был низшим железнодорожным служащим (рабочий, мастер, конторщик) и ничего общего к классам эксплуататоров и с дворянским сословием не имел. Я жил своим трудом с 15 лет. С ноября 1917 г. и по 1941 г. был на службе советской власти и только ей служил. Прошел три года боев гражданской войны и воевал на пяти фронтах. Знаю практически из личного боевого опыта фронтовые условия Карелии, Ленинградского фронта, правобережной Украины, Галиции и Дальнего Востока.
Ни отец, ни я никогда не были поляками и ничего общего с ними не имели. Поляком и дворянином был дед по отцу, умерший в 1877 г., когда моему отцу было 9 лет. Я родился спустя 21 год после смерти деда.
Я имею общую с миллионами честных людей родину – СССР. Люблю эту Родину и хочу принести ей наибольшую пользу…
О моей прошлой деятельности и о степени полезности могут дать отзывы следующие командиры Красной Армии:
Генералы: Ватутин Н.Ф., Сергацков В.Ф., Цветаев В.Д., Толбухин Ф.И., Корсун Н.Г., Гурьев С.С., Дегтярев Г.Е., Марков В.И., Денисенко М.И., Подшивайлов Д.П.;
Бывшие в 1940 г. комбригами и полковниками: Шталь Ю.М., Ратнер, Черкезов И., Подшивалов В.И., Смирнов А.М., Вейкин Я.Я.;
Герой Советского Союза Мошляк;
Быв. работник Коминтерна (отдел кадров) Белов;
Быв. работник ТАСС Петров.
Достаточно хорошо меня знали, кроме того, командиры: Смирнов А.К., Магон Э.Я., Стельмах Г.Д., Бонич А… Красовицкий, Лебедев П.В. Герой Советского Союза Левченко и другие, но по моим частным сведениям они погибли в огне Отечественной войны.
Я прошу или затребовать меня для пересмотра дела и окончательного решения в Москву или лично допросить по существу моего заявления уполномоченному на то лицу.
Моя жена Лидия Гордеевна работает медсестрой в детконсультации (Москва); сын Владимир находится в Красной Армии на командных курсах.
з/к Васенцович В.К.
20 ноября 1943 г.
Усть-Вымлаг» [3].
Читая прошения, заявления и жалобы В.К. Васенцовича, убеждаешься в том, что он действительно хорошо владел не только винтовкой, топором и лопатой, но также пером и словом. Примером тому служит его ходатайство о пересмотре дела (на 18 листах) от 16 мая 1951 г., направленное в адрес И.В. Сталина. Фактически это письмо-исповедь.
«Председателю Совета Министров СССР
Сталину Иосифу Виссарионовичу
(от) заключенного Васенцовича Владислава
Константиновича, содержащегося: Коми АССР,
Кожвинский район, поселок Абезь, почтовый ящик
№ 388/16/Г.
ХОДАТАЙСТВО О ПЕРЕСМОТРЕ ДЕЛА
В декабре 1950 г. мне было объявлено, что управление Усть-Вымлага 21 ноября 1950 г. мое ходатайство было направлено в Совет Министров СССР. Я не получал какого-либо извещения о решении по упомянутому ходатайству, поэтому, обращаясь вторично, я прошу известить меня об окончательном решении по моему делу. В июле 1941 г. Военной коллегией Верховного суда СССР по ст. ст. 58 п. 1 «б» и 11 УК РСФСР я был приговорен к 15 годам лишения свободы с содержанием в исправительно-трудовых лагерях с поражением в правах на 5 лет. С зачетом предварительного заключения с 1938 г. я отбыл более 12 лет определенного приговором срока. Последняя должность. По которой я работал в 1937—38 гг. – начальник штаба Особой Краснознаменной Дальневосточной армии. Поскольку в моем ходатайстве, посланном в Совет Министров СССР 21 ноября 1950 г., я подробно изложил свои признания и имеющие значение обстоятельства деятельности, а также биографические данные, я, рассчитывая на возможность рассмотрения обоих ходатайств в совокупности, ограничиваюсь изложением материала, дополняющего упомянутый документ.
