Анастасии и, как он полагает, облегчения после удачного выступления: «Не сегодня. Для серьезного разговора можно организовать другую встречу».
* * *
Это немного словно сон или сладкий романтический бред, который показывают в фильмах о любви ускоренным темпом под какую‑нибудь нежную или чувственную мелодию: древний храм, гонка с ветром по степи, обсуждение убойного клипа котика и наш смех, вытащенный из багажника запас пряной настойки и холодного освежающего лимонада, снова трубочки, снова смех и сравнение двух миров: здесь такая же безумная высокая мода и в среде выборной власти такие же политические интрижки, такие же вездесущие надоедливые папарацци и шоу вроде Дома и Большого брата, только последнее время они сильно упали в рейтингах.
Мы едем обратно и болтаем ни о чем и обо всем. Вновь я смеюсь, потому что Леонхашарт на меня так действует, и с ним удивительно легко. И потому, что с ним я не чувствую себя пленницей, вторым сортом и просто одной из невест. С ним я чувствую себя собой. И это так опасно, что улыбаясь ему, я постоянно твержу про себя: «Только не влюбись, только не влюбись, только не влюбись». И это будет дьявольски сложная задача.
Maserati останавливается в тоннеле, прилично не доехав до пропускного пункта в ангар четвертого факультета. Заглушив мотор, Леонхашарт разворачивается ко мне.
– Анастасия, – он протягивает руку и сжимает мою ладонь, так что опять екает сердце. – Анастасия, пожалуйста, не рассматривайте серьезно кандидатуры других женихов.
И снова сердце пропускает удар.
Так.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Собраться.
Взять себя в руки.
– Почему это? – я отодвигаюсь, и мне не нравится, с какой неохотой я высвобождаю свою руку под печальный стук подвесок браслета.
– Я выберу вас. – предупреждает Леонхашарт.
Надо вспомнить о всех последствиях такого решения: когда ему надоест безродная жена‑иномирянка, я останусь без защиты, и отношения с ним станут крестом на моей дальнейшей нормальной жизни в Нараке. А еще вокруг него всегда будут кружиться девицы, и перед какой‑нибудь из них он точно не устоит потому что не железный и все такое. Еще до этого все потенциальные кандидатки в его невесты, как с отбора, так и из Нарака, попытаются от меня избавиться, не факт, что не прибьют. А еще меня никогда не примет его круг общения, ведь я всего лишь «мясо». А еще все отношения временные, уж я‑то на это насмотрелась и на примере своей семьи, и в целом, поэтому с Леонхашартом сначала будет хорошо, а потом очень‑очень плохо и больно. Опять же потому, что он обладает властью, а я нет, и потому что каждая последующая его рогатая пассия может считать своим долгом сделать мне гадость за то, что я покусилась на святое.
