стало тихо. В конце концов Рэйна сообразила, что, по мере того как надвигается близкий конец их так называемой учебы, между обитателями дома крепнет необычное напряжение. Странно, как инициация, к которой они подошли с твердым намерением сотрудничать, сама же вбила между ними клинья, порвав то, что вроде бы навеки их всех связало. Узы непринесенной жертвы. Атлас сказал, что их чары выдержат посвящение, однако сломалось нечто иное, не менее фундаментальное. Каллум остался жив, Либби пропала, и вот уже разваливается все остальное. Союз дал трещину, и особняк как будто этим подпитывался.
В одном Париса была права: жизнь внутри Общества бессмысленна. Не потому, что исследовать тут нечего, – Рэйна при желании могла бы счастливо прожить среди книг всю жизнь, но тогда ближайшие восемь лет, а то и до конца жизни она слышала бы презрительный смех Парисы, презирающей ее выбор остаться в библиотеке. Рэйна все отчетливей понимала несостоятельность своей единственной жизненной цели. Как алкоголь у Каллума, ее пороком было отсутствие воображения и амбиций. Ею вдруг овладел неимоверный стыд за то, что при всех своих уникальных силах сама она хотела только прятаться.
Париса сковырнула очередную болячку, и желание доказать ее неправоту стало дополнительным стимулом.
– Послушай, – обратилась Рэйна к Каллуму, который лежал головой на столе рядом с поданным на ужин каре ягненка, – эй, – она ткнула его в бок, и он, вскочив, прищурился на нее, а потом снова уронил голову на стол и утер губы рукавом. – Послушай меня.
– Что такое? – пробубнил Каллум в салфетку. – Я читаю.
Он и правда спал в обнимку с какой-то обмусоленной книгой, но читал ли он ее – спорный вопрос.
– Ты же исследованиями занимался.
– Передумал. А ты уходи. – Рэйна попыталась вытащить из-под него книгу и прочитать название, но Каллум отпихнул ее руку. – Сказал же, уходи…
– Ты читаешь о… физике? – Рэйна прищурилась на греческое название книги. – Ты греческий знаешь?
– Чего, – прорычал Каллум, – ты хочешь?
Ну и пускай. Не хочет рассказывать – не надо.
– Мне нужна твоя помощь.
– С чем? С книгой? Я занят.
– Нет, с… – Рэйна помедлила. – С планом. Мысленным.
– Для чего?
– На потом.
– Потом – это когда? – С Каллумом, если он не выспался, говорить было просто невозможно.
– Когда это закончится, – сказала Рэйна, обводя дом рукой. – Когда мы все вернемся назад.
– Назад. – Каллум медленно сел.
– Да. Общество не должно ограничиваться вкладом в архивы, – напрямую заговорила Рэйна. – Мир должен их увидеть.
Ответ разочаровал Каллума или разозлил. Наверняка он ожидал услышать нечто поинтереснее.
– Хочешь сказать, что Форум…
– Нет, я не имею в виду распространение. Я про активные действия.
– Действия, направленные… на что? Ты же вроде тут собиралась остаться? – Теперь он смотрел на Рэйну так, будто у нее лицо было вымазано едой или из него сочился свет.
Рэйна не стала обращать внимания.
– Придя сюда, мы неизбежно начали смотреть на вещи иначе. Мы удалились сюда из внешнего мира, чтобы потом вернуться и изменить его.
В коридоре нечленораздельно вопил филодендрон. О чем именно, Рэйна не могла понять, потому что ее мысли были заняты кое-чем очень волнующим. Скоро, понимала она, грядут перемены. К ней взывало нечто врожденное и атавистическое. Не для того ли она пришла в этот дом, в эти архивы? Не для того ли явилась на свет? Сам мир жаждал чего-то, некоего оживления, перерождения.
С какой стати в эпоху антропоцена, со всеми этими насилием и разрушениями, которые пришли с появлением машин и монстров, родилось дитя с даром слышать природу? Настало время колесу совершить оборот, а душе вселенной – обрести равновесие. Может, Далтон и изучал бытие, происхождение жизни, но ведь движение вперед – не возвращение к началу.
И суть его не в том, чтобы сплетничать с растениями, разрушать или создавать жизнь. По крайней мере, не так, как прежде заставляли делать Рэйну: требуя от полей давать все больше урожая. Вся суть в воскрешении.
И, как водится, в силе – в той самой, которой обладала Рэйна. Вскоре предстояло определиться: использовать ее дальше или похоронить. Это ставило философский вопрос: остаться здесь, наедине с книгами и исследованиями, изолированной от жадного, ненасытного мира, или же вернуться в этот мир с новой целью, глядя на него иначе, по-новому понимая себя и то, кто она.
Вот что значит быть Богом, решила Рэйна: не жить вечно, а восстановить порядок вещей, предварить эпоху чего-то нового.
Каллум тем временем таращился на нее.
– Ты хочешь, чтобы я… повлиял на мир? Не только на растительный, надо думать? – протараторил он, как будто слова наперебой спешили сорваться с его губ.
– Нет, не растительный. – На это филодендрон популярными словами выразил свое разочарование. – Я думаю, что мир так или иначе состоит из людей и того, что они изменили. Тебе ли не знать, – подумав, добавила Рэйна.
Каллум прищурился, как недовольный родитель.
– Обычно люди не согласны с тем, как я смотрю на вещи.
– Ты еще жив, – напомнила Рэйна.
Он отсалютовал ей воображаемым бокалом.
– Не то чтобы покушений не было.
– Нет, я о том, что… – она резко, раздраженно выдохнула, – ты живой, хотя должен быть мертв. Мы все сговорились тебя убить.
– Ну ладно, – протянул Каллум. – Прошу, не надо щадить моих чувств. Говори как есть.
– То, что ты жив и не мстишь, означает, что ты либо представляешь себе, как провести остаток случайно отпущенного тебе времени…
– Снова здорово… Прям режешь без ножа.
– Либо ты чего-то ждешь. Цели. – Рэйна пристально посмотрела на него. – И я пришла ее тебе дать.
Каллум откинулся на спинку стула.
– Вы что-то увлеклись своим комплексом Бога, мисс Мори.
– Это не комплекс, – в тысячный раз проворчала она. – Либо ты считаешь, что все произошло с тобой неслучайно, либо…
– Думаешь, я не хочу отомстить? – перебил Каллум.
Рэйна надула губы.
– Если хочешь, то у тебя плохо получается. Тристан жив. С ним все хорошо. У него даже рубашки не помялись.
– Как бы не так. У него все ярлычки колючие.
– Суть в том, что у тебя есть время, – подошла к заключению Рэйна, стараясь не кипеть: ее сильно раздражало то, как Каллум имитирует душевные метания, хотя по всем признакам он был банально недоволен жизнью и, совсем как в поговорке, активно топил горе в вине. – У тебя есть время, иметь которое тебе не полагалось. Так как ты им распорядишься?
– Да вот подумал: может, еще одну яхту прикупить.
Рэйна одарила его взглядом, полным чистейшей и полнейшей ненависти.
– Ладно-ладно, – сказал Каллум. – Понятия, мать его, не имею. Пока я просто порчу дела Блэйкли, а что потом – не
