— Убирайся! — пронзительно закричала Руфа. Она не узнала свой собственный голос. — Убирайся! Убирайся!
— А из-за чего, ты думаешь, они поссорились в Париже? Он тебе не рассказывал, что на протяжении всех этих, черт знает скольких лет он был любовником Пруденс? Почему, ты думаешь, ни один из ее браков не продлился дольше пяти минут? Я тебе скажу, почему она имеет полное право злиться на тебя, — если он и должен был жениться, то только на ней!
— Убирайся!
Тристан закрыл лицо рукавом своей рубашки.
— О, я уже ухожу, черт возьми.
— Отстань от меня!
— Ты разрушила мою жизнь. Надеюсь, что ты удовлетворена, фригидная сука. — Он грубо оттолкнул ее и пошел к парадной двери. Он хлопнул дверью с такой силой, что вылетело стекло и мелкие осколки веером разлетелись по всему полу кухни. Руфа услышала, как машина Эдварда со свистом вылетела со двора.
Затем этот звук был заглушен ревом тишины. Она стояла совершенно неподвижно, слушая этот страшный рев. Гнев прошел. Она чувствовала головокружение, ее слегка мутило. Тристан ушел. Она потеряла его, а она любила его больше, чем кого-либо на свете. Он любил ее, но она отшвырнула его любовь.
Она отказалась от своей любви ради Эдварда, а Эдвард считал ее немощным инвалидом. Как он мог, как он мог обсуждать их брак с Пруденс? Почему он мог небрежно болтать с этой старой расфуфыренной коровой за завтраком об их несуществующей интимной жизни и ни разу не поговорил об этом с Руфой? Конечно же, потому что Эдвард и Пруденс были любовниками. На протяжении многих лет они успешно занимались любовью. Он говорил ей, что звонит в Гаагу, а сам звонил ей, чтобы убедиться, что в их отношениях ничего не изменилось. Он считал свою молодую жену помехой и ошибкой. Возможно, он даже рассказал Пруденс об ее ночных кошмарах. Почему бы и нет? А она, идиотка, думала, что он никому не может признаться в том, что они не занимаются сексом. Тристан прав: жизнь их обоих — это огромная унизительная ложь.
Реальность исчезла, и в ее голове возникли образы Эдварда, Настоящего Мужчины, Тристана, бросившегося прочь от нее, оставив ей мир, абсолютно лишенный любви.
Она села, обхватила голову руками и рыдала до тех пор, пока не потеряла сознание.
Глава пятая
Она проснулась с бешено бьющимся сердцем от пронзительных звонков разрывающегося телефона. Придя в себя, она обнаружила, что спала, прижавшись одной щекой к кухонному столу и почти приклеившись к нему высохшими слезами. Солнечные лучи заливали кухню, проникая через окно над раковиной. Руфа вскочила, слегка пошатываясь, потому что одна нога у нее онемела. Если это Эдвард, она должна постараться говорить нормально.
— Алло? — проговорила она хриплым голосом.
— Ру, это Тристан. Прежде чем ты скажешь хоть слово, я хочу извиниться за прошлую ночь. Я вел себя, как дерьмо, и не достоин прощения. — Его голос был бодрым, умоляющим и очень энергичным. — Я заслуживаю того, чтобы меня проволокли по улице и устроили публичную порку. У тебя есть полное право швырнуть трубку и больше никогда не сказать мне ни слова — это окончательно разобьет мое сердце, но я заслуживаю этого. Алло? Ты меня слушаешь?
Руфа почувствовала, что мир вокруг вдруг снова стал цветным после того, как в течение многих месяцев он оставался черно-белым. Все сразу встало на свои места, и она вдруг заметила мерцающую красоту раннего утра.
— Да, я слушаю. Где ты?
— В Сайренсестере. Это длинная история. В сущности, мне нужно, чтобы меня довезли домой. Мне нужна моя кредитная карточка — она в бумажнике на туалетном столике. Ты можешь мне ее привезти?
Она засмеялась.
— Что, в конце концов, происходит? Зачем тебе нужна кредитная карточка?
— Дело в том… Послушай, только, пожалуйста, не злись: у меня возникли небольшие проблемы с машиной Эдварда, и мне нужно заплатить парню, который отбуксировал ее в гараж.
— Небольшие что?..
— Приезжай сюда, и я тебе все объясню, — сказал Тристан. — Все знать — значит все простить. Ты действительно не сердишься?
— Насколько сильно я должна сердиться?
— На самом деле, если честно, то очень сильно.
Руфа почувствовала, что вся переполнена радостью. Она почувствовала себя до смешного счастливой, какой не была уже Бог знает сколько времени. До этого момента она не осознавала, что забыла, что можно быть такой счастливой, а теперь она вспомнила. С нее словно спала вуаль или рассеялся окружавший ее туман.
— Лучше скажи мне, где ты, — сказала она.
* * *
Он ждал на переднем дворе гаража рядом с общественной автостоянкой. Как только она увидела его, ее сердце сжалось от сильного желания. Его белые джинсы и рубашка были перепачканы грязью, его длинные волосы с одной стороны спутались и почернели. Его лоб был заклеен пластырем. Он был необыкновенно красив. Она увидела все это, остановив свой «рено» около мойки.
Тристан бросился к ней, она выскочила из машины. Они не знали, как приветствовать друг друга, и стояли, смущенно глядя вниз.
Молодой парень в комбинезоне с коротко обритыми волосами и серьгой в ухе лениво направился к ним.
— Это она, да?
Тристан поднял голову.
— Да, это миссис Рекалвер. Вообще-то, это машина ее мужа.
— Я понимаю. — Парень многозначительно подмигнул им. — Вам придется объясняться с ним.
— Это Кен, — представил парня Тристан. — Он любезно согласился отбуксировать сюда мою машину в кредит. Кстати, ты привезла мою кредитную карточку?
— Тристан, что с твоей головой? Ты в порядке? — Руфа слегка коснулась пластыря на его лбу.
— Ему наложили швы, — пояснил Кен. — Я привез его сюда после аварии.
— Аварии?! Ради Бога, расскажи мне, что случилось? — встревоженно спросила она.
— Представляю, как вы разозлитесь, когда увидите свою машину, — снова ухмыльнувшись, проговорил Кен.
Он провел их мимо основного здания в пропитанный маслом гулкий гараж, сквозь трещины в бетонном полу которого пробивалась высокая трава. Вдоль одной стены были свалены проржавевшие банки с маслом и толстые мотки проволоки. Прямо перед ними стояла разбитая машина без переднего стекла и одной двери. Капот сложился в гармошку, а мешок безопасности бесформенно свисал с руля. Руфа вдруг осознала, что перед ней «лэндровер» Эдварда. Все закружилось у нее перед глазами.
Тристан схватил ее за руку.
— Извини, я должен был предупредить тебя.
— Боже правый… — промолвила она. Кровь отхлынула от ее лица. — Ты… Ты мог погибнуть.
— Ему повезло, — проговорил Кен, пристально глядя на Руфу. — Он отделался парой царапин.