— Я вспомнил об одном парне из Техаса, который всю жизнь покупал только «Кадиллаки» и, отъездив несколько лет, закапывал их у себя на ранчо, но не полностью, а так чтобы были видны крыши и стекла, — сообщил Джордино.
— Думаю, этот скот здесь поместили не из любви к искусству, если такое вообще можно назвать искусством.
Они протиснулись к ближайшей юрте размером вдвое больше обычной. Диаметр ее составлял никак не меньше ста футов, а высота — больше десяти. Питт отыскал выкрашенную белой краской входную дверь, расположенную, как и в любой монгольской юрте, с южной стороны. Он постучал костяшками пальцев по косяку, крикнул по возможности веселее: «Привет! Есть тут кто?» Стук его отозвался внутри тонким эхом, сама дверь даже не качнулась. Питт положил ладонь на ткань, надавил, но и она не подалась внутрь, словно изнутри ее что-то подпирало.
— Ничего себе матерчатая избушка. С места не сдвинешь, — заметил он.
Ухватившись за край материи, он оторвал ее от внутреннего каркаса. Под материей находился тонкий слой войлока, Питт оторвал часть и от него. Обнажилась металлическая поверхность, также выкрашенная в белый цвет.
— Накопительный бак, — сказал Питт и провел по металлу ладонью.
— Думаешь, в нем вода?
— Нет. Скорее нефть, — ответил Питт, отходя в сторону и оглядывая другие лжеюрты необычного поселения.
— Как жилища они, по стандартам кочевников, великоваты, но в качестве нефтехранилищ слишком малы, — заметил Джордино.
— Гарантирую — мы с тобой видим только верхушку айсберга. Основные емкости хранилищ находятся под землей, вкопаны футов на тридцать или все сорок. Юрты — всего лишь макушки.
Джордино протер основание резервуара, нашел небольшой камень, постучал им по металлу. Отозвалось долгое эхо, свидетельствующее о громадном объеме нефтехранилища.
— Здесь пока пусто, — буркнул Джордино, отошел на несколько шагов и с силой запустил камень в следующую юрту. Камень отскочил от нее, произведя аналогичный тонкий звук. — И там тоже пусто, — резюмировал он.
— М-да... Вот тебе и попили кофейку, — произнес Питт.
— На кой черт и кому понадобилось возводить в центре пустыни нефтехранилища да еще камуфлировать их под поселок?
— Возможно, мы находимся рядом с китайской границей, — предположил Питт. — Кто-то ворует у китайцев нефть и хочет скрыть свои действия. Аэрофотосъемка или спутниковая съемка подделки не выявят. На снимках поселение будет выглядеть как настоящее.
— Раз хранилища еще пусты, значит, нефтяные скважины пока не пробурили. Или они еще не заполнились нефтью.
Блуждая по фальшивой деревне, они быстро выяснили, что воды и пищи здесь не найдут, и таинственность поселения утратила для них свое очарование. Они прошли по всему ряду юрт в надежде обнаружить, помимо нефтехранилищ, тайники с запасами, но поиски оказались безрезультатными. Все юрты скрывали под собой гигантские резервуары, как минимум наполовину закопанные в песок. Только в последней они обнаружили открытую дверь, вошли внутрь и увидели насосную станцию, тоже вкопанную в землю футов на двадцать. От торчащей из земли огромной, четырехфутовой, впускной трубы тянулся лабиринт труб к следующему накопительному резервуару.
— Подземный нефтепровод, — заметил Питт.
— Землю рыли при помощи туннельной буровой установки, — проговорил Джордино. — Одну из таких я совсем недавно видел. Не напомнишь где?
— Вполне возможно, у наших друзей из нефтяного концерна «Аварга», на их территории под Улан-Батором. Я все время думаю об их шашнях с китайцами, только ни одного вразумительного вывода не могу сделать. Одни предположения.
