воздух и выныривая из транса, проговорил Далтон. Покидая астральный план, Париса и сама на миг потеряла равновесие. Услышав голос Далтона, она снова покачнулась, резко вздохнула и закашлялась, подавившись слюной. В трепещущем свете чувствовалось что-то нездоровое, от него будто исходил неприятный запах. Парису затошнило, дыхание сперло.
Не успела она отдышаться, как снова онемела, увидев, что Принца больше нет. Та тень – призрак – куда-то подевалась, однако все еще чувствовались его присутствие и опасность, которую она несла, как чувствуется, когда в доме есть кто-то посторонний. Париса ощущала его мысли и странный ритм, в котором они сталкивались, схлестывались, судорожно кривились и взрывались. Что такое фантом творил со стенами комнаты? Что за фигуры пустил по ней плясать и таять? Он словно общался с домом и пил его воспоминания. Комната дышала, причитая и взвывая; мышление, которое когда-то управляло домом, сгинуло в огне чего-то заразного, тлетворного, гротескного, если не сказать – безобразного и нелепо раздутого. Дом всегда обладал разумом, но не таким. Агония, экстаз – что бы его ни охватило, – были ему неведомы, ведь он не жил.
Это вообще реальность? Ошеломленная, Париса смотрела на Далтона, по безупречному лбу которого стекали крупные капли пота. Ее излишне резко выдернуло из его сознания. Туман окутывал все вокруг, проникая в ее голову и притупляя телепатию. Краем глаза Париса то и дело видела проблески иной жизни, другой версии мира. Сон внутри сна.
– Быстрее приведи Атласа, – сдавленно прокричал Далтон, – скорее!..
Грохнули двери у нее за спиной, анимации вдоль стен взметнулись вверх, подобно языкам пламени, и архивы содрогнулись. Далтон спешно и грубо оттолкнул Парису в сторону, и она ударилась о стол. Синяк потом не сходил несколько дней.
– У тебя несколько секунд, – сказал Далтон кому-то позади нее, – если не меньше…
– Сядь, – велел Атлас; сквозь налет спокойствия в тоне его голоса проскальзывала мягкость. – Сиди, я вхожу. – Он искоса взглянул на Парису как на какую-то помеху. – Уйди.
Париса с трудом выпрямилась и посмотрела сначала на одного, потом на другого.
– Но…
– Уйди, – прорычал Далтон, и Атлас жестко усадил его на стул.
«Иди», – мысленно приказал Атлас Парисе, и она снова ощутила легкий импульс, инстинкт повиноваться его требованию.
Париса вылетела из читального зала. Сердце бухало в груди, легкие горели, а она машинально, инстинктивно устремилась куда-то, чтобы вспомнить, где она, кто она, и сорвать злость на чем-нибудь, на чем угодно…
В преследующем ее кошмаре Париса не успевала досмотреть, чем все закончилось, что было после того, как она проснулась, после того, как прибежала к Нико, охваченная диким смятением, лихорадочно ища, где отдохнуть, успокоиться. Казалось, дом преследует ее, усиливая напряжение и не давая расслабиться, постоянно напоминая о том, что он видел. «Дура, – казнилась Париса, – нарушила собственные правила, задержалась надолго и прикипела…»
Париса прижала ладонь к груди, вздохнула и выдохнула.
Вдох, выдох. Снова. Она сосчитала до двадцати и легла, закрыв глаза и постепенно засыпая.
«…Не способна любить, да?»
Из тумана сна донесся голос Далтона.
«Я же просил не лезть, – буйствовал он. – Велел тебе держаться от меня подальше…» В ответ Париса горько рассмеялась. Она не так это запомнила, но, видимо, Далтон, после того как год назад спас ей жизнь, раскрыв тайную игру Общества, считал, что теперь она отдает ему свое сердце.
Как это типично для всех мужчин. До одури разочаровывает. «Когда вообще речь шла о любви?»
«А о чем она тогда вообще идет?»
О силе. Всегда о ней. Париса уступила в тот момент, когда задержалась тут. Охренеть как сильно задержалась в этом проклятом доме.
Париса снова распахнула глаза, проигрывая в голове воспоминания. Что за чудо этот разум. Когда надо, он очень, очень помогает.
– Что это было? Другая версия тебя в твоей голове? – спросила Париса у Далтона в реальной жизни. – Я думала, это просто анимация.
Это была их первая беседа после ошибки, которую она допустила, связавшись с приятелем Нико, сноходцем, и неверно его оценив. Глупое сердце, екнуло слишком сильно, и рука Парисы дрогнула.
– Это и была анимация, – сдержанно ответил Далтон, – и одновременно нет.
Перед этим прошло несколько дней, почти неделя. Время тянулось медленно, просто ползло, а Париса ждала, что Далтон сам явится и все объяснит. Молчание угнетало, давило, вскрывая слабость, обнаруживая щель в броне или, что куда опаснее, уязвимое место там, где Париса и не подозревала.
Она терпеть не могла наказание молчанием. Это была любимая тактика ее сестры Мехр: та, хоть и считалась глупой и некрасивой, имела талант к садизму.
– Я попросил Атласа сделать это, – объяснял Далтон, почти став к тому времени самим собой. По крайней мере, он больше не корчился. – Я должен был закончить исследование, но архивы кое-что мне не давали.
Он пристально и многозначительно посмотрел на Парису. Ему явно что-то было нужно от нее, однако он сознательно об этом умалчивал.
– Не понимаю. Эта штуковина внутри тебя… была тобой? – нахмурившись, спросила Париса. – Аспект твоего сознания или…
– Да, часть меня. Мои… – Далтон умолк, отведя взгляд, – мои амбиции, если так можно сказать, мой голод.
Взять и отсечь кусочек Далтона, часть его личности, самой души, – это далеко за пределами способностей телепата, даже такого, как Атлас. Если только он не пускал Парисе пыль в глаза, намеренно принижая свой дар. Что вряд ли.
– Как это у него получилось?
– Мне пришлось ее анимировать, – с отвращением признался Далтон. – Частичку себя. Этот… изъян. – Его передернуло. – Я оживил его и отрезал от остальной части сознания. А потом изо всех сил постарался забыть, что он есть.
Сам провел себе же операцию. Понятно, откуда такое отвращение.
– И что дальше?
– Атлас сотворил чары внутри моего разума и по моей просьбе заточил в них ту частичку меня. – Далтон провел ладонью по губам. Он словно постарел, выглядел уставшим. – Мы сошлись на том, что это лучший способ. Единственный. Я решил… – Еще пауза. – Я решил, что это просто осколок меня. Небольшой кусочек.
«Брешь в броне, – подумала Париса. – Забавно, как подобные вещи со временем понемногу тебя подтачивают. Хватило крохотной трещинки, чтобы разрушилось все основание».
– Так, значит, это ты создал анимацию Роудс? – спросила Париса.
– Да. Так или иначе, это был я. – Далтон стиснул зубы. – Я не предусмотрел, что в мое подсознание можно проникнуть из того уголка разума, где я его запер. Я знал, что своими силами ему не сбежать, просто не думал…
– Он, – эхом повторила Париса. Далтон говорил об удаленной части себя как о чужом человеке. Видимо, если медита уровня Далтона расщепить надвое, получатся два полноценных мага.
