— Нет, конечно, нет. — Тристан вновь был озадачен. Он подумал, что ему, вероятно, показалось, что Руфа только что страстно ответила на его поцелуй. — Руфа, мне очень жаль, мне действительно очень жаль, если я ошибся. Но я говорю не просто о сексе. — Он пересек комнату и схватил ее за руку. — Не сердись на меня, я этого не вынесу. Я бы не притронулся к тебе, если бы я думал, что ты не знаешь. Боже, Руфа, я безумно тебя люблю. До боли.
Бесполезно. У нее совершенно нет сил. Боль в его глазах растрогала ее. Она вновь почувствовала острую боль оттого, что никогда не слышала этих слов от Эдварда.
Она сказала:
— Я знала.
— Я приехал сюда вовсе не для того, чтобы переспать с женой Эдварда. Я просто подумал, что было бы неплохо с ним повидаться, кроме того, для того, чтобы поехать куда-то еще, мне понадобилось бы много денег. Я представлял себе жену Эдварда сорокалетней деревенской женщиной. — Он покраснел. Слова признания лились из него потоком. — Я чуть не рухнул, когда увидел тебя. Я не мог поверить своим глазам. Ты была так прекрасна. Я не осмеливался даже мечтать о том, чтобы дотронуться до тебя. Но ты вела себя со мной, как ангел. Ты такая добрая, такая мудрая…
— Не надо…
Он не отпускал ее руку.
— Сотни раз я хотел броситься к твоим ногам и умолять тебя о любви. Я никогда не думал, что любовь приносит такие страдания. — Его ясные глаза были полны слез. — Иногда я чувствовал, что готов умереть за твою улыбку. Я сойду с ума, если ты скажешь, что не испытываешь ко мне никаких чувств.
Две горячие слезы обожгли щеки Руфы. Она погладила его волосы.
— Нет никакого смысла обманывать тебя. Я не могу сказать, что я ничего не чувствую к тебе. Но эти чувства возникли вопреки моему желанию, и я должна бороться с ними.
— Ты хочешь сказать, что не можешь нарушить свой долг или что-то в этом роде? — грустно проговорил он.
— Я не думаю, что ты знаешь, что такое долг. Ты думаешь, что он не имеет ничего общего с любовью. Но все дело в том, что это и есть любовь. И когда я говорю, что я люблю Эдварда, этих слов недостаточно, чтобы описать, что я имею в виду. Речь не идет о том, что он просто мне очень сильно нравится. Я живу только благодаря ему. Если я когда-нибудь забуду об этом…
— Но его здесь нет, — настойчиво прошептал Тристан. — Если мы займемся любовью, как он об этом узнает? Он никогда об этом не узнает, и тебе не нужно будет рассказывать ему об этом. Пожалуйста, Руфа… — Он прижал ее руку к своему паху, чтобы она почувствовала его возбуждение. — Пожалуйста, пожалуйста, или я умру от желания…
Руфа вырвала руку. Он умолял ее тайком заняться сексом в доме ее мужа. Она взглянула на всю ситуацию с другой стороны, и вся эта романтическая идиллия вдруг показалась ей постыдной и омерзительной. Тристан, вероятно, считал, что если она против своего желания влюбилась в него, то чем-то ему обязана. Если он так безумно ее любит, почему он не может взглянуть на всю эту ужасную ситуацию ее глазами?
— Тристан, мне очень жаль, — сказала она с твердостью, которую не смогла проявить днем. — Ты выбрал не ту женщину, чтобы влюбиться.
Он нахмурился.
— Ты просто не осмеливаешься признать, что это действительно случилось. Это не пустяк и не увлечение, которое скоро пройдет. Я никогда не смогу забыть тебя.
— Сможешь, если мы на этом остановимся, — сказала Руфа. — Нам лучше забыть об этом.
— Нет! — Неожиданный громкий вскрик Тристана напугал их обоих. — Тристан был глубоко оскорблен, от причиненной ему боли он пришел в бешенство. — Ты не можешь просто сказать мне, что я должен забыть об этом. Я отдал в твои руки свою жизнь. Ты отказываешься понять, как это важно, потому что ты боишься лишиться этого красивого уютного дома и всех этих мешков денег…
— Как, черт возьми, смеешь ты говорить мне об этих деньгах?! — выкрикнула Руфа. Упоминание о деньгах Эдварда разрушило реальность и привело ее в бешенство. — Значит, ты чертовски обожаешь меня, когда все выходит по-твоему, но, как только ты не получаешь то, что ты хочешь, ты сразу же обвиняешь меня в том, что мне нужны только эти проклятые деньги Эдварда!
— Ты хочешь, чтобы я поверил, что это не так? Хватит, Руфа, кончай притворяться.
— Я не притворяюсь. Почему ты не хочешь мне верить, когда я говорю, что люблю Эдварда?
Тристан весь дрожал от гнева. На его ресницах, как искры, блестели слезы.
— Если бы ты действительно его любила, ты бы спала с ним.
Руфа прошептала:
— Кто… О чем ты говоришь, черт возьми?!
Они оба стояли не двигаясь. Тристан боялся взглянуть на ее белое, полное муки лицо, но он был все еще достаточно зол, чтобы выпалить:
— Пруденс сказала мне. Она сказала, что спросила Эдварда, в чем дело, потому что она видела, что он чем-то обеспокоен, и тот сказал ей, что вы не занимаетесь сексом. И честно говоря, только поэтому я еще не лишился рассудка — я имею в виду, что я люблю Эдварда, и все такое. Но если бы я постоянно думал, что ты занимаешься с ним любовью, я бы просто покончил с собой.
Руфа прислонилась к кухонному столу. Она чувствовала себя совершенно уничтоженной, словно чей-то огромный кулак вдребезги разбил все ее представления о собственной жизни. Эдвард предал ее. Он обсуждал их самую сокровенную и глубокую тайну — и не с кем-нибудь! — а с Пруденс. Она почувствовала, что темнота вновь начинает сгущаться, она всего в нескольких сантиметрах от двери дома. Она подумала, что сейчас ей было бы легко умереть, потому что это означало бы, что она перестала бы чувствовать эту боль.
— Она солгала. Это неправда.
— Нет, это ты лжешь. Ты живешь во лжи. Вся твоя жизнь — это одна огромная ложь. — Тристан плакал и весь пылал от гнева; он яростно наносил ей удары в самое сердце.
— Это неправда. Пожалуйста — ты не понимаешь…
— Знаешь, в чем ирония всего этого? — спросил он. — Я мог бы защитить себя от тебя, если бы я прислушался к словам Эдварда. Он пытался рассказать мне правду, но я не слушал.
— Правду? Что…
— Почему, как ты думаешь, он попросил меня остаться здесь с тобой? Почему оформил на меня страховку на машину и все такое прочее? Он считает, что ты не сможешь сама позаботиться о себе. Если бы не я, ты бы просто потеряла голову.
— Убирайся! — пронзительно закричала Руфа. Она не узнала свой собственный голос. — Убирайся! Убирайся!
— А из-за чего, ты думаешь, они поссорились в Париже? Он тебе не рассказывал, что на протяжении всех этих, черт знает скольких лет он был любовником Пруденс? Почему, ты думаешь, ни один из ее браков не продлился дольше пяти минут? Я тебе скажу, почему она имеет полное право злиться на тебя, — если он и должен был жениться, то только на ней!