Усталые и разочарованные неудачными поисками еды и питья, они снова замолчали. Восходящее солнце принялось накалять песок и камни возле фиктивного поселения. Измотанные ночным переходом, ослабевшие от нехватки пищи и воды, друзья поступили мудро, решив отдохнуть. Надрав кусков войлока с одного из резервуаров, они кое-как смастерили пару толстых матрасов и разлеглись на них в тени насосной станции. Самодельные постели казались усталым мышцам пуховыми перинами. Очень быстро сон унес их.
Когда они наконец пробудились и поднялись, слепящее, похожее на флуоресцентный шар солнце клонилось к западной линии горизонта. Сон не восстановил их энергетический запас, и деревню они покидали в состоянии полудремы. Каждый небольшой подъем требовал заметных усилий, но они заставляли себя пусть медленно, но двигаться вперед. Ступали они тяжело, словно во время сна успели постареть лет на сорок. Питт, в очередной раз сверив по часам и солнечным лучам маршрут, убедился, что движутся они в правильном направлении, на запад. Недавняя мысль о том, чтобы идти вдоль подземного трубопровода была ими отброшена. Шли они молча, погруженные каждый в свои угрюмые думы, наклоняясь всем телом и старательно ставя ногу, дабы не поскользнуться и не упасть.
Постепенно начинали задувать ветры, тыча их в спину, толкая в бока, закручивая на месте, словно подготавливая к появлению иной, еще более грозной силы. Северный ветер принес с собой холод. Они захватили с собой по нескольку кусков войлока, окутали ими головы, набросили на себя как пончо. Питт наметил очередной ориентир — темневшую вдали скалу, избитую ветрами, придавшими ей некоторое сходство с буквой S. Солнце неуклонно клонилось к горизонту, и они из последних сил волокли ноги, стараясь успеть добраться до цели к ночи. Питт знал — поднявшийся ветер скроет от них главный ориентир, Полярную звезду, а блуждать в таком состоянии да еще в кромешной тьме не хотелось.
В мозгу начала бесконечно повторяться раздражающая мантра: «Иди, или умрешь», — толкавшая Питта вперед. Обожженное солнцем обезвоженное горло саднило, но он старался не думать о воде. Он бросил взгляд на Джордино. Тот шел вперед, нагнув голову как буйвол, но глаза у него были полусонные. Все незначительные остатки их физической и умственной энергии сосредоточивалась сейчас на движении ног, на преодолении одного фута за другим.
Время, казалось, перестало существовать, равно как и сознание. Питт чувствовал, что глаза его открыты, но не мог точно сказать — спит или нет. Он не знал сколько времени находился в забытьи, но, с трудом повернувшись, опять увидел, как Джордино едва тащится рядом с ним, и немного успокоился. В мозгу завертелись обрывки мыслей, эпизоды из жизни. Он вспомнил о своей жене Лорен, работавшей в библиотеке конгресса в Вашингтоне. Любовниками они были уже много лет, а поженились совсем недавно. Питт счел свои путешествия по земному шару занятием прошлым и невозвратным и решил осесть. Она же хорошо понимала — его неутолимая страсть к кочевой жизни не исчезнет, как бы он себя в этом ни убеждал. «Она у него в крови», — думала Лорен. И была права. Через несколько месяцев после перехода на работу в руководство НУМА Питт загорелся идеей управления агентством из вашингтонской штаб-квартиры. На нее его натолкнула Лорен, отлично понимавшая, как счастлив он со своей первой любовью, морем. Она уверяла его, что непродолжительная раздельная жизнь пойдет им только на пользу, укрепит их отношения. Хотя, конечно, сама не верила в то, что говорила. Он последовал ее совету, успокаивая себя мыслью: «Мой отъезд сделает ее свободнее, даст ей возможность уделить больше времени работе и сделать хорошую карьеру на Капитолийском холме». Как показывала практика, его отъезд грозил сделать ее вдовой.