Я признавал и признаю себя виновным в неумышленном пособничестве вражеской деятельности Блюхера, бывшего командующего ОКДВА, а также в антисоветском поведении на следствии в 1938 г. Я не привожу причин, объясняющих это позорное поведение, потому что считаю неуместным подобие какого-либо оправдания. 13-й год безропотно я переношу определенное приговором наказание и не считаю себя безвинно наказанным человеком.
Являются ли совершенные мною преступления логическим завершением моей предшествующей деятельности, имеют ли какие-либо корни в моей жизни? Никакой связи. Никаких корней и никакого подтверждения в моей последующей жизни (прошло уже 13 лет) они не имеют. Происхождением из трудовой семьи, личным трудом с 15 лет, влиянием рабочей среды в Орехово-Зуеве, знанием отрицательных сторон капиталистического общества старой России, я был подготовлен к тому, чтобы пойти с большевиками в 1917 г. С ноября 1917 г. я служил только советской власти. В 1919 г. я добровольно отправился на фронт против Колчака, всю гражданскую войну был на фронте, только в полках 21-й а потом 10-й дивизий, участвовал в разгроме Юденича и Колчака, в войне с белополяками, ликвидации антоновского восстания и белофинской авантюры в Карелии. Воевал честно, с ненавистью к врагам советского народа, не имея каких-либо карьеристских побуждений. Считал своим долгом до последнего выстрела быть на фронте, и этот долг выполнил. Приобретя боевой опыт, я постоянно ощущал недостаток военных знаний. Для приобретения их я пошел в Военную академию им. М.В. Фрунзе. Я с благодарностью вспоминаю добрые советы учиться военному делу Толбухина Ф.И., Цветаева В.Д., с которыми вместе работал в 56 дивизии, и Шапошникова Б.М., который направлял меня в академию от Ленинградского военного округа. В академии я занимался много и настойчиво работал вместе с Н.Ф. Ватутиным в одной учебной группе. С 1930 г. по 1938 г. я работал в войсках Дальневосточной армии. Семь с половиной лет я был в одной 40-й дивизии (командиром полка, начальником штаба и командиром дивизии). Должен ли я в чем-либо признавать себя виновным в деятельности за этот период? Нет! Работа моя была честная и плодотворная.
Я не был формалистом или консерватором в боевой подготовке и не испытывал робости, проводя такие ответственные учения, как форсирование полком и дивизией р. Енисей (1,5 км ширина и 11 км/час течение), р. Зея (800 метров), двухстороннее учение полка с боевой стрельбой пулеметов и артиллерии. Культура огневого вала и результаты стрельб были высокие. В личной стрельбе достигал рекордных результатов («Красная Звезда», осень 1931 г.). В течение 3,5 лет нес ответственность за неприкосновенность государственной границы на протяжении около 200 км (Северная Корея – Маньчжурия). Провокации японцев частями 40 дивизии отбивались со значительными для японцев потерями (25.3.36 г. и IХ—36 г.). Весной 1937 г. 40 стрелковая дивизия, как одна из передовых в ОКДВА, была удостоена высокой чести: ей было присвоено имя Орджоникидзе.
В 1937 г. я, командуя 18 корпусом, начал выправлять серьезные недочеты 69-й дивизии и Благовещенского укрепленного района. Опыт командования 40-й дивизией в обстановке постоянных угроз японских провокаций приучил меня к тому, чтобы не вообще обеспечивать требуемые приказами достижения боевой подготовки, а гарантировать подготовленное заранее вступление войск в бой. Эти требования я проводил в 18 корпусе, эту линию я стал проводить и в штабе армии, начальником которого по настойчивому желанию Блюхера я стал с октября 1937 г. Но если до
